Чем был обусловлен развал такой мощной во всех отношениях страны как СССР? На эту благодатную тему не рассуждали только ленивые и абсолютно инертные люди. Говорили о роли Горбачева и Ельцина, Беловежских cоглашениях, а также о руке западных демократий и еще много о чем. Мы же склоняемся к железной логике Карла Маркса, который всегда имел в виду: «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует», т. е. производство, обмен и распределение материальных благ первично, все остальное – просто надстройка. Базисом является способ производства как некое взаимодействие производственных отношений и производительных сил.
Планово-командная система хозяйствования или жесткая иерархия в сфере производства материальных благ, необходимых для удовлетворения потребностей жизнеобеспечения, оказалась нежизнеспособной или недостаточно конкурентоспособной в процессе обеспечения участников производства насущными благами. Полагаем, что это и стало основной причиной развала Советского Союза, что, в общем-то, вторично, и схлопывания командно-административной или иерархичной системы хозяйствования. Вопросы координации потребностей общества и относительной ограниченности ресурсов, находящихся в распоряжении этого общества, эти животрепещущие вопросы жизнеобеспечения общества оказались не под силу системе с размытыми принципами прав частной собственности.
Цивилизации, как таковой, предшествовал период первобытнообщинной организации добычи и распределения материальных благ, недалекой от животной организации стаи, он характеризовался отсутствием частной собственности.
Общеизвестный афоризм Уинстона Черчилля: «Демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных». Его в полной мере можно отнести к рыночной системе хозяйствования. Демократия и рынок – это однояйцевые близнецы, которые не могут существовать друг без друга, а рынок – это жестокий и, во многом аморальный способ координации потребностей и ресурсов общества. Но более эффективного, с точки зрения экономических результатов, пока никто не придумал.
Общественная форма собственности в основе своей зиждилась на внеэкономических методах принуждения к участию в общественном производстве и была эффективной на заре советской власти, когда принуждение принимало форму репрессий, когда невыполнение нормы трудового участия в общественном производстве расценивалось как саботаж и могло стоить жизни. С послаблением принципов организации общественного производства и, можно сказать, с движением советского общества к демократическим принципам, социальным завоеваниям, экономическая эффективность и, в конечном счете, производительность труда падала. Накал политической борьбы в тоталитарном обществе спадал, и вкупе с ним сокращалось обеспечение насущных благ общества.
Кто бы и что ни говорил о замечательных лозунгах советской власти, но «Мир, труд, май», «От каждого - по способности, каждому - по потребности», «Человек человеку – друг, товарищ и брат» сами по себе являют собой высокий пример гуманности и социальной ответственности. Нужно быть очень плохим человеком, чтобы не подпасть под обаяние подобных провозглашений. Но лозунги лозунгами, а умозаключения нами были сделаны не за письменным столом, а в процессе битвы за материальные блага для своей семьи. Битвы сокрушительной, в том смысле: или ты сокрушишь эту, казалось бы, непробиваемую стену, или она сокрушит тебя на более низкий уровень потребления, включая здравоохранение, образование, да и достоинство тоже.
Родители учили: «Не жалуйся, не проси, не унижайся. Если сможешь – заработай, если не можешь – умерь свои потребности». В то же самое время партийная знать потребляла на уровне стандартов западной демократии. Снимаю шляпу перед диссидентами того времени, которые не только вполне осознали двуличность этого общества, собственно, это произошло практически на каждой кухне, но и вопреки животному страху за себя и свою семью, смогли хотя бы что-то противопоставить безжалостной тоталитарной машине.
В 70-е годы тотальный дефицит материальных благ, способных удовлетворить физиологические потребности, не будем говорить о тяге к прекрасному, желанию учиться у профессионалов мирового уровня и т. п., принял карикатурные масштабы. Это был очень реалистичный театр абсурда. Чтобы накормить, одеть и обуть свою семью, нужно было пройти ряд кругов ада. Мои сверстники поймут меня, а последующим поколениям пожелаю так и не понять этого абсурда. Да, не в тиши кабинетов, а с маленькой дочкой, отоваривая талоны на сахар и водку, пришлось делать выводы об экономической неэффективности общественного производства.
Командно-административная экономика генерировала снежный ком нарастающих транзакционных издержек, низкую производительность труда и неспособность решить рационально главный вопрос экономики: что, как и для кого производить. На первый взгляд, союз пал в результате ряда манипуляций политических элит, на самом деле экономические противоречия стали неразрешимыми, иерархия проиграла экономическое соревнование спонтанному порядку. Как сорвавшаяся с подъемного крана балка на головы многострадальных кыргызов упала политическая независимость. Сколько ни старайся не участвовать в политических игрищах, политика как «концентрированное выражение экономики» постоянно и методично занимается тобой. Никуда не деться из этой лодки.
Механизмы перехода от административной экономики к рыночной новые страны Центральной Азии выбирали каждая свой. Это было завязано и с ситуацией в самой стране на тот период, и с личностью верховного правителя, и с качеством политических элит, но также, как мне кажется, и с менталитетом нации, традиционным укладом. Недаром глубоко почитаемый автором Дж. М. Кейнс говаривал, что экономика – это не наука, это искусство, поскольку она стоит на неустойчивом нагромождении экономической рациональности, морали и нравственности, психологии и др..
Как известно, физик Аскар Акаев выбрал шоковую терапию, а ведь предостерегал мудрый старец Дэн Сяо Пин: «Чтобы перейти реку, нужно нащупывать ногами камни». Правду сказать, и узбекский градуализм не был столь успешным. Зато китайская модель оказалась куда как более успешной, с другой стороны многие связывают это с конфуцианством – нам, кочевникам, этого не понять. У нас самый успешный проект – это зарождение и культивирование элитами коррупции.
Немного о роли личности в истории. Не могу постичь, почему у такого древнего и мудрого народа с эпическим сознанием не появляется столь же мудрый, эпически мыслящий вождь - потомок Манаса Великодушного, который вслед за своим праотцом смог бы сказать перед своим народом: «Кулаалы таптап куш кылдым . Курама жыйып журт кылдым». Но может быть, созревание общественного сознания и национального самосознания все же приведут к появлению личности уровня Мустафы Кемаля Ататюрка, способного к патриотическому стратегическому мышлению, который допустит к принятию экономических решений профессионалов, будет держать их под контролем не трайбов, а общества. Соотношение традиций и изменений должно диктоваться здравым смыслом, благосостоянием общества, гуманитарным прогрессом и технологическими инновациями.
Шоковая терапия, семейно-клановое правление, реализованное дважды, две революции, и в результате очень значительная коррупционная составляющая, значительный внешний долг, слабые темпы роста национальной экономики, бедность и социальное неравенство. Но надежда жива. Пресловутая политическая стабильность (как бы не потерять то, что завоевывалось десятилетиями), интеграционные процессы, некоторая адаптация населения к рыночным законам дают возможность надеяться на то, что удастся выработать и реализовывать свой оригинальный путь развития, органичный для кыргызского общества. Для традиционного кыргызского общества, а также для кыргызстанского общества советского периода не была имманентна радикальная социальная дифференциация. В советской идеологии и пропаганде был расхожий штамп, который гласил: «Киргизское общество вступило в эпоху социализма, минуя исторический этап капитализма».
Традиционное кыргызское общество имело родовое начало, основывалось на родоплеменной организации, на кочевом образе жизни, так называемой военно-кочевой демократии, индивидуум жил, потреблял и развивался в рамках родовой общины. Абсолютной властью и несметными богатствами не обладал никто. Да, в трайбе была иерархия, но дифференциация не была столь жесткой, как, к примеру, в Китае или в западноевропейской цивилизации, поскольку присвоение собственности было затруднено условиями, когда человек мог выжить в суровых климатических условиях и кочевой организации отгонно-пастбищного производства, родовой междоусобицы только в общине, родовом коллективе. Родственное страхование, покровительство рода для кочевника давало защиту, возможность потреблять, гарантию определенных прав, а также известную долю свободы. А пастбищные угодья, являющиеся наиболее ценным ресурсом, принадлежали родовым общинам, а не отдельному индивидууму.
Думаю, что это позволяет автору сделать вывод, что кыргызскому обществу больше подошел бы путь совместного процветания всех граждан, а не олигархический капитализм, присущий некоторым нашим соседям. Экономическое развитие, когда в распределении национального дохода участвуют все члены общества, а не когда богатые становятся все богаче, а бедные беднее. Жесткая поляризация общества, когда два-три десятка семейств контролируют большую часть богатств нации, может привести к революции. Призывать остальную часть общества, живущую в материальной и духовной нищете, быть законопослушными – очень неблагородная миссия, поскольку нищим очень трудно быть нравственными. Неважно как этот путь называть: социально-ориентированный капитализм или модернизированный социализм, или путь с кыргызской спецификой, лишь бы имело место более или менее справедливое распределение дефицитных ресурсов общества: власти, денег, имущества, образования, здравоохранения и т. п., ну и, конечно, равные политические права, социальные лифты для тех, кто это заслуживает. У меня нет готовых рецептов. Больше вопросов, чем ответов: на какие ценности ориентироваться; как сформировать модель успеха; может быть, примером должно стать созидание? Ясно, что это не бентли и порше, не дворцы и яхты. Общество должно стать образованнее, духовнее, более склонным к эмпатии.
А как же быть с экономическим принципом рациональности? Однажды, готовясь к лекциям, в одной умной книжке прочитала такой пример: в одной гипотетической стране есть 10 владельцев яхт и 10 бомжей. Как только правительство стало проводить политику сокращения количества владельцев яхт через налогообложение, то количество бомжей вдруг стало увеличиваться. Вопрос: есть ли корреляция и с чем она связана?
Конечно, с мотивацией, с принципом рациональности: каждый экономический агент постарается максимизировать выгоду от имеющихся в его распоряжении ресурсов. Или тот, кто выше ценит ресурс, должен иметь больше, от этого выигрывает все общество. Думаю, что здесь нет противоречия. Люди, умеющие зарабатывать деньги (а не красть), должны жить лучше, никто с этим не поспорит, если те, кто умеет созидать, также обладают достаточнойй социальной ответственностью, патриотизмом, а государство, как справедливый рефери, сумеет создать здоровую конкурентную среду и наблюдать за соблюдением правил игры, им же провозглашенных. Все это должно сопровождаться прогрессивным налогообложением и взвешенной социальной политикой, всамделишной борьбой с коррупцией.
Не вызывает ни малейших сомнений то, что богатые должны делиться, хотя бы по той простой причине, что нынешняя ситуация с радикализацией молодежи, ее вовлечение в экстремистские организации становится небезопасной, угрожающей жизни и собственности людей небедных. По официальным данным, к категории бедных в Кыргызской Республике относится 1,5 млн человек. Все мы были свидетелями, как трансформация энергии молодежи в не созидательные проекты может снести все: политический режим, собственность и такие замечательные лозунги, как: «Кыргызстан - наш общий дом», «Ак соз, асыл ой, адал иш».
Формировать мировоззрение граждан, по нашему скромному мнению, можно только через сокращение социальной незащищенности, повышение занятости, справедливое распределение благ, особенно ресурсов, дарованных природой, богом, если хотите, качественное прогрессивное просвещение и образование.
В конечном счете, как всегда мы уперлись в вопрос соотношения эффективности и справедливости. Все известные мне экономические школы пытаются найти компромисс между этими, вроде бы взаимоисключающими, категориями. Социальная справедливость в понятиях общества и экономическая эффективность в понятиях конкурентного рынка, к сожалению, не совпадают. Обществу тяжело не только выбрать оптимальные соотношения этих категорий, но даже однозначно определиться с критерием справедливости. Что говорить когда, великие экономисты, целое созвездие Нобелевских лауреатов бьются над решением этих проблем. Не буду загружать читателя описанием специфических экономических моделей, изобилующих математическими методами. Наиболее понятным и распространённым из них для наших студентов, изучающих экономику, является критерий оптимальности по Парето. Американский экономист А. Бергсон пришел к выводу, что подобная система ценностей должна быть разработана экономистами, законодательными и исполнительными государственными органами.
В современной экономической теории наличествуют три подхода к решению этих проблем. Представители классического либерализма, начиная еще с А. Смита, считают, что самое лучшее государство то, которое лишь выполняет функции ночного сторожа и не препятствует частной инициативе (индивидууму) свободно реализовывать свои частные интересы. Либерализм диктует равенство возможностей, а не результатов. Справедливость устанавливается самим рынком (принцип «Laissez faire, laissez. Passer» («Пусть идет, как идет)). Ну, понятно, что рыночная экономика быстро превращает равенство в неравенство. А эффективность при либеральном подходе означает, что редкие ресурсы достались тем, кто взял планку наибольшей цены и, соответственно, будет более эффективно их использовать.
Утилитаризм основан английским философом И. Бентамом. Мне очень импонирует его моральный принцип: «…предоставление наибольшего счастья для наибольшего числа людей». При этом утилитаристы делают оговорку, что такое перераспределение возможно лишь в тех границах, которые не ведут к существенному снижению эффективности производства. Сторонники эгалитаризма полагают, что все члены общества должны иметь не только равные возможности, но и равные результаты. Это способствует достижению единства и сплоченности нации. Более того, древние мыслители - сторонники эгалитаризма, такие как Платон и Аристотель, полагали, что любое избыточное богатство нежелательно и что общество должно стремиться к тому, чтобы всем его членам были доступны равные блага цивилизации.
В заключение хотелось бы отметить, что экономике свойственна дихотомия: с одной стороны, максимизация эффективности использования редких ресурсов, с другой – справедливое распределение результатов экономической деятельности. Существует ряд критериев благосостояния общества. У всех критериев есть свои достоинства и недостатки. Следует ли обществу связывать экономическую политику с традициями, национальной идентичностью, менталитетом, историей в свете климатических и экологических изменений – с охраной окружающей среды и т. д. (ряд очень длинный). Есть о чем подумать!
Эрмека Дж. Лайлиева, к.э.н., доцент, руководитель программы «PhD» КНУ им. Ж. Баласагына.
P.S. Мнение автора не отражает позицию редакции «Азаттык».
