Ссылки для упрощенного доступа

23 ноября 2024, Бишкекское время 10:34

«Права голоса лишили и назвали кулаком». Песни спецпереселенцев


Спецпереселенцы у своего дома. Село Тундрино, Сургутский район
Спецпереселенцы у своего дома. Село Тундрино, Сургутский район

Этот уникальный материал ждал публикации более двадцати лет

Этот уникальный материал ждал публикации более двадцати лет. В 1990-х историк и краевед Яков Яковлев отправился в Нарымский край с бытовой видеокамерой, чтобы записать песни "спецов" – спецпереселенцев тридцатых годов. В то время раскулаченные крестьяне принудительно переселялись в Нарым. Советские газеты не писали об этой массовой депортации. Тема была под запретом. А крестьяне знали только один способ рассказать о своих страданиях – сложить об этом песню. Сейчас никого из этих людей уже нет в живых. Но благодаря экспедиции Яковлева сохранились видеозаписи и расшифровки песен "спецов". "Сибирь.Реалии" публикуют эти песни и рассказ Якова Яковлева о его экспедиции в Нарым.

​В отрочестве и ранней юности я много раз слушал народные песни в сибирском посёлке Тогур, на берегу реки Кети, где проживала моя родня. Веселиться старшее поколение умело. Несмотря на пережитые страдания – ссылку, спецкомендатуру, голод, колхозное рабство, войну – они устраивали застолья, шутили, дурачились, плясали и пели…

И в песнях нередко звучало – о неволе, тюрьме, побегах, судах. В юности эти песни казались мне какой-то уголовщиной, чем-то недостойным приличной компании. Было непонятно, как мои родители, дядьки и тётки – честные трудяги, далёкие от блатного мира, – могут любить и петь эти песни.

Спецпереселенцы-старообрядцы Мария и Екатерина Яковлевы – хранители фольклора. 1987 г.
Спецпереселенцы-старообрядцы Мария и Екатерина Яковлевы – хранители фольклора. 1987 г.

Лишь много позже пришло понимание, что "тюремные", "лагерные", "арестантские", "блатные" песни – это часть русской и сибирской культуры; что они могут являться объектом внимания исследователей и писателей. У жителей Нарымского края, четыре века служившего местом массовой ссылки, тюремное мироощущение возникает буквально на генетическом уровне. В советское время, когда редкая семья не познала тюрьму, ссылку или спецпереселение, эта часть песенного фольклора стала ещё более распространённой. Поговорка "от сумы да от тюрьмы не зарекайся" была в этих краях понятна каждому, тюремная песня стала частью жизни каждой семьи. Очень хорошо это передано в пронзительно-щемящем рассказе Василия Шукшина "В воскресенье мать-старушка…", где слепой гармонист поёт односельчанам старинную тюремную песню.

"…Передайте передачку,

А то люди говорят:

Заключённых в тюрьмах много –

Сильно с голоду морят.

Бабы, старики, ребятишки как-то всё это понимали – и что много их там, и что морят. И очень хотелось, чтоб передали тому несчастному "сидельцу", сыну её, эту передачку – хоть поест, потому что в "терновке" (тюрьме), знамо дело, несладко.

С середины 1950-х гг. тюремная песня, до той поры бытовавшая, помимо криминальной среды, только в "рабоче-крестьянских массах", распространилась ещё шире – стала модной у интеллигенции.

В основе моды на блатные песни лежало чувство протеста

В основе этой моды на блатные песни лежало чувство протеста. Причины его возникновения проанализировал театральный критик Константин Рудницкий: "Улыбчато-бодрые, бойкие, задорные или же мило-сентиментальные песни, которые лились с эстрады, с экрана и из чёрных тарелок репродукторов, знать не хотели ни о кровоточащих ранах недавней войны, ни о других социальных бедствиях. Инвалидов не видели, вдов и сирот не замечали, о голоде и слыхом не слыхивали, ну а такие мелочи, как бытовые неустройства, сырость бараков или фантасмагорическая перенаселённость коммуналок, авторов этих песен и подавно интересовать не могли. Горечь, скопившаяся в душах, тревога о пропавших без вести или канувших "без права переписки" в какие-то чёрные провалы бытия – всё это словно бы не существовало, не волновало песенную гладь".

Баржа со спецпереселенцами, п. Тогур Нарымского округа. 1930-е годы
Баржа со спецпереселенцами, п. Тогур Нарымского округа. 1930-е годы

Нарымский тюремный фольклор досоветского периода стал достоянием исследователей только в середине XX века. Вот только фольклорные экспедиции в советские времена собирали и публиковали невольничьи песни исключительно царской поры, вынужденно обходя их новейшие образцы. Хотя работали исследователи в сёлах, сплошь и рядом занятых спецпереселенцами и отсидевшими или амнистированными жертвами сталинизма.

Поэтому песни спецпереселенцев до сих пор остаются не поднятым пластом фольклора, в котором сохраняются свидетельства трагедии русского крестьянства ХХ века. Упущенный и не зафиксированный в своё время, этот фольклор исчезает вместе со стариками прямо на глазах.

В 1990-х годах на севере Томской области мне удалось зафиксировать 31 текст: 26 песен и 5 частушек. Некоторые из них удалось восстановить только после опроса 2–3 информаторов. Есть и фрагменты (неполные редакции) песен, которые, однако, имеют ценность даже в усечённом виде и к тому же могут послужить отправной точкой для поиска конкретной песни последующими собирателями фольклора.

Почти все информаторы, поделившиеся со мной сохранённой и опоэтизированной памятью, – бывшие спецпереселенцы. Многие их них – мои родственники. Если бы сталинские лагеря не выдернули из моего рода старшее поколение мужчин, а голодоморные погосты – младшее поколение детей, то фольклорных текстов в этом очерке было бы в несколько раз больше.

Нарымские спецпереселенцы: под конвоем, но с гармошкой
Нарымские спецпереселенцы: под конвоем, но с гармошкой

Ближайший к этому жанру фольклор, конечно, тюремные песни, до сих пор популярные в Нарымском крае. Многие держатся в народном хит-параде уже больше века: "Люби меня, девчонка, покаместь я на воле…", "Звенел звонок насчёт поверки…", "Солнце всходит и заходит…", "Скрывается солнце за степью…", "В воскресенье мать-старушка…".

Тюремные песни делятся, в основном, на три группы – о жизненном пути заключённого, о тюремных или лагерных условиях и о деятельности на воле. Сюжетная канва их, как правило, небогата и подчинена определённым закономерностям. Например, редко указывается причина заключения героя в тюрьму. Главное внимание уделяется мотивам свободы и неволи.

Заключенные на нарах Тобольской тюрьмы
Заключенные на нарах Тобольской тюрьмы

Сюжет таких песен, как правило, передаёт не саму действительность, а отношение к ней заключённого. Поэтому в них, песнях, так много лирики, но лирики специфической – как в мироощущении, так и в форме выражения, интонации. Душевные переживания, тоска по воле облекаются в жалобность, трогательность, сентиментальность, которые нередко доходят до границ излишней театральности, преувеличенной эмоциональности, мелодраматичности.

Сравнивая бытовавшие в Нарымском крае тюремные песни, я могу сделать вывод о критическом подходе местных песенников к уголовному репертуару. Не прижились тексты с ненормативной лексикой и блатным жаргоном, непопулярны были песни с утверждением ценностей криминального мира или "красивой жизни" городской шпаны. Главным критерием отбора стали темы любви и сострадания – традиционные в народной песне и привычные для крестьянина. "…Нет среди них ни одной, которая могла бы оскорбить нравственное чувство, которая не могла бы быть напечатана", – эти слова известного фольклориста позапрошлого века В.С. Арефьева о современных ему тюремных песнях можно отнести и к фольклору спецпереселенцев Нарымского края.

Отличалась и манера исполнения. Варлам Шаламов писал: "Пение блатных – исключительно сольное пение, сидя где-нибудь у зарешёченного окна или лёжа на нарах, заложив руки за голову… Никакое хоровое пение не могло бы быть допущено в стенах тюрьмы". В некриминальной среде спецпереселенцев песни исполнялись почти всегда хором или в крайнем случае дуэтом – традиционно для народного песнопения.

Да и происхождение у блатного и спецпереселенческого фольклора разное. Песни тюрем и лагерей пришли на волю вместе с освободившимися, в письмах "из мест, не столь отдалённых", со страниц "песельников", которые в 1940–1950-х гг. были частью лагерной жизни. Спецпереселенческий фольклор рождался на месте. В Нарыме многие лично знали авторов тех или иных песен. Моя собеседница спецпереселенка с Алтая Татьяна Шашева из Колпашевского района Томской области, надиктовав для меня "По диким степям, по Нарыму…", добавила: "А сочинил её Костя Михайленко из п. Пристанского Парабельского района, он из наших был – алтайских "спецов". Потом его за эту песню забрали, и сгинул он куда-то".

Отличалось и содержание. Спецпереселенческие песни повествовательны, конкретны, иногда с упоминанием фамилий и географических названий. Они пересказывают все фазы трагедии от раскулачивания на родине и погрузки на подконвойные баржи до организации жизни на новом месте, повествуют о разных её сторонах – раскорчёвке, обмене "полотенцев на капустные листы" и т.д. Если бы удалось собрать воедино все песни "спецов" и расположить их по хронологии отображаемых событий, то получилось бы эпическое полотно этого периода жизни страны.

Раньше много пели. На обед на работе отводилось только полчаса, так мы 15 минут ели, а 15 – пели

Несколько слов необходимо сказать и о бытовании этих песен в Нарымском крае. Все мои информаторы вспоминали, что и тюремные, и спецпереселенческие песни пользовались огромной любовью, их исполняли буквально везде. Например, после пересказа мне песни "Огни притона заманчиво сияют…" спецпереселенка с Алтая Пелагея Яковлева добавила: "Её часто пели в войну и после войны на Тогурской ферме, где я тогда работала". – "Почему там?" – "А где ещё было петь-то, если работали от зари до зари?"

Спецпереселенка Дорогина рассказывала так: "Раньше много пели. На обед на работе отводилось только полчаса, так мы 15 минут ели, а 15 – пели. На работу шли с песней, после работы – с песней. Рот не закрывался. А после смерти Сталина нам на работе петь запретили. Так петь и перестали, вместо песен одни матерки стало слышно".

Песни, помогавшие людям пережить невзгоды, через сострадание и сопереживание тем, чья доля ещё горше, сохранили память о целой эпохе. Жаль, что их не записали на пластинки, не напечатали в книгах, не знают и не поют дети и внуки, забывают даже старики. Но кое-что из этого духовного наследия удалось зафиксировать и сохранить.

Песня: Ах, напрасно ломал я решетку
please wait

No media source currently available

0:00 0:03:32 0:00

На видео: Пелагея Петровна и Яков Яковлевич Яковлевы, спецпереселенцы с Алтая

Частушки

Мы с милёнком расставались

В это воскресение:

Записали всех в колхоз,

Нас – на выселение.

Кулаки работали –

Кулаки и жили.

А теперь кулаков

Голоса лишили.

Мария Архиповна Яковлева. 1918–1997. Спецпереселенка с Алтая. Записано в с. Тогуре Колпашевского р-на в 1985–1986 гг. Я.А. Яковлевым.

Кулаки вы, кулаки,

Забитые головушки,

Не видать вам, кулакам,

Своей родной сторонушки.

Татьяна Кузминична Шашева. Спецпереселенка с Алтая. Записано в п. Копыловке Колпашевского р-на 25.07.1996 Я.А. Яковлевым.

Песни "спецов"

"Ты скажи, кулак-лишенец,

Ты за что в Нарым попал?"

"За работу, дорогой мой,

День и ночь я работáл.

Когда жил в широком поле,

О Нарыме не мечтал,

Всё трудился, всё старался,

Чтоб не хуже быть других.

Ущемлял детей в отдышке,

Заставлял их работáть.

Покупал я всё в хозяйство:

И машины, и плуга,

Сеялки, веялки, сортировки –

Всё в хозяйстве нужно было.

Были кони и корова,

Овцы, чушки и другое.

Об еде не горевал:

Трудовой ел хлеб в избытке,

А о мясе не мечтал.

Продавал всё на базаре

И хозяйство пополнял.

Всё стремился, чтоб побольше,

День и ночь я работáл.

За своё всё нажитое

Многим сделался врагом,

Права голоса лишили

И назвали кулаком.

Всё забрали трудовое

И в Нарым нас повезли.

А везли – и вспомнить страшно:

В Томске с поезда сгрузили,

Баржи ждали уже нас,

Началася тут погрузка

В трюмы, палубы – везде…

Жутко стало, сердцу больно,

Плач детей, старух рыданья

Тихо тащит пароход.

Баржи к берегу подходят,

Начинают выкликать…

Татьяна Кузминична Шашева. (1919–2001) Спецпереселенка с Алтая. Записано в п. Копыловке Колпашевского р-на 25.07.1996 Я.А. Яковлевым.

Песня: Права голоса лишили и назвали кулаком
please wait

No media source currently available

0:00 0:01:44 0:00

Мы приехали сюда:

Здесь была одна вода,

Да по берегу трава,

Да валялися дрова.

Комендант по барже ходит,

Сам руками всё разводит:

"Вот вам место, вот селитесь

И живите – веселитесь".

Дали по ковшу пшеницы –

"Клюйте вы её, как птицы".

А того ж нам невдомёк –

У нас умер паренёк,

А коменданта не спросили,

Где погост нам разрешили.

Мария Яковлевна Емельянова (1922–2004). Спецпереселенка с Алтая. Записано в с. Тогуре Колпашевского р-на 22.02.1991 Я.А. Яковлевым.

По диким степям, по Нарыму

Идёт заготовка лесов.

Там сослано много народу

Неизвестно, на сколько годов.

Они сосланы все без причины,

И безвинно страдают они,

Живут они все под неволей,

Считают тяжёлые дни.

Ребёнку и старому деду

На родине хочется быть.

А мысли их – ласковы звуки,

В тайге им не хочется жить.

На собранье им всё напевают,

Мол, будем мы край обживать.

Назавтра – давай собирайся,

И будем тайгу корчевать.

Корчёвка нам эта не мила,

Не в силах мы брёвна таскать.

И силы от голода нету,

Придётся корчёвку бросать.

Питаемся пищей плохою,

Продуктов нам мало дают.

Едят они белую кору

И воду болотную пьют.

По диким степям, по Нарыму,

Где белы медведи живут,

Там сослано много народу,

И тысячи с голоду мрут.

Татьяна Кузминична Шашева. Спецпереселенка с Алтая. Записано в п. Копыловке Колпашевского р-на 25.07.1996 Я.А. Яковлевым.

Ах, Боже Всевышний,

Тобой накажённый,

Тобою свободы лишён.

Я злыми людьми

Был признан виновным,

В Нарым за хозяйство суждён.

Ну и что же –

Судите как угодно…

Разбита семейная жизнь –

Оставил я дома жену молодую

И пятеро малых ребят.

А вырастут дети,

У матери спросят:

"А где же наш рóдный отец?"

А мать зарыдает

И деткам расскажет:

"Он принял тюремный конец".

Ох, Боже Всевышний,

Тобою наказан,

Тобою свободы лишён:

Злыми людьми

Был признан виновным,

В Сибирь за излишки суждён…

Иван Найдёнов. Прим. 1928 – ?. Спецпереселенец с Алтая. П. Степановка Верхнекетского р-на. С чего начинается Родина // Заря Севера. № 87. 4 августа 1994 г.

Елизавета Александровна Бурлина. 1920–?. Спецпереселенка с Алтая. Записано в д. Староюгино Каргасокского р-на в 1994 г. местными школьниками.

Песня: Во Полтаве я родился
please wait

No media source currently available

0:00 0:02:54 0:00

На видео: Анна Яковлевна Антипова, спецпереселенка с Алтая

Кулаки вы, кулаки,

Спецпереселенцы,

На капустные листы

Меняли полотенца.

Мама, мама, встань пораньше

И послушай на заре:

Не твоя ли дочка плачет

На нарымской стороне.

Трудно нам, братцы, в Нарыме,

Трудно нам здесь умирать,

Как пришлося на острове Смерти

Людоедов нам всем увидать.

Не придёт мать с горячей молитвой

Над могилою сына рыдать,

Только лес свою песню нарымскую

Будет вечно над ней напевать.

Екатерина Архиповна Яковлева. 1935–1987. Спецпереселенка с Алтая. Записано в с. Тогуре Колпашевского р-на в 1985–1986 гг. Я.А. Яковлевым.

XS
SM
MD
LG