Исследователи творчества Чингиза Айтматова часто спорят и гадают, откуда у него этот устойчивый трагизм, причем, трагизм античный, греческий, из книги в книгу кочующие эсхатологические мотивы, этот, говоря по Фрейду, инстинкт Смерти и пароксизмы безысходности, в то же время такой мощный всепобеждающий позыв Жизни? Ответить на этот вопрос нелегко, но сделать некоторые предположения, думаю, можно. Да, это он сказал: «За всё в жизни есть расплата, как за жизнь есть расплата смертью». Вообще мысль о смерти его всегда очень беспокоила, будоражила его пламенную, в то же время глубоко израненную с детства душу и никогда его не покидала. Мощный позыв жизни сосуществовал с инстинктом смерти, обостренным чувством конечности века человеческого.
Писатель однажды высказался так: «Трагизм человека в том, что он осознает свою смерть». Мысль, конечно, не нова, но в устах Айтматова, писателя очень успешного, к тому же советского, поэтому обязанного быть хотя бы «историческим оптимистом», сказанное многим тогда показалось повторением тривиальностей, даже некоторой позой. Не думаю, что он так боялся смерти, страшился перед его неотвратимостью, как, например, Гоголь, сошедший из-за этого с ума, или считал ее основным вопросом бытия и философии, как Альбер Камю. Но поздний Айтматов хорошо знал, что она может наступить в любую минуту, встреча с ней может случиться за первым же углом. И смерть действительно встретила его так внезапно, буквально на пути, будто вылезла, выпрыгнула из-за угла, подмигивая хитро и заманивая в иной мир, говоря «Пора уже!», как черт с хвостом у Фауста, как бесы у Пушкина, Демон у Лермонтова.
А кончина его (2008) по сей день остается очень туманной и загадочной, если не сказать весьма подозрительной. Примечательно, что об этом упорно говорят уже в Казахстане, особенно в Астане, где он переночевал накануне и выглядел совершенно здоровым и бодрым, и, разумеется, в Татарстане, на родине его предков по материнской линии, куда прибыл на следующий день. Прошло несколько лет, но никак не утихают споры и появляются все новые догадки и версии о кончине этого одного из знаковых писателей ХХ века. Забегая вперед, все же отмечу, что болезнь Айтматова в Казани была действительно до странного скоротечной, внезапной, словно его сразил меч Кассандры, будто его срочно позвала в иной мир некая судьба, словно свалила его зловещая коса смерти, поджидавшая, подстерегавшая его именно там, в мгновение ока. По воспоминаниям младшего сына писателя Эльдара, отец после не очень долгого недомогания как-то сразу потерял сознание и впал в кому и так и не пришел в себя. Как гласило заключение консилиума татарских врачей, у него отказали обе почки, произошла полная дисфункция печени, случилась двусторонняя пневмония легких, к тому же его организм поразил жесточайший септический шок. То есть весь его организм одномоментно отказался функционировать, а Чингиз Торекулович и слова не успел сказать своим близким. А их и не подпустили к нему. Не стали даже согласовывать, как вспоминает Мария Урматовна Айтматова, когда потерявшего сознание писателя решили отправить легким фюзеляжным самолетом не в Москву, а почему-то в немецкий Нюрнберг. Словом, он не умер, а погиб при весьма загадочных обстоятельствах.
Но самое поразительное, что он свою роковую судьбу как бы предчувствовал, косвенно описал в своем последнем романе «Когда падают горы», вышедшем всего за полгода (2007) до его внезапной кончины. Я называю этот роман его лебединой песней, прощальным словом, хотя далеко не самым лучшим в художественном отношении. В романе главного героя произведения Арсена Саманчина, в жизни и мыслях которого многое идет от самого писателя, автор видел стоящим перед сложнейшей дилеммой—жить или не жить, быть или не быть? И он погиб от случайной пули так нелепо, в то же время столь логично, даже закономерно. Звучит парадоксально, но пуля эта была для Саманчина весьма желанной, а физическая смерть неизбежной. Параллели всегда очень рискованны, но тут невозможно не провести аналогию с великим романом Франца Кафки «Процесс», где герой умирает почти так же, как в романе Айтматова. То есть жизнь для него как бы теряет всякое содержание, смерть становится неким спасением и избавлением от этой экзистенциональной бессмыслицы, и когда добивает его конвоир, он почти благодарит его за это.
Конечно, между мирами и героями Кафки и Айтматова лежат огромные культурные дистанции и различные жизненные опыты и взгляды. То же самое можно было бы сказать и о Хемингуэе, о Камю, с которыми исследователи очень любят сравнивать Айтматова. Но существует и безусловная общность, которая их всех объединяет. Это—общность кризиса базовых человеческих ценностей, общность смыслоутраты, общность в понимании человеческой борьбы за себя, за идеалы, за жизнь, наконец. История ХХ столетия не одного только Айтматова заставила, «плача на коленях, восставать во гневе» (выражение кыргызского писателя), жить в бесконечной надежде, в то же время жестоко сомневаться в самых сущностных гуманистических ценностях, утратив прежние иллюзии, сходясь в экзистенциональных парадигмах жизни и истории, бытия и человека. Для героев Хемингуэя важно было «не сдаваться», не закиснуть, поэтому его герои-одиночки боролись в одиночестве, но нередко предпочитали, как, впрочем, сам писатель, тоже смерть, чем моральную капитуляцию. Камю же видел в жизни человека ХХ века истинное благородство в борьбе, но видел и экзистенциональное отчаяние перед неразрешимыми вопросами бытия и истории, поэтому объявил, повторяя Шопенгауэра, что основной вопрос философии—это самоубийство.
И все же мучает вопрос: что же с Чингизом Торекуловичем случилось в том 2008 году 10 июня в Казани? Его сразил меч Кассандры? Тогда кто его поднял? Или позвала в мир иной Судьба? И почему он прощался с нами через свою последнюю книгу, назвав ее «Когда падают горы»? Или устал он жить? Но ведь столько у него было планов! Не говоря о том, что у него была совсем неплохое здоровье для его возраста, и он только собирался написать нечто, о чем мечтал почти всю свою жизнь…
Осмонакун Ибраимов, профессор, доктор филологических наук, член-корреспондент НАН Кыргызской Республики, почетный профессор Шанхайского университета международных отношений.
