На совещании межведомственной комиссии по противодействию экстремизму министр внутренних дел РФ Рашид Нургалиев выразил озабоченность "однобокостью музыкального сопровождения" в стране и пожелал провести мониторинг в России, чтобы выяснить, кто что слушает, читает и смотрит. Не возврат ли это к старой советской практике, когда составлялись "черные списки" неугодных музыкантов и писателей?
На вопросы Радио Свобода отвечает музыкальный критик Артемий Троицкий:
– Если бы о мониторинге такого рода сообщило Министерство культуры, или какие-нибудь социологические службы, или даже, например, кто-нибудь из президентского аппарата, я думаю, это не вызвало бы особой тревоги и скандала. В принципе, мне самому было бы интересно узнать, что сейчас читает, слушает и смотрит наша молодежь. В свое время, когда я сам еще был "молодежью" и работал в отделе социологии Института искусствознания, я занимался как раз примерно таким мониторингом. Ничего криминального в этом нет.
Все волнения происходят оттого, что сказал об этом министр внутренних дел. Для чего этого нужно милиции, непонятно. Каким образом это может быть связано с экстремизмом, тем более непонятно. По-моему, это совершенно разные вещи. С одной стороны - художественные или музыкальные предпочтения молодежи, а с другой стороны - какие-то бандитские, или националистические, или какие-то еще гнусные выходки. Мне просто кажется, что наш министр внутренних дел, что называется, с жиру бесится или дурью мается. Ведь в нашей стране огромное количество проблем в области охраны правопорядка, борьбы с преступностью, с коррупцией… И очень странно, что среди этого половодья не решенных и не решаемых проблем вдруг гражданин Нургалиев начинает что-то говорить о музыкальных предпочтениях молодежи. Это просто смешно.
– Министр напомнил, что не так давно вопросы о музыкальных и литературных предпочтениях интересовали работодателей и членов приемных комиссий в ВУЗах. Прямо как в советские времена.
– Думаю, во все времена существуют какие-то идеологически окрашенные предпочтения. Скажем, в наших абсолютно буржуазных, капиталистических корпорациях заставляют сотрудников-мужчин обязательно ходить в костюмах при галстуках, а девушек – обязательно в юбках определенной длины. Я считаю, что это ничуть не лучше, чем в самые закоснелые советские времена. Тогда резали узкие брючки и вывешивали портреты девушек на "черной доске" – "Они позорят наш город" – за то, что они одевались чересчур кричаще: скажем, в мини-юбки и в платья-декольте. Я, например, в юности, молодости и даже в более зрелом возрасте всегда одевался достаточно броско, а иногда и кричаще, носил длинные волосы. У меня никогда с этим особых проблем не было. Ну, орали прохожие вслед: "Эй ты, пижаму надел", – когда я ходил по улице в полосатых американских брюках… Я не считаю, что это достаточный повод для какой-то гражданской обеспокоенности.
– А в приемной комиссии вас не спрашивали, почему у вас длинные волосы, почему вы одеты неподобающе? Или вы как-то пытались не выделяться среди абитуриентов?
– Я уже плохо помню. Во всяком случае, единственная проблема, которая у меня возникала, была связана с длинными волосами. Сначала в седьмом классе средней школы: я тогда только приехал из-за границы и носил длинные волосы. Меня тут же, в сентябре 1968 года, взяли под белые ручки, отвели в парикмахерскую и остригли – под бокс, полубокс или что-то подобное. Соответственно, когда в институте у нас была военная кафедра, меня там обязали подстричься. Но вскоре я научился прятать волосы под воротник, а с военной кафедры просто-напросто сбежал. Так что, я думаю, это все не настолько серьезно, чтобы вести об этом какие-то глубокие беседы.
На вопросы Радио Свобода отвечает музыкальный критик Артемий Троицкий:
– Если бы о мониторинге такого рода сообщило Министерство культуры, или какие-нибудь социологические службы, или даже, например, кто-нибудь из президентского аппарата, я думаю, это не вызвало бы особой тревоги и скандала. В принципе, мне самому было бы интересно узнать, что сейчас читает, слушает и смотрит наша молодежь. В свое время, когда я сам еще был "молодежью" и работал в отделе социологии Института искусствознания, я занимался как раз примерно таким мониторингом. Ничего криминального в этом нет.
Все волнения происходят оттого, что сказал об этом министр внутренних дел. Для чего этого нужно милиции, непонятно. Каким образом это может быть связано с экстремизмом, тем более непонятно. По-моему, это совершенно разные вещи. С одной стороны - художественные или музыкальные предпочтения молодежи, а с другой стороны - какие-то бандитские, или националистические, или какие-то еще гнусные выходки. Мне просто кажется, что наш министр внутренних дел, что называется, с жиру бесится или дурью мается. Ведь в нашей стране огромное количество проблем в области охраны правопорядка, борьбы с преступностью, с коррупцией… И очень странно, что среди этого половодья не решенных и не решаемых проблем вдруг гражданин Нургалиев начинает что-то говорить о музыкальных предпочтениях молодежи. Это просто смешно.
– Министр напомнил, что не так давно вопросы о музыкальных и литературных предпочтениях интересовали работодателей и членов приемных комиссий в ВУЗах. Прямо как в советские времена.
– Думаю, во все времена существуют какие-то идеологически окрашенные предпочтения. Скажем, в наших абсолютно буржуазных, капиталистических корпорациях заставляют сотрудников-мужчин обязательно ходить в костюмах при галстуках, а девушек – обязательно в юбках определенной длины. Я считаю, что это ничуть не лучше, чем в самые закоснелые советские времена. Тогда резали узкие брючки и вывешивали портреты девушек на "черной доске" – "Они позорят наш город" – за то, что они одевались чересчур кричаще: скажем, в мини-юбки и в платья-декольте. Я, например, в юности, молодости и даже в более зрелом возрасте всегда одевался достаточно броско, а иногда и кричаще, носил длинные волосы. У меня никогда с этим особых проблем не было. Ну, орали прохожие вслед: "Эй ты, пижаму надел", – когда я ходил по улице в полосатых американских брюках… Я не считаю, что это достаточный повод для какой-то гражданской обеспокоенности.
– А в приемной комиссии вас не спрашивали, почему у вас длинные волосы, почему вы одеты неподобающе? Или вы как-то пытались не выделяться среди абитуриентов?
– Я уже плохо помню. Во всяком случае, единственная проблема, которая у меня возникала, была связана с длинными волосами. Сначала в седьмом классе средней школы: я тогда только приехал из-за границы и носил длинные волосы. Меня тут же, в сентябре 1968 года, взяли под белые ручки, отвели в парикмахерскую и остригли – под бокс, полубокс или что-то подобное. Соответственно, когда в институте у нас была военная кафедра, меня там обязали подстричься. Но вскоре я научился прятать волосы под воротник, а с военной кафедры просто-напросто сбежал. Так что, я думаю, это все не настолько серьезно, чтобы вести об этом какие-то глубокие беседы.
