Перелетные дети – такие же
«Дети Петербурга» - независимая инициатива, которая помогает детям трудовых мигрантов адаптироваться в новой для себя стране через освоение русского языка. Основная часть учеников родом из Таджикистана и Узбекистана, кыргызских мигрантов в Петербурге значительно меньше. Вместе с ними обучение проходят дети беженцев из Сирии, Северной Кореи и африканских стран.
За весь период существования – с 2012 года – волонтеры «Детей Петербурга» выпустили более 550 детей. Сегодня мы занимаемся одновременно с 95 учениками. Их возраст колеблется от 4 до 23 лет, основная часть – те, кто ходит в школу (или должен это делать). Мы открываем площадки именно там, где обычно селятся мигрантские семьи – это конечные станции веток метро. Всего по Петербургу у нас 13 площадок.
К нам можно обратиться через группу в «Вконтакте», все наши проекты бесплатные. Еврейский общинный центр на улице Рубинштейна – еще одно место, где дети петербургских мигрантов могут подтянуть или выучить русский язык (что интересно, большинство их подопечных – кыргызстанцы). Похожую деятельность ведут организации «Перелетные дети» и «Такие же дети» в Москве и Екатеринбурге соответственно.
А там русские дети будут?
Кроме языковых занятий мы устраиваем походы в музеи, театры, кино. Дети, большинство которых живет на окраинах, охотно участвуют в таких вылазках. Многие из них за 2-3 года в Петербурге ни разу не бывали даже на Невском проспекте. Погулять по центру для них – большая радость. Они знакомятся со Спасом на Крови, Исаакием, Русским музеем и узнают, в насколько историческом и красивом месте они живут.
Наши дети посещают «Упсала-цирк», так называемый единственный цирк для хулиганов, который призывает «беречь хулиганов». Методом цирковой педагогики организация занимается социальной адаптацией беспризорных детей и подростков с особенными потребностями. Когда мы собираемся на какие-то экскурсии, дети спрашивают: «А там русские дети будут?» и, узнав, что это специальное мероприятие для мигрантов, расстраиваются. Получается, они будто бы трудные дети, неблагополучные. Дети мигрантов хотят быть как все, а не отчужденными «другими». Они тянутся к местным сверстникам, хотят с ними общаться.
Как-то раз во время лагеря – весной мы устраиваем недельный и летом - месячный детский лагерь - у нас мальчик кыргыз, который ни слова по-русски не знал, каким-то образом целый вечер разговаривал с русской девочкой. Не знаю, о чем они говорили, но каждый из них что-то увлеченно рассказывал другому. В конце они попрощались, как друзья. Этот же мальчик постоянно кричит нашему ученику из Йемена: «Ай, бери кел!». Тот ничего не понимает, но тоже как-то коммуницирует. У детей общение складывается вне зависимости от знания языка и культурных особенностей - они не различают таких вещей. Может, дети думают, что все говорят на одном языке.
Это не ваш дом
Мы как-то ехали на экскурсию в Петергоф. Зашли всем скопом в вагон. Да, все наши дети небеленькие. И вот там эти ужасные бабки:
- Вы откуда?
- А мы из Питера.
- Как так? Где ваш дом?
- В Питере…
- Да что ты тут мне врешь?!
Дети похлопали глазами и совсем не поняли такой реакции. Действительно, те, кто живет здесь с раннего возраста, считает домом Петербург. И самое ужасное, когда детям говорят, что это не их дом. Конечно, это их дом. Дом для детей там, где родители. А они на данный момент в Питере. Есть дети, которые еще помнят свое детство в Худжанде или Бухаре. Даже если родители сказали им, что там все имущество продано, и жизнь семьи теперь связана с Россией, такие дети считают своим домом именно те места.
Еще один случай из общественного транспорта. Подвыпивший мужчина подошел к нашей девочке в хиджабе: «Ты что это в Питере в платке?». Там еще был мат, но это не для публикации. Этой девочке всего 14 лет. Я пришла в бешенство и, повернувшись, ответила: «Ты мне тут поговори!». Он начал тыкать в меня костылем и провоцировать: «Ты, что, инвалида ударишь?» - «Морального – запросто!». Девочка даже не смогла расстроиться или разозлиться, потому что ничего из разговора не поняла. Она потом спрашивала, из-за чего мы перессорились. Я придумала совсем другую историю. Зачем я буду ей говорить? Она и так всю жизнь в Питере будет слышать эти комментарии в свой адрес.
Один ребенок – он ходит в начальную школу - рассказывал, что одноклассник обозвал его «долбанным казахстанцем». Я ему посоветовала сообщить своему обидчику, что он вообще-то из Кыргызстана. На следующий день он опять пришел квелый: «Теперь он называет меня долбанным кыргызстанцем». Мы сошлись на том, что теперь все хотя бы по адресу.
В целом, люди в Питере - ксенофобы. Чем старше человек, тем больше он видит разницу. Бабки и деды особенно. Некоторые дети отказываются ходить в школу, потому что там им достается за цвет кожи или тот же хиджаб. В то же время есть дети, которые не говорят, что у них нет друзей. В школе им нравится, никто им ничего не говорит, сверстники всячески помогают.
Я Рома, а не Абдурахман
Дети, которых перевезли в Россию в раннем возрасте, склонны к обрусению. Они так и говорят: «Я русский» и даже немного стыдятся своих корней. Некоторые скрывают, что знают свой язык и сознательно не говорят на нем. Детям надо говорить, что они – носители богатства, которое нужно сохранить. К примеру, таджикские дети понимают узбекский – это же прекрасный синтез двух разных языковых групп. Иногда родители специально говорят с детьми на русском – на своем, неправильном. Мы советуем не транслировать искаженный язык - пусть лучше говорят с ними дома на родном и не дают его забывать. Живя в России, всегда можно выучить русский, а вот не растерять самость сложнее.
Иногда детям в школах говорят брать русские имена, и те не против. Конечно, им хочется, чтобы другие обращались к ним без затруднений. У меня учится мальчик Абдурахман – он представляется только Ромой. Когда называешь его Абдурахманом, он сквозь зубы почти с агрессией поправляет: «Я – Рома, а не Абдурахман. А он не Асылбек, а Артем». Ребенку 7 лет, а он стесняется своего имени. Детям дают понять, что у них какое-то не такое имя, они начинают избегать и его.
Как-то к нам пришел мальчик Тимур. Оказалось, что он вовсе Хикматулло, а Тимуром стал, чтобы другим было проще. К сожалению, в России людям удобнее, чтобы под них подстраивались, а сами они не готовы в полной мере уважать другие культуры. Сказать «Хикматулло» не так уж и сложно. Это красивейшее имя, которое заслуживает того, чтобы его носили с гордостью.
Нет русского – нет школы
Зачастую детей мигрантов не принимают в школы. Обычно это объясняют тем, что нет мест. На самом деле они есть. Все дело в том, что тянуть учеников, которые плохо знают русский язык или не знают его вовсе, невыгодно – это заметно затрудняет работу учителей. В итоге многие дети вместо того, чтобы ходить в школу, просто-напросто остаются дома.
Тем, кого все-таки взяли, учиться довольно тяжело. Есть дети, которые ходят в 7-й класс, но знают русский на первый. Садиться с детьми младше они не хотят, и это тоже понятно. У нас 14-летнего мальчика определили в 5-й класс. Одноклассникам по 11 лет, а у него уже пубертатный возраст – конечно, эта неловкая ситуация. Да, он ходит в школу, но ему тоскливо, что у него нет друзей. Учиться из-за этого еще тяжелее.
У меня занимался один мальчик - очень хотел выучить язык, буквально каждый день спрашивал: «Я выучу русский, выучу?». По приезду в Питер он ни слова не понимал по-русски, но хотел быстрее в школу. Мы усиленно занимались. К сожалению, он провалил вступительные экзамены. Родители ходили в комитет образования, и даже после этого их не взяла ни одна школа. Был вариант посадить мальчика не в свой 8-й класс, а в 5-й. Он оказался очень гордым: «Нет, ниже садиться не буду. Я вернусь в Самарканд и буду ходить в свою школу». Родители не хотели его отпускать, но он добился своего. Мальчик мог выучить язык - очень смышленый и волевой.
Мальчик из Оша – там он рос на руках у бабушки с дедушкой – в 11 лет не умел читать. В Петербурге его определили в спецшколу для детей с заторможенным развитием. Такой диагноз ему поставила психолог. А я с ним разговариваю и понимаю, что это очень умный и живой ребенок. Просто он не говорит на русском и в свое время оказался без внимания родителей, которые были на заработках. Мама расстраивается, что ее сын учится с «инвалидами». Мы ее успокаиваем - другую школу ему сейчас не дадут, придется пока так.
Почему жена барана не баранка, а овца?
У всех наших детей самый любимый предмет в школе – физкультура, самый нелюбимый – русский. Язык дается им непросто, совсем непросто. Они иногда такие вещи говорят! «Почему жена барана не баранка, а овца?». Действительно, ведь так было бы проще. Русский – тяжелый. Для тех, кто не владеет им с рождения, тем более. Чем младше ребенок, тем больше он напоминает губку – и язык дается легче, и друзей найти проще.
Мы занимаемся по обычным учебникам – это не очень хорошо. Дети быстрее осваивают язык, когда занимаются по адаптированным под свою культуру пособиям – даже знакомое «рахмат» в книге радует и воодушевляет их. Издания по изучению русского как иностранного - именно для центральноазиатского, а не европейского человека - можно найти в Москве или Екатеринбурге (там созданы целые классы и даже школы для детей мигрантов). В Петербурге дела обстоят хуже.
У нас был мальчик, который со своим учителем (он не знает тюркских языков) принципиально говорил на кыргызском, хотя прекрасно мог использовать русский. Мы говорим: «Он же не понимает!», а он «Ну и пусть!». Дети – особенные люди. Дети мигрантов тем более. К ним нужен подход. К каждому – свой.
В целом дети мигрантов некапризны, прилежны и очень старательны. Нет таких, которые увиливают. Они мотивированы учить русский. Может, они и не хотят, но им надо. Чтобы не дразнили, чтобы в школы принимали, чтобы быть «полноценными».
Детство без статуса
Есть большая проблема. В законодательстве ребенок мигранта не имеет какого-либо четкого статуса. Во всем этом миграционном процессе он – никто. Чтобы его взяли в школу, нужно встать на миграционный учет, а для этого в свою очередь 7-летний ребенок едет на границу с Казахстаном или Украиной, чтобы сделать «выезд» и «въезд». Глупо, это же ребенок!
Как-то я хотела записать одного из наших детей в библиотеку. Это было очень тяжело. Начали требовать регистрацию, поручительство, расспрашивать, почему ребенок не ходит в школу. В итоге нас записали, но пришлось пройти через долгую, сложную, просто кошмарную бюрократию. В районной библиотеке, в которой нам выделили компьютерный зал для занятий, есть уголок мигранта. Я хотела взять оттуда разговорник для занятий, но мне запретили – не трогайте. Эти книги никто не берет, они просто стоят. Просто стоят! Для чего? Мигрант не может воспользоваться книгами из уголка для мигрантов! Не может взять их на дом. Это все для «галочки» получается.
Сначала мальчики
Когда мигранты начинают перевозить своих детей в Россию, предпочтение отдают полу. Переезжают в первую очередь сыновья. Это кормильцы. Это рабочие руки. Если и давать образование, то именно им. Даже если девочки знают русский, а мальчики – нет, возьмут с собой именно их. Основная часть наших учеников – мальчики от 13 до 16 лет. Их сестры младшие или старшие - неважно - остаются на родине с бабушками и дедушками. Зачем девочкам давать образование? Они все равно выйдут замуж. Как у нас там говорят? Отрезанный ломоть. Временный гость. Девочек воспринимают именно так. Их мамы, папы, братья и они сами. Отдавая дочерей на наши занятия, родители считают, что этого образования будет достаточно им на всю жизнь.
У нас есть узбекская семья из Оша. Старшая дочь – ей 14 лет, она чистенько говорит на русском - не ходит в школу, потому что присматривает за младшими братьями. Пока они подрастут, девочка достигнет совершеннолетнего возраста. Школа ей будет не нужна, она пойдет работать и останется вообще без образования. Родители - мы с ними разговаривали - об этом совсем не думают.
Другой девочке 8 лет. Она серьезная, старательная, глаза умные. Надо было уже идти в школу, а мать ее не отпускала, потому что дома больше некому сидеть с ребенком. Наш координатор убедила женщину, что 8-летняя девочка должна учиться, а не быть няней.
У многих детей непростые истории в семье. Как-то раз девочка из Таджикистана пришла на занятие с царапиной. Мы, шутя, спросили: «Тебя кошка поцарапала, когда ты с ней играла?». Оказалось, ее бьет мама. В этот раз досталось за то, что не убрала дома. Когда мы спрашиваем, как ее ласково называют дома, у девочки лицо искажается: «Обезьяной!». Для нее отношения с мамой – травма. В свою очередь эта же девочка поднимает руку на 6-летнюю сестру – и это не просто шлепок, а удары кулаком по голове. Младшая при этом никак не сопротивляется, стоит и терпит. Во время одного чаепития все дети кушали, пили, а эта девочка (старшая) плакала в стороне. У нее Орозо – ей ничего нельзя, а она голодная. Мы позвонили отцу, он запретил нарушать пост. Девочке 10 лет, она не понимала, зачем все это. Судя по тому, что ее мать покрытая, скоро на нее наденут платок.
Счастье – это мама
Мы проводим разного рода анкетирование. Когда спрашиваешь детей: «Кем ты хочешь стать?», они отвечают: «Я окончу школу и пойду работать». Все очень приземленно: «Хочу быть поваром, строителем, водителем». Никаких университетов, никаких глобальных планов, никаких высоких целей. Один мальчик занимался у нас с завидным постоянством, но в один день просто перестал ходить на уроки. Выяснилось, что он в свои 15 лет пошел работать. Окончил 9 классов, и достаточно. Считается, что «отучился». Есть те, кто ходит к нам после 20 лет – многие из них тоже рано оставили школу, чтобы зарабатывать.
На вопрос «Что такое счастье?» все как один говорят: «Мама». Один из моих учеников почти не видит маму – она круглые сутки на работе. И он с таким восхищением рассказывает, как в конце недели они с ней проведут время вместе. «Что ты хочешь больше всего?» – «Домой в Узбекистан». Еще ни один ребенок не сказал, что хочет какую-то игрушку, айфон, айпад или что-то в этом роде. Они даже не задумываются о тех вещах, которыми обычно грезят дети этого возраста. Все хотят домой. Один из наших волонтеров Артем летом собирается приехать в Узбекистан, чтобы внедриться в культуру своих учеников и попытаться понять их: «Я хочу увидеть, по чему скучают дети».
