28-летняя Алина Алмас кызы – врач отделения маммологии Национального центра онкологии и гематологии, у нее есть дочь. О своем диагнозе она узнала в 2016 году, и сейчас борется с быстропрогрессирующей опухолью в груди, болезнь достигла уже третьей стадии:
- Никто не может избежать болезни. Зимой 2016 года мне стало нездоровиться. После родов я обнаружила в груди небольшую шишку. Она была размером около 6 сантиметров. Я сразу обратилась к коллегам. Мы же все маммологи, я подумала, что, видимо, после родов скопилось молоко, что это начался мастит. Особо большого значения этому не придала. Потом уехала на неделю отдохнуть на Иссык-Куле. Вернувшись, обнаружила шишку на шее. Так как первое образование было в груди, и после родов я не придала этому значения, я даже не думала, что оно может быть злокачественным. Сразу сдала анализы, потом поехала в Алма-Ату, чтобы сделать иммуногистохимические обследования, результаты которых показали, что у меня быстропрогрессирующий рак молочной железы третьей стадии.
После постановки диагноза, Алина признается, что долгое время не могла прийти в себя, отказывалась от лечения. Несмотря на то, что она сама была медиком, причем тем, который специализируется именно на подобных болезнях, женщина внутренне отказывалась признавать поставленный диагноз. Таким образом, лечение Алина начала лишь спустя полгода после постановки диагноза:
- Врачи, конечно же, стали ругать меня. Пытались меня как-то растормошить, говорили: «Если сама знаешь, что и как, почему не лечишься? Ты хочешь увидеть, как твоя дочка пойдет в первый класс? Тебя ее жизнь не интересует что ли?». В итоге я начала лечиться. Но этот процесс оказался очень тяжелым для меня. Лечение далось нелегко, и организм не принимал его. Несмотря на то, что я врач из этой сферы, я даже представления не имела, через какие муки проходят мои пациенты. Были случаи, когда я даже не знала, как именно надо начинать лечение, с чего, к кому обращаться.
Представляете, будучи медиком, я, оказывается, всего этого не знала, и меня это неприятно удивило. Да, я исправно выполняла свою работу, добросовестно. Ухаживала за онкобольными после операции, помогала им реабилитироваться. Выписывала им лекарства, помогала с перевязками и, в общем-то, все. А вот как именно лечится опухоль, я, оказывается, не знала совсем. Не знала о таких трудностях лечения, как химиотерапия, облучение. Только после того, как сама начала получать химиолечение, я поняла, как именно проходит процесс борьбы с болезнью.
Естественно, что все эти события сказались и на личной жизни Алины, на ее психологическом состоянии. Она стала сторониться людей, чувствовала себя ненужной, беспомощной и впала в депрессию:
- У меня медицинское образование. Но были дни, когда я сама не до конца понимала свою болезнь, была погружена в свои мысли и ничего не замечала. Мне казалось, что врачи смотрят на меня косо, и что все обращаются со мной как-то не так. Я часто плакала. Но на деле, как могли ко мне плохо относиться, если я лечилась в своем же отделении, где работала?
Я часто видела женщин, у которых болезнь прогрессировала быстро. Несмотря на то, что опухоль разрасталась, они избегали лечения и месяцами могли не приходить в больницу. И лишь, когда становилось уже совсем невмоготу, почти на пороге смерти они еле-еле добирались до врачей. Видя все это, понимая, что и меня это в будущем ждет, как я могла не упасть духом? Я ведь понимала, что в какой-то степени уже нахожусь в том же состоянии, что и эти женщины.
Зная все это, как врач понимая, какие изменения в организме меня ждут, утешения уже никакого не придумаешь. И ты оказываешься в еще худшем положении по сравнению с обычными пациентами, которые не являются медиками. А куда деваться… И в один из таких дней, когда я не знала, куда себя деть, я познакомилась с Гульмирой Абдразаковой, и оказалась в возглавляемом ею фонде, где по-другому взглянула на свою болезнь.
«Мне не отдают дочь»
Больше всего женщину огорчает, что супруг не выдержал испытаний болезнью жены и оказался безвольным. Вдобавок ко всему, она не может видеть дочь, когда ей хочется, обнять и поцеловать малышку. Как оказалось, семья казахстанского парня, за которого когда-то вышла замуж Алина, отказалась отдать дочь матери:
- Я хочу отметить еще одну важную вещь. Поддержка близких людей, особенно твоей половинки, оказывается, очень важна в борьбе с болезнью. К сожалению, я сейчас в процессе развода с мужем. Он не выдержал испытания моей болезнью, можно сказать, предал. Вдобавок ко всему забрал нашу дочь.
Я иногда вижусь с ней, но недолго и нечасто. Было бы хорошо, если бы они хотя бы раз в месяц, на два-три дня оставляли ее у меня. Я обращалась ко многим адвокатам. Но безрезультатно. Почему я плачу сейчас? Да, возможно, я не могу сейчас ухаживать за дочерью, воспитывать полноценно. Но можно ведь было проявить сострадание и в то время, как я борюсь с этой болезнью, не отбирать ее у меня.
Я ужасно скучаю по ней, тоскую. Я вышла замуж за гражданина Казахстана. Мама у него – кыргызка, а отец – казах. Живут они в Кордае. Родила я дочь в Казахстане, по паспорту – она гражданка той страны. И теперь говорят, что по законодательству, я, будучи кыргызстанкой, не могу вывезти ее, раз она гражданка Казахстана.
Алина призналась, что самым большим ударом для нее стала не болезнь, которая вынужденно заставила ее слечь и лишила волос, а отношение супруга, который перестал ей доверять:
- Когда я сказала ему, что хочу развестись, он начал кричать, что вынесет всю мою одежду из дома и сожжет ее, и потребовал, чтобы я тотчас же приехала в Кордай. До этого, когда я получала здесь химиотерапию, муж ни разу не приехал ко мне из Казахстана. Лишь иногда мы разговаривали по телефону. После нескольких месяцев лечения в больнице и окончания химиотерапии, где-то на 10 дней я задержалась в Бишкеке. Дело в том, что после курса химиотерапии язык меня не слушался, мне трудно было говорить. Кроме того, 10 дней мне надо было получать антибиотики. А в Кордае нет никого, кто мог бы ставить уколы.
И вот спустя 10 дней, когда я почувствовала себя лучше и приехала к ним, они начали меня упрекать, мол, где пропадала целых 10 дней. Муж не поверил ни одному моему слову. Я сказала, что проходила курс лечения, но он не поверил. Ему все время казалось, что я лгу. В итоге я устала от этого и решила развестись. Он морально давил на меня, изводил постоянно. Я не могла этого вынести.
100 тысяч сомов каждый месяц за лечение
Лечение молодой женщине обходится дорого. Вместе с курсом химиотерапии нужны и другие лекарства, что в общей сложности доходит до 100 тысяч сомов ежемесячно:
- Я сейчас принимаю препарат герцептин. Один его курс стоит 25 тысяч сомов, а в месяц мне нужно два таких курса, то есть, необходимо 50 тысяч сомов. Кроме того, надо получать химиотерапию. После всего этого надо принимать лекарства для реабилитации. Их стоимость составляет примерно 50 тысяч сомов в месяц.
А если прибавить к этому стоимость капельниц, витаминов и так далее, в месяц, получается, нужно почти 100 тысяч сомов.
И потом, организм после химиотерапии ведет себя странно. Я будто беременная женщина, постоянно хочу есть. Постоянно мучаю маму, говоря, что «хочу это, хочу то», то мне жарко, то холодно... Бедная моя мама терпит все это и старается покупать все, что я прошу.
На сегодняшний день часть расходов на лечение Алины покрывается при поддержке общественного фонда «Вместе против рака».
Кроме того, эта организация готовит документы для отправки Алины во Францию и прохождения ею лечения там. Сама женщина надеется, что если ей помогут во Франции, то она сможет вернуть себе дочь и увидит, как та пойдет в первый класс, вырастет и повзрослеет. Кроме того, она решила, что в будущем помогать другим женщинам, которые, как и она, столкнулись с этой болезнью.
NO
Перевод с кыргызского. Оригинал статьи здесь.
