"Найден на улице без сознания"

В Петербурге скончался журналист Николай Андрущенко, найденный месяц назад на улице с травмой головы. 73-летний соучредитель газеты "Новый Петербург" находился в коме и умер, не приходя в сознание. Андрущенко писал о коррупции. Ранее на него было совершено нападение.

Андрущенко обнаружили без сознания 9 марта на одной из улиц Петербурга. Диагностировали черепно-мозговую травму. В интервью Радио Свобода главный редактор "Нового Петербурга" Денис Усов уточнил, что о причинах травмы, из-за которой Андрущенко впал в кому и умер, ничего неизвестно. А за две недели до этого на журналиста напали неизвестные и требовали у него документы, связанные с публикациями, большинство из которых были неэффективной борьбе с коррупцией:

– СМИ писали, что Андрущенко умер после нападения…

– Тут надо внести ясность. 9 марта он был обнаружен на улице с черепно-мозговой травмой в бессознательном состоянии. Что происходило до этого, к сожалению, установить невозможно, – его нашли прохожие в таком виде, и больше он в сознание не пришел, – и, насколько я знаю, полиция не занималась какими-либо расследованиями. Во всяком случае, к нам в редакцию с такими вопросами не приходили. Прошел почти месяц, и он скончался. А буквально за неделю-две [до того, как Андрущенко был найден на улице] на него было совершено нападение, когда неизвестные подкараулили его у дома, избили и требовали представить какие-либо документы, связанные с его последними публикациями, касающимися его расследования. Но он и им сказал, и нам, что никаких документов на этот счет у него не было, – работу он проводил "со слов", и документы ему не передавались, и отдать нападающим было нечего.

– А с чем связано его расследование?

– Он всегда очень скрытно вел расследования и готовил материалы, так что никто из коллег даже толком не знал, чем он занимается, с кем встречается. Известно лишь, что напавшие на него люди требовали документы, которые мог передать некий генерал МВД Пантелеев, с которым Андрущенко общался, когда готовил эти публикации. Вот и все, что можно сказать определенного. Редакция пыталась разыскать этого генерала, мы даже публиковали объявление в газете, чтобы генерал опять вышел на связь, но оказалось, что найти его невозможно.

– ​То есть Андрущенко даже не намекал, о чем будет его следующий материал?

– Насколько я понимаю, у него требовали материалы по тем публикациям, которые им уже были сделаны.

– ​О чем он писал?

– Последние материалы, с которыми можно как-то связывать эти нападения, касались взаимодействия высокопоставленных чиновников МВД и ФСБ, то есть, скорее, о конфликтах, которые у них там возникали.

– Какие-то угрозы, в адрес Андрущенко, в адрес редакции, поступали?

– Нет, никаких угроз в адрес редакции за последние годы не поступало. Издание аккуратно старается вести журналистскую деятельность.

– ​Вы будете настаивать на возбуждении уголовного дела из-за смерти Андрущенко?

– У нас средний возраст сотрудников редакции – 80 лет, наверное. Все ходят с палочками, и просто некому этим заниматься. Мы знаем, что правоохранительные органы у нас сами по себе не работают, и надеяться, что кто-то проведет расследование, до чего-то докопается, не приходится. Тем более, Андрущенко был человеком достаточно сложным, его ненавидели в этих структурах, поэтому говорить, что кто-то может быть заинтересован в каком-то расследовании, совершенно бесполезно.

– ​Каким он был человеком, каким он вам запомнится?

– Он был чрезвычайно сложный человек. Нельзя сказать, что он был душкой. С ним трудно было соглашаться по очень многим вопросам, за исключением его правдивых и принципиальных публикаций. Лично у меня с ним были общие точки соприкосновения, только связанные с его подходом к журналистике, и больше ни с чем. Он утверждал, что в советские времена был агентом БНД, западногерманской разведки, что у него даже был там псевдоним Степан Разин, и что он как агент влияния работал против каких-то советских коммунистических структур. Но наша газета объединяла людей совершенно разных, с диаметрально противоположными взглядами, и это давало возможность не находиться в дружеских отношениях с теми, кого я бы относил к категории идеологических врагов, – рассказал главный редактор издания "Новый Петербург" Денис Усов.

Петербургский публицист Александр Скобов в интервью Радио Свобода заявил, что считал Андрущенко своим "идеологическим и политическим противником", но уважал за критику власти:

– Он старался разоблачать ее преступления и в этом плане давал власти поводы его не любить. Нападение наверняка связано с его профессиональной деятельностью, общественной и гражданской позицией, это очевидно. И его смерть, конечно, связывается с нападением.

– ​Почему вам не была близка идеологически газета "Новый Петербург"?

– Это газета консервативная, она принадлежит к направлению, которое сейчас принято называть государственническо-патриотическим и включает определенный национализм, долю сталинизма. Конечно, это не мое. Но я понимаю, что с этих позиций тоже можно критиковать власть, и эта газета с властью с этих позиций конфликтовала, – говорит публицист Александр Скобов.

Николай Андрущенко был депутатом Ленсовета в 1990–1993 годы, тогда же он стал одним из учредителей газеты "Новый Петербург". В период с 2007 по 2009 годы журналиста обвиняли в экстремизме, клевете и оскорблении представителей власти. Сам Андрущенко вину отрицал.

"Новый Петербург" существует с 1990 года. В 2007 году выпуск газеты прекратили после предупреждения от надзорного ведомства и возобновили в 2009 году.

В последнее время "Новый Петербург" писал об акциях протеста и печатал воспоминания журналиста Дмитрия Запольского о связях "бандитского Петербурга" с городскими властями в 1990-е годы.

В июле 2015 года Николай Андрющенко был гостем программы "Петербург Свободы", где с Виктором Резунковым рассуждан о том, как КГБ захватывал власть и когда у Путина появилась страсть к наживе?

– Николай Степанович, как вы стали депутатом Ленсовета и в какой комиссии работали?

– Депутатом я стал в 1990 году, причем совершенно случайно. Рядом с моим домом на Литейном в кинотеатре "Родина" что-то делал кинорежиссер Владимир Бортко, и это имело какое-то отношение к выборам. При нашей встрече он сказал, что еще один округ свободен, и рекомендовал мне принять участие в выборах: "Давай, Степаныч!" Так, совершенно без какой-то моей личной инициативы я, пройдя выборы и будучи избранным, оказался в составе депутатского корпуса.

Я был в комиссии по экологии, где работали одни из наиболее известных сегодня в стране людей Владимир Чуров и Игорь Артемьев. Владимир Чуров, нынешний глава Центризбиркома, был очень скромным, тихим и неактивным человеком, а Игорь Артемьев, нынешний глава Антимонопольной службы, наоборот, обладал четко выраженными, резкими манерами. Будущее Владимира Чурова определило то, что он раньше всех перешел в Комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, который возглавлял товарищ Путин.

– Депутат Ленсовета Марина Салье рассказывала, что после проведенного депутатами расследования было установлено, что и Владимир Чуров, и Игорь Артемьев работали на КГБ. Вам что-нибудь известно об этом?

– Об этом мне стало известно из встреч с Мариной Салье и другими депутатами уже после того, как Ленсовет разогнали в 1993 году. Известны именно разговоры на эту тему, но о таком расследовании, будучи депутатом, я не знал.

– Вы имели какое-нибудь отношение к расследованию Мариной Салье деятельности Владимира Путина в бытность его руководителем Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга?

– Нет, не имел. После событий 1993 года я имел отношение к расследованию деятельности Анатолия Собчака, как один из свидетелей. Давал показания, насколько я помню, по пяти-шести эпизодам незаконной приватизации, в том числе одного из зданий рядом с местом, где я живу, рядом со Спасо-Преображенским собором.

– Вам приходилось сталкиваться с Владимиром Путиным во время своего депутатства в Ленсовете?

– Сталкивался неоднократно, поскольку до Ленсовета я закончил спецкурсы английского языка и работал на ряд шведских фирм. Я сталкивался с ним именно по специальности, как с заместителем председателя Ленсовета по международным связям. Сейчас я подготовил черновик книги под названием "57 встреч с Владимиром Владимировичем". В декабре этого года нашей редакции исполняется 25 лет. Если она получит какие-то дополнительные денежки, то надеюсь, что эта книга будет издана.

– Можете рассказать об этих встречах?

– Тут нет ничего сенсационного. Они были чисто рабочими, касались моих давнишних связей с ним еще по моей работе, когда я был физиком, работал в Финляндии и в Швеции, занимался привлечением шведских инвестиций, шведских бизнесменов, шведских товаров на наш, ленинградский, а затем петербургский рынок.

– Если анализировать события того времени, то как вы думаете, был запланирован приход КГБ к власти в стране или это произошло неожиданно для всех?

– Я думаю, это было запланировано, запрограммировано. У меня есть некоторые факты. Один из них я могу привести. Это было во время так называемого путча, который Ленсовет так дружно не поддержал. Я считал, что этот путч – попытка сохранения Советского Союза, и выехал навстречу Псковской, по-моему, дивизии где-то за Гатчиной. Мы встретились, поговорили и разошлись. Псковская дивизия повернула назад, я тоже вернулся. Через неделю или две после этого в коридоре Ленсовета мне встретился Путин, причем встреча была такая, что он мог вести себя совершенно свободно. Рядом с нами сидела сонная гардеробщица, и больше никого не было. "Что же вы наделали, Степаныч?!" – он всегда говорил вежливо, на "вы", и вообще, всегда был крайне вежливым и пунктуальным человеком, надо отдать ему должное. "Вас же могли арестовать!" – сказал он. А потом он, видимо, осознал, что находится в свободной обстановке, и его прорвало: "Деньги надо делать! Деньги надо делать! Сейчас время делать деньги! И стране, и людям!" И пошел к себе. Вот такая встреча где-то через неделю или две после путча, который я поддержал (и не скрываю этого).

– А что, Владимир Путин уже тогда проявил свое неумеренное желание обогащаться?

– В то время – нет. Когда Анатолий Собчак проиграл губернаторские выборы Владимиру Яковлеву, я случайно оказался на какой-то встрече, где Владимиру Путину был задан вопрос: ну, куда, мол, ты теперь денешься? "Да где-нибудь найду место. Директором таксопарка, например", – так шутливо ответил он и помахал ручкой. То есть тогда у него не было определенных намерений и определенных перспектив. Его потом, как я понимаю, вытащил КГБ.

Почему я считаю, что КГБ запланированно пришел к власти в России? Могу привести еще одну историю, связанную с путчем. Я же, кроме всего прочего, как депутат Ленсовета, позвонил по телефону дежурному КГБ и потребовал принять меры. Так вот, во время той встречи в Ленсовете Путин сказал: "Что же вы наделали, Степаныч? Звонили туда... Вас же могли арестовать!" То есть КГБ уже тогда был на стороне путчистов (Ельцина и прочих. – Прим. В.Р.) и не поддерживал власть и законный режим.

Тем более, когда произошел переворот 1993 года. Тогда, я помню, Анатолий Собчак вошел в наш зал, чтобы разогнать Ленсовет. Разгонял со словами: "Воля народа выше брежневской Конституции!". С Собчаком был в тот момент Олег Басилашвили – не помню почему. А потом, в эти же дни 1993-го, я видел, как Путин опечатывал кабинеты вице-губернатора Щербакова, который был одновременно помощником Александра Руцкого. То есть эта акция КГБ была, как я понимаю, тщательно и заранее спланирована, в том числе и так называемый путч. Может быть, путчисты были искренними в своих намерениях, но КГБ просчитал все заранее.

– Николай Степанович, вы неоднократно встречались с Анатолием Собчаком. Как вам видится: он был таким наивным, что не замечал вокруг себя многочисленных сотрудников КГБ, постепенно прибирающих к рукам власть, или замечал, но молчал и ничего не предпринимал для того, чтобы изменить ситуацию?

– Я думаю, что до определенной поры он этого не понимал. Я первый раз встретил Собчака, когда гулял с собачкой около дома моей матери на улице Руднева. Эта улица и улица Кустодиева, где жил тогда Собчак, шли параллельно, а между ними был пустырь. И однажды на этом пустыре я первый раз лично встретил Собчака. До этого я его знал только по телевизионным выступлениям. При встрече он был очень скромен, даже в одежде. Меня поразили его ботинки со стоптанными подметками и каблуками. Он был скромен и в речи. Достал два пластмассовых стаканчика и "маленькую", и мы познакомились.

Работая тогда в таких учреждениях, как ЛОМО и "Позитрон", я вынужден был по службе общаться с чекистами. Это люди очень разного плана. Были честные люди, но это в основном те, которые служили во внешней разведке. Те же, кто обслуживал "внутренний рынок", просто-напросто шпионили за всем, чем можно. Грубо говоря, они старались завербовать каждого прохожего, чтобы он исполнял их желания, доносил на кого надо и т.д.

В какой-то момент, по-видимому, в тот, когда Путин пришел в Ленинградский университет, будучи изгнанным из Германии (или уехавшим оттуда, я не знаю точную версию), Собчак очень изменился по отношению к тем нескольким встречам, которые я называю "встречи на пустыре". Их было три или четыре. Во время этих встреч это был, конечно, красноречивый, красиво и много говорящий, но простой человек. Я знал его дочь от первого брака. Не знаю, где она сейчас. Совершенно простая девушка, кажется, тоже юрист. И в то же время, его слова, сказанные в 1993 году: "Воля народа выше брежневской Конституции!" – ведь тогда он, собственно говоря, изменил присяге. Его все-таки втянула в свое логово "кагэбэшная мафия". Это мое мнение. Он был довольно мягкого характера, как я понимаю, судя по его отношениям с детьми, с супругами, с Путиным…

– А что вы думаете о его смерти? У вас есть вопросы относительно того, что случилось с Анатолием Собчаком?

– У меня есть вопросы. Дело в том, что в какой-то из наших редких бесед (а мы не часто встречались, я не был в числе особо приближенных) Собчак пошутил, что нас обоих бог наделил особым здоровьем, и поэтому мы должны много сделать в жизни. Что-то в этом роде... Он действительно был исключительно здоров, это я помню.

Я ни разу не видел его больным, сопливым, он всегда был в хорошей спортивной форме. В то же время, я навсегда запомнил первые дни после его смерти, когда из Калининграда вернулась его жена. Она буквально буйствовала: мол, он не сам, по-видимому, ушел из этой жизни. Потом она изменила эту точку зрения.

– Вы допускаете, что его смерть была кому-то выгодна? Кому? Почему?

– А кому было выгодно его, находящегося под следствием, обвиняемого, как преступника (хоть дело еще и не было передано в суд), против всех законов и морали, вывезти за границу? По-видимому, тем же лицам. Его просто вывезли, чтобы не предавать суду и чтобы не выявились все его связи.

– Оба дела, "дело Путина" и расследование Марины Салье, в которых фигурирует Владимир Путин и члены его команды, широко известны. А нет ли у вас основания считать, что существуют другие подобные дела, о которых мало кто знает?

– Не основание, а случайная беседа на вокзале с человеком, с которым я был знаком во время депутатства. Этот человек (а он – следователь) рассказывал, что материалом расследования его группы являлось все имущество СССР, которое находилось за границей. "Но наше следствие, – сказал он, – было моментально прекращено, как только Борисом Ельциным или кем-то из его окружения было поручено Владимиру Путину собрать все это заграничное барахло". А это – триллионы долларов. Дело было закрыто, следственная бригада распущена, по словам этого человека. И всё. А ведь за время своего существования СССР накопил по всему миру гигантские активы. Это была одна из ступенек, через которую перешагнул Владимир Путин. Ему было поручено разузнать обо всем этом наследстве и, как я понимаю, собрать его на пользу страны. А куда оно делось, это, видимо, придется выяснять будущему поколению.