Захириддин Мухаммед Бабур, основатель империи Великих Моголов, в начале был, как известно, правителем Ферганы, вырос в том ареале, где соприкасается нынешний Кыргызстан с Узбекистаном. Он любил эти края, охотился в горах Алая, пил воду Акбуры, которую в своих мемуарах «Бабур-наме» называет Андижанской рекой.
История Великих Моголов полна драматизма и захватывающих зигзагов судьбы. Жалко, что о судьбах могольских завоевателей ничего не знал Шекспир. Накал страстей в их жизни по драматизму ничем не уступает истории Короля Лира, Макбета или датского принца Гамлета. После внимательного изучения жизни и завоевательных походов Бабура и его потомков по-другому начинаешь смотреть и на наши края, особенно на благодатную Фергану, на Андижан и Ош, на Алайские горы, на Узген и Мады, на Аксы.
Именно эти места оставили неизгладимую память в сознании молодого Бабура, оказали глубокое воздействие на его человеческое становление. Там рождались его великие замыслы, вынашивались честолюбивые планы. Он состоялся как человек и как пассионарий в золотом треугольнике, который держится на трех древних ферганских полисах - Фергане, Оше и Андижане. С малых лет Бабур дышал воздухом этих краев, впитал в себя то, чем жили и что от своих предков унаследовали обитатели этого благодатного региона. Сидя в миниатюрной, столь любимой им ротонде на Сулейман-горе, он бросал мысленные взгляды то на запад, то на восток, но больше - на непокоренный юг…
Блуждающая судьба завоевателя в конечном итоге привела Бабура в Афганистан, затем на громадный, издыхающий от тропической жары индийский субконтинент, напоминавший ему кипящий паровой котел. Здесь было все по-другому, совсем не так, как в Фергане, Оше, Кабуле и Самарканде. И ему предстояло завоевать Индию и жить там, а потом бразды правления созданной им империи передать наследникам, вошедшим в мировую историю как Великие Моголы.
О родных ему краях Бабур не переставал думать, мысленно вновь и вновь к ним возвращался, не скрывая до конца жизни свою тоску даже после завоевания им Афганистана и Индии. Судя по знаменитому «Бабур-наме», мемуарам Бабура, родные с детства места для него остались как бы мерилом земной красоты, эталоном, с которым он поневоле сравнивал страны, входившие в его громадную империю от Герата до южной оконечности Индии, подчинившиеся его жестокой власти и железной воле.
В жизни Бабура оказалось немало событий и поводов для своеобразного личностного раздвоения. С юношеских лет он с неукротимой страстью мечтал завоевать Самарканд - цитадель и тронное место его великого прапрадеда Тамерлана по отцовской линии, но это ему не удалось. Трижды этот легендарный город был в его руках, и трижды он терял его из-за узбеков, которые на рубеже 15-16 веков консолидировались как нация и выдвинулись на историческую арену под предводительством Шейбани хана, прямого потомка Чингисхана. Они выступили против конных туменов Бабура, вынудив его покинуть не только Самарканд, но и родную ему Фергану, Андижан и Ош. Путь, пролегавший через перевал Зардалы, что находится в нынешней Баткенской области, привел Бабура в Кабул, опять же в поисках своей судьбы…
Говоря другими словами, Бабуру не удалось жить и царствовать там, где он хотел, а пришлось создавать огромную империю там, где ему многое не нравилось. Субтропическая Индия, завоеванная им в 1525 году после единственного решающего сражения и феерической победы в местечке Панипат, что недалеко от современного Дели, не могла ему нравиться. Прежде всего, ее климат. Хотя Бабур жил и рос в цветущей долине, его сердце было в горах; он был горец по духу, воинствующий кочевник по образу жизни.
Получилось странное дело: он в Панипате победил армию, численностью в десять раз превосходящую его собственную, но, как говорится, счастья не было… Огромный континент лежал у его ног; богатства, розданные его храбрым воинам в Агре, столице Индии того времени, были несметными. Но сподвижники буквально через несколько дней после Панипата, сели на коней, собрались огромной толпой у его ставки и ждали только одного - приказа падишаха вернуться назад в Кабул. А еще лучше - в Ош и Андижан, если даже войной.
И тогда Бабур еще раз вспоминает, откуда родом его победоносные всадники, каким воздухом они привыкли дышать, какие плоды привыкли вкушать. Большинство были коренными горцами, либо выходцами из предгорных долин с сухим континентальным климатом, с климатом благодатной Ферганы и Оша. И Бабуру предстояло сказать своим воинам, своим храбрым всадникам неприятную вещь: необходимо и дальше оставаться в Индии. Придется обосноваться на новой, неведомой ранее земле, чтобы держать ее многомиллионный народ в твердой власти.
Как показывают факты, среди ближайших сподвижников Бабура, в рядах его знаменитой конницы наряду с представителями других народов были и этнические кыргызы. А они всегда были отменными всадниками, их жизнь фактически проходила в седле. Кроме того, многие кыргызы приняли участие в завоевательных походах легендарного прапрадеда Бабура, Амира Темира или Тамерлана, в Малую Азию, что зафиксировано в историографических миниатюрах персидских придворных художников 15-16 вв. Одна из них называется «Тамерлан принимает гостей в честь своего восшествия на трон в апреле 1370 года». На ней хорошо видно, что среди сановных гостей падишаха немало кыргызов. Эта работа ныне хранится в Балтиморе, в библиотеке Университета Джона Хопкинса. Ну, а сохранившееся доныне захоронение кыргызских воинов в турецком городе Изник известно многим, там даже построен мемориал.
В своей удивительной книге «Бабур-наме» автор много пишет о кыргызских краях. О том, как судьба его забрасывала то в Аксы, то в Узген, то в Мады. В книге он с немалой гордостью рассказывает о том, как взял Мадыйскую крепость после ожесточенного сражения, как ездил в Алайскую долину, как сражался за Узген и т. д.
В описаниях Бабур довольно подробно останавливается на каждом из своих соратников, сподвижников своего отца, дает им характеристики, указывая и на сильные и слабые их стороны. А близкое окружение Бабура состояло из людей, лично ему преданных, способных умело воевать, крепко держаться на коне, работать с саблей. Его нукеры, джигиты, нойоны представляли разные регионы, племена и роды, а ему, Бабуру, приходилось быть, как говорят, интегратором, настоящим интернационалистом.
Бабур, военачальник и стратег, был редким космополитом, если применимо к нему это слово. Из «Бабур-наме», где он, по собственному признанию, обо всем пишет так, «как есть и как было», видно, что люди ему больше интересны как представители территорий и регионов, а не народов или народностей. Поэтому он только об узбеках говорит как бы обобщенно и явно неприязненно, и то, наверное, потому, что они ему досаждали сопротивлением везде и всюду, вынуждая нарушать планы и отказываться от вожделенных замыслов. В остальных случаях его интересовал, подчеркну, прежде всего, человек, его воинские и личные способности.
О себе Бабур не любил говорить в национальном контексте, хотя в его жилах текла голубая кровь Чингисхана и Тамерлана. Он был настоящий монгол (но с турецкой примесью), потому что его прапрадед Тамерлан был этнический монгол из рода Барлас. Но в том и дело, что Бабур не любил, когда о нем говорили как о монголе, однако терпел, когда говорили о нем как о турке. По материнской линии он и был турком, но род опять же восходил к отуреченным чингизидам, а именно Чагатаю.
Так вот среди его ближайших сподвижников были представители самых разных регионов и этнических групп. Поскольку для падишаха не имело большого значения, из какого ты этноса, то и нойоны Бабура на это обстоятельство особо не напирали. Но из их двух- или трехчленных имен явственно вытекало, откуда и из какого племени или местности тот или иной воин или военачальник. В те времена почти все более или менее известные люди придерживались старой персидской традиции ношения фамилии и собственного имени. Например, трехчленное имя Султан Малик Кашгари указывало на то, что это сподвижник отца Бабура родом из Кашгара. Или имя Турду Мухаммед Кыпчак, также приближенного Бабура, о котором он пишет в своих мемуарах, говорит о том, что этот человек из кыпчакских племен. Имя Жахангир Барлас со всей ясностью говорит о том, что данный человек из монгольского племени Барлас. Таких примеров в «Бабур-наме» очень много.
Целый ряд нойонов основателя династии Великих Моголов, скорее всего, были кыргызами, хотя, судя по их именам, они предпочитали носить имена своих родов или племен. Таков, к примеру, правитель Оша времен Бабура Ибраим Сару, которого падишах называет «одним из самых любимых беков». Таковы Шерим Тагайи или Мухаммед Дост Тагайи, являющиеся самыми доверенными людьми Бабура.
«Время было почти полдень, когда со стороны Гава показались Ахмат Кушчу и четыре всадника, державшие путь в сторону Аксы…», - так начинается эпизод, запомнившийся Бабуру, который однажды скрывался в горах Аксы, недалеко от ущелья Кен-Кол. Невозможно в точности сказать, идет ли речь о кыргызском Кен-Коле. Но ясно, что Ахмат Кушчу, Кадырберди, Камбарали, выручившие отчаявшегося в тех горах Бабура и указавшие ему верную дорогу в Андижан, были местными кыргызами.
Интересны сведения о любителе игры на комузе (у Бабура - копуз) Сайид Юсуф Улакчы. Вот что пишет о нем в своих мемуарах родоначальник Великих Моголов: «Его дед, по-видимому, из монголов, и пользовался расположением самого Улугбек Мырза… Он неплохо играл на копузе. Когда я впервые вступил в Кабул, он был со мной. Улакчы всячески заслуживал патронажа, и я ему присудил высокий ранг. В первый же год, когда моя армия вступила в Индостан, я оставил за ним Кабул, где он позднее ушел в мир иной». Хочу пояснить читателям, не сведущим в родо-племенном делении кыргызов, что слова тагай, кыпчак, ичкилик, кушчу, сару, чакрак, дуулат, аргын, канглы обозначают названия крупных кыргызских племен, существующих поныне. Представители их составляли близкое окружение Бабура.
Читая мемуары Бабура, становится понятно, что основатель династии Моголов, несмотря на свою жестокость в бою, был человеком весьма утонченным, любящим поэзию, ценящим музыку, глубоко мыслящим. Он даже в своих военачальниках всегда выделяет талант играть на каком-нибудь музыкальном инструменте или сочинять стихи. Особенно он ценил тех, кто играл на комузе. Иначе он не попросил бы в своей резолюции на важном финансовом документе о состоянии казны в Дели и Агре, поступившего от визиря Ахмата Афшара, прислать музыканта, играющего на комузе.
Комментируя выдержки из книги Бабура, мне хотелось бы особо остановиться на этнониме «моголы» или «монголы». На всех языках он употребляется, как правило, во множественном числе. Кыргызы это слово также употребляют только во множественном числе - монолдор. Но в мемуарах речь идет об отуреченных монголах, давно вписавшихся в местный родо-племенной ландшафт. Переводчик «Бабур-наме» на английский язык и один из крупнейших знатоков истории династии Бабура, тюрколог Уилер М.Трэкстон совершенно резонно замечает, что ко времени автора «Бабур-наме» в Трансоксиане (это примерно южные регионы современного Узбекистана и Кыргызстана) да и на других некогда завоеванных Чингисханом территориях, не было ни одного говорящего на родном языке монгола. «Во времена Бабура монголы давно говорили на тюркском, и вряд ли хоть кто-нибудь вообще мог связать пару слов на своем родном; все этнические монголы не различали себя от тех тюркских племен, с которыми жили бок о бок», - утверждает У. М. Трэкстон.
Лучшим тому примером был сам Бабур. Он говорил и писал свои мемуары и стихи на чагатайском наречии тюркской семьи языков, хотя по крови автор «Бабур-наме», безусловно, тюрко-монгол, относящийся к тимуридам. И никак не этнический узбек, ни тем более кыргыз. В связи с этим отмечу, что в родо-племенной структуре современного кыргызского народа по сей день существует мощный и весьма разветвленный род монолдоров. Разумеется, основываясь на этом факте, Бабура можно было бы объявить кыргызом, но это будет не очень корректно в научном плане, ибо монгольские вкрапления имеют место среди и узбеков, и кыргызов, и казахов.
Теперь о Могулистане, о котором также любят писать и говорить историки. Где находился этот самый Могулистан? По утверждению того же Трэкстона, Могулистан как таковой сформировался после 1340 года, когда каганат Чагатаидов разделился на две части: Трансоксиану под управлением Касан хана (1343—1346 гг.), и Могулистан, охвативший Таласский и Чуйский регионы, бассейн озера Иссык-Куль, регионы реки Или, Лоб-Нор и ныне китайской местности Манас. Ханом данной обширной территории являлся представитель знаменитого дуулатского клана Туклук-Темир (1347—1363 гг).
Отсюда ясно, что этнические монголы эпохи Бабура уже не были чистыми монголами времен Чингисхана, представляя фактически народы или этнические группы, с которыми они жили вместе. Это касается и кыргызских монолдоров, отдельные представители которых состояли на службе у Бабура, принимали непосредственное участие в его знаменитых завоевательных походах и полностью ассимилировались там, где оставались жить.
Этот факт еще раз подтверждает старую истину о том, что мы, кыргызы, как народ, складывались из разных племенных, даже этнических структур. На глубокий синтез единой нации ушли многие столетия.
