Об особенностях режима Каддафи и том, что придет на смену идеологии джамахирии, размышляет московский арабист Анатолий Рясов, автор монографии "Политическая концепция Каддафи в спектре "левых взглядов".
– Не раз появлялись сообщения о том, что Муаммару Каддафи предлагали гарантии безопасности, если он откажется от власти. Но он этими предложениями не воспользовался, даже когда уже было понятно, что власть ему не удержать. Что это – самоотверженность или неадекватность?
– Тут речь идет о принципиально ином типе политического лидерства. Рисовать Каддафи исключительно как кровожадного тирана, который, как бульдог, вцепился в свой трон и не может от него оторваться, не совсем верно. Каддафи заботили не текущие проблемы, а полное переустройство государственной системы или планы по торговле нефти на ближайшие десятилетия. Он верил, что осуществляет модернизационные преобразования. Так что это совсем не тот тип человека, который в первую же минуту путча собирает деньги в чемодан и уезжает куда-то в Мексику.
– В России есть немало поклонников Каддафи, которые говорят, что он построил страну всеобщего благоденствия, где нет нищеты, где люди получают достойное образование и где действует неплохая система здравоохранения. Можно ли всерьез говорить о плюсах режима, созданного Каддафи?
– Изменения, которые происходили в Ливии после 1969 года, совпали с деколонизацией арабских стран. Каддафи был одним из лидеров, которые пришли тогда к власти. Он действительно имел тогда огромную поддержку, отрицать это невозможно. Потом началось укрепление новой политической системы, которая исключала любые формы оппозиции. Уникальность джамахирийской системы в том, что в ее авторитарный фундамент, как в романе Оруэлла, были заложены совершенно антиавторитарные лозунги. В этом смысле, конечно, Ливия является определенным феноменом. Действительно в Ливии уровень жизни был выше, чем в соседнем Алжире и других странах Африки. Однако вопрос сложный – является ли этой заслугой джамахирийского режима, или решающую роль сыграла разработка нефтяных месторождений – довольно сложный. Так или иначе, это совпало с приходом Каддафи к власти, поэтому естественно, что многие преобразования ассоциировались с его именем.
– Насколько сильной была изоляция ливийского общества от внешнего мира все эти годы? И легко ли ему будет избавиться от идеологического бремени, которое оно несло 40 лет? Ведь джамахирия – это нечто вроде религиозного культа, со своим священным писанием в виде "Зеленой книги".
– Действительно, джамахирийские идеологические преобразования были более существенными, чем во многих соседних странах, где идеология была скорее элементом декора. Но наступил момент, когда джамахирийский миф начал изнашиваться. Это совпало со всемирной девальвацией левых ценностей, с крушением Советского Союза. Что касается изоляции, то действительно страна была закрыта, там не был развит туризм и т.д. Но, с другой стороны, все эти годы, даже в самые зловещие, репрессивные времена, на каждом балконе стояли параболические антенны. Люди всегда смотрели то, что хотели, и едва ли это были ливийские телеканалы. Более закрытой страна стала, когда попала в международную блокаду в 90-е годы.
Я приехал в Ливию непосредственно после снятия блокады, и тогда она не была похожа на другие арабские страны: было видно, что у страны долгое время не было международных контактов. Но в последние годы Ливию вряд ли можно было назвать закрытой страной, и хотя туризм там развивался далеко не такими темпами, как в соседнем Тунисе, тем не менее, эти процессы все же наблюдались. Многие, приезжавшие в Ливию, отмечали, что за "Зеленой книгой" уже не ощущается религиозной мощи, идеология начала запаздывать по отношению к практическим преобразованиям. Каддафи объявил народный капитализм, но не отменил главенства "Зеленой книги" с ее вульгаризированными левыми лозунгами. Это противоречие уже становилось заметным на уровне обыденного сознания.
– Ваш прогноз: кто воспользуется плодами ливийской революции?
– Поразительно, что за полгода деятельности так называемых повстанцев мы так и не услышали никакой внятной политической программы. Мы видели стикеры, нашивки, размахивание флагами. Представьте, если бы в 1917 году Троцкий на вопрос о его политической программе размахивал бы красным флагом, показывал знак "виктори" и улыбался. Ливия сейчас живет, опутанная огромным количеством мифов – это и неотжившие ценности племенного общества, и 40 лет джамахирийской идеологии, и современные либеральные лозунги, которые люди видят с телеэкранов, и ислам. Как это все будет сочетаться, совершенно неясно. Я вижу густой туман за выстрелами из автоматов и революционными салютами. Мы даже толком не знаем, кто делал эту революцию, а уж кто будет пожинать плоды – сказать еще сложнее. Уверен, что в ближайшие месяцы этот туман не развеется.
– Не раз появлялись сообщения о том, что Муаммару Каддафи предлагали гарантии безопасности, если он откажется от власти. Но он этими предложениями не воспользовался, даже когда уже было понятно, что власть ему не удержать. Что это – самоотверженность или неадекватность?
– Тут речь идет о принципиально ином типе политического лидерства. Рисовать Каддафи исключительно как кровожадного тирана, который, как бульдог, вцепился в свой трон и не может от него оторваться, не совсем верно. Каддафи заботили не текущие проблемы, а полное переустройство государственной системы или планы по торговле нефти на ближайшие десятилетия. Он верил, что осуществляет модернизационные преобразования. Так что это совсем не тот тип человека, который в первую же минуту путча собирает деньги в чемодан и уезжает куда-то в Мексику.
– В России есть немало поклонников Каддафи, которые говорят, что он построил страну всеобщего благоденствия, где нет нищеты, где люди получают достойное образование и где действует неплохая система здравоохранения. Можно ли всерьез говорить о плюсах режима, созданного Каддафи?
– Изменения, которые происходили в Ливии после 1969 года, совпали с деколонизацией арабских стран. Каддафи был одним из лидеров, которые пришли тогда к власти. Он действительно имел тогда огромную поддержку, отрицать это невозможно. Потом началось укрепление новой политической системы, которая исключала любые формы оппозиции. Уникальность джамахирийской системы в том, что в ее авторитарный фундамент, как в романе Оруэлла, были заложены совершенно антиавторитарные лозунги. В этом смысле, конечно, Ливия является определенным феноменом. Действительно в Ливии уровень жизни был выше, чем в соседнем Алжире и других странах Африки. Однако вопрос сложный – является ли этой заслугой джамахирийского режима, или решающую роль сыграла разработка нефтяных месторождений – довольно сложный. Так или иначе, это совпало с приходом Каддафи к власти, поэтому естественно, что многие преобразования ассоциировались с его именем.
– Насколько сильной была изоляция ливийского общества от внешнего мира все эти годы? И легко ли ему будет избавиться от идеологического бремени, которое оно несло 40 лет? Ведь джамахирия – это нечто вроде религиозного культа, со своим священным писанием в виде "Зеленой книги".
– Действительно, джамахирийские идеологические преобразования были более существенными, чем во многих соседних странах, где идеология была скорее элементом декора. Но наступил момент, когда джамахирийский миф начал изнашиваться. Это совпало со всемирной девальвацией левых ценностей, с крушением Советского Союза. Что касается изоляции, то действительно страна была закрыта, там не был развит туризм и т.д. Но, с другой стороны, все эти годы, даже в самые зловещие, репрессивные времена, на каждом балконе стояли параболические антенны. Люди всегда смотрели то, что хотели, и едва ли это были ливийские телеканалы. Более закрытой страна стала, когда попала в международную блокаду в 90-е годы.
Я приехал в Ливию непосредственно после снятия блокады, и тогда она не была похожа на другие арабские страны: было видно, что у страны долгое время не было международных контактов. Но в последние годы Ливию вряд ли можно было назвать закрытой страной, и хотя туризм там развивался далеко не такими темпами, как в соседнем Тунисе, тем не менее, эти процессы все же наблюдались. Многие, приезжавшие в Ливию, отмечали, что за "Зеленой книгой" уже не ощущается религиозной мощи, идеология начала запаздывать по отношению к практическим преобразованиям. Каддафи объявил народный капитализм, но не отменил главенства "Зеленой книги" с ее вульгаризированными левыми лозунгами. Это противоречие уже становилось заметным на уровне обыденного сознания.
– Ваш прогноз: кто воспользуется плодами ливийской революции?
– Поразительно, что за полгода деятельности так называемых повстанцев мы так и не услышали никакой внятной политической программы. Мы видели стикеры, нашивки, размахивание флагами. Представьте, если бы в 1917 году Троцкий на вопрос о его политической программе размахивал бы красным флагом, показывал знак "виктори" и улыбался. Ливия сейчас живет, опутанная огромным количеством мифов – это и неотжившие ценности племенного общества, и 40 лет джамахирийской идеологии, и современные либеральные лозунги, которые люди видят с телеэкранов, и ислам. Как это все будет сочетаться, совершенно неясно. Я вижу густой туман за выстрелами из автоматов и революционными салютами. Мы даже толком не знаем, кто делал эту революцию, а уж кто будет пожинать плоды – сказать еще сложнее. Уверен, что в ближайшие месяцы этот туман не развеется.
