Прошел ровно год, как во время пожара в Москве мы потеряли четырнадцать дочек, сестер и матерей.
27 августа 2016 года, Москва. "Пожар в типографии, сгорели наши девочки". Это была первая новость, которую я получила тем утром. В аудиосообщении голос молодого человека разрывался, он не переставал повторять "там все наши". Сердце заколотилось, предчувствуя беду.
Уже у выхода из метро я встретила мужчину с заплаканной женой. Всю дорогу до типографии женщина утирала опухшие глаза, все спотыкалась и повторяла имя своей младшей сестры Жанылмырзы. Самая младшенькая в семье, незамужняя, еще не успевшая стать мамой. Она скучала по родителям, через месяц собиралась улететь домой. Женщина шептала имя Жанылмырзы словно молитву, будто заклиная ее не умирать. Позже, возле типографии, в толпе она долго искала сестру. Жанылмырзы не было среди выживших, ее имя не значилось и в списке отправленных в больницу.
В это время отчаянно выбивалась сестра семнадцатилетней Алмаш из удерживающих рук неравнодушных людей. Она билась в истерике, теряла сознание, и, приходя в себя, звала сестру. Их было двое и в тот день обе были на смене. Во время пожара старшая в поиске младшей побежала в задымленное здание, а та, в свою очередь, выбежав чуть позже, кинулась обратно в дым. Они разминулись. Младшая Алмаш не сумела выбраться из здания.
В толпе стойко держалась мать, потерявшая семнадцатилетнюю дочь Нурай. Девочка приехала в Москву сразу после окончания школы. Матери тяжело было бы обучать ее и брата-близнеца. Нурай мечтала, что через год поступит в университет.
В стороне безмолвно стояли мужчины. Их лица и одежда были испачканы, а глаза наполнены скорбью. Утром они вместе с пожарными бросались в огонь за соотечественницами, только понимали, что живых там уже быть не может.
Среди толпы слышался сдавленный плач, уже более походящий на изнеможённый
Люди по-разному переживали беду. Худощавый человек в очках просто простоял весь день на одном месте. Потерянно, безмолвно, неподвижно. Новобрачной жены, которую он утром проводил на работу, не стало. Надо было, чтобы кто-то близкий или знакомый подошел к нему, посмотрел в глаза и произнес слова соболезнования.
Постепенно вокруг наступало успокоение. Горечь утраты окутывала сердца людей, проникала в них. Но они утешались маленькими искорками надежды, цеплялись за нее. Собравшиеся с мольбой смотрели на большие темные ворота, разделявших их от родных и близких. Как-будто кто-то еще мог оттуда выбежать живым.
Алина Канатбек кызы, Айсулуу Базарбай кызы, Динара Раимкулова, Алина Топчиева, Айкол Абдаким кызы, Жанылмырза Коргонбай кызы, Алмаш Камчыбекова, Гулбара Бообекова, Жаркынай Абдуганиева, Нурай Жумадылова, Кыял Алабердиева, Махигул Азимжан кызы, Индира Маматкасымова, Айчурок Абдумаматова.
Это были матери-одиночки, кормилицы семей. Их дома ждали дети и престарелые родители. Это были молодые невесты и совсем юные девочки с большими надеждами на лучшее в жизни. На фотографиях, которые показывали их коллеги и родственники, они все были счастливыми…
Уже под вечер людей начали заводить на опознание тел погибших. Серое здание, в котором раньше слышался громкий смех девушек-работниц, превратилось в их безмолвную могилу. От горя содрогалась земля, содрогался воздух. Только город, манящий людей своим блеском и дарящий большие надежды, оставался глухим к боли чужих.
29 августа после обеда четырнадцать тел погибших соотечественниц увезли на родину. Сообщая это по радиоэфиру, мой голос предательски задрожал. Четырнадцать "грузов-200" в один день.
Иногда спускаясь в московское метро, я представляю себе цветочный луг в наших горах. Я засматриваюсь на лица наших девочек, сестер и мам. Некоторые из них такие живые, бойкие, красивые, другие растрепанные, сломленные, но стойко продолжающие бороться за жизнь…
