Акции протеста, состоявшиеся в стране за последнюю неделю, показали, что общественное движение "За честные выборы" меняется. По мнению некоторых экспертов, оно становится менее карнавальным и начинает осознавать размеры политических задач, стоящих перед ним.
О будущем общественного движения говорит один из его активных участников, актер Максим Виторган.
– Вы испытываете какое-то разочарование итогами выборов и тем, как развиваются дела у протестного движения?
– Нет, не испытываю, потому что я не испытывал особенного очарования, я не ждал, что 4 марта все враз изменится. Мне кажется, протестное движение добилось определенных результатов и, собственно, оно не заканчивается. У протестного движения не было такой границы, как 4 марта. Я, в общем, отдавал себе отчет, что процесс этот долгий, сложный и он будет видоизменятся внутренне. Конечно, сейчас надо сосредотачиваться на вопросах политической реформы, на выборах в местное самоуправление и так далее, то есть переходить к рутинной работе. Закончился какой-то, может быть, юношеско-романтический этап протестного движения – это может быть.
– Вы говорили об успехах протестного движения. Можете перечислить их?
– Могу, конечно. Все предложенные пусть половинчатые, пусть со всеми оговорками предложения Медведева, касающиеся политической реформы, слова Путина о том, что несистемная оппозиция должна становится системной (как будто она сама себя сделала несистемной), все разговоры о выборах губернаторов. Огромное количество новых людей, вовлеченных в процесс, получивших хоть какую-то информацию. Пробита хоть какая-то брешь на центральном телевидении, которая, правда, все равно используется исключительно в собственных целях. Благодаря протестному движению на выборы пришло огромное количество наблюдателей – и это люди, которые все увидели своими глазами, я в их числе.
– Много в последнее время говорят о том, что протестное движение наделало ошибок, в частности, протестное движение чересчур увлекается креативными вещами, меньше занимается вопросами политической программы и вообще – отказывается от политики и говорит, что это не политическое движение, а какое-то общественное. С вашей точки зрения, это были все ошибки или это естественное течение событий?
– Мне сложно отвечать на этот вопрос, потому что я не политик, не политтехнолог. У него есть разные направления, кто-то занимается политически, у меня был протест, безусловно, нравственный на политической, что ли, почве, мой личный протест. Наверное, сделаны какие-то ошибки, но куда же без них? Банальная фраза "ошибок не совершает тот, кто ничего не делает". Три месяца прошло с момента первого митинга, и путь за это время пройден, в общем, достаточно внушительный. Если год назад мы ничего такого и представить не могли, сейчас собирается на митинг 20 тысяч, и мы уже говорим: "что-то немного народу собралось, а полгода назад на эти митинги собиралось по 300, по 500 максимум человек".
Мне достаточно сложно говорить о тактике и стратегии протестного движения, потому что я как-то не специалист в этом деле, я участвую в нем исключительно как гражданин, и никаких амбиций по поводу начала какой-то политической карьеры у меня совершенно нет. Я не собираюсь этим заниматься.
– Ваша речь на митинге по своей сути была речью политического лидера, который понимает, что необходимо, как говорят на языке политологов, расширять электоральную базу. Вы предлагали протянуть руку людям, которые голосовали за Путина. Как вы оцениваете ситуацию с лидерами движения и ситуацию с политическим пониманием того, что происходит?
– Я абсолютно уверен, что лидеры появятся, их не надо создавать искусственно, они выкристаллизуются из этого движения. Я еще раз повторяю, это мой личный протест, как я, собственно, и сказал на митинге, протест против чудовищного унижения моих сограждан – унижения разными способами, унижения страхом, унижения ложью. Мы можем говорить о том, что у людей не хватает сил противостоять злу, что человек слаб, поэтому, собственно, я считаю, что мы должны как-то друг другу в этом смысле помогать, протягивать друг другу руку и подставлять плечо. Я видел толпы рабочих, которые свозили в Москву для голосования, чтобы повысить процент в Москве или не знаю еще для чего, – это не поддержка Путину, у них нет по этому поводу в большинстве своем, насколько я понимаю, никакой выстраданной, устойчивой, обособленной позиции. Поддержка мнимая, это колосс на глиняных ногах. Как я, собственно, сказал на митинге, власть билась за цифры любой ценой, и эти цифры любой ценой они получили, выиграв в этой войне. Но, мне кажется, что перед нами должна стоять другая задача: я хочу, чтобы люди имели возможность сравнивать, делать выбор, получая при этом полное описание товара, а не покупая непонятно что в пыльном мешке из-под прилавка.
– У вас нет ощущения, что, как это сейчас говорится, креативный класс, который протестует в Москве, находится в некотором электоральном гетто, что у него нет связи с остальной страной и что он находится в изоляции?
– Он, конечно, находится в изоляции, и эта изоляция поддерживается всеми силами государственной машины. Для того чтобы сравнивать что-то, человек должен сейчас приложить серьезные усилия, он должен серьезно заинтересоваться этим вопросом. То, что приходит к нам в дом само, в том числе посредством телевизора, – это же исключительно пропаганда, это не журналистика. Представьте на секундочку, что средства массовой информации у нас получают то, что мы называем словом "свобода". Вот в такой ситуации можно делать выбор. Мы видим, как Навальный и Путин сходятся в прямом эфире в дебатах по вопросу, скажем, экономической программы, а не когда в режиме монолога человек нам рассказывает о своих планах. Просто на секунду себе представить, что средства массовой информации получили ту свободу, которая у них была на рубеже 90-х, 2000-х годов. Притом, что они все равно были зависимы от каких-то людей, но люди это были разные, и точки зрения были разные, и пресса представляла интересы разных кланов, и в пересечении этих линий мы могли обнаружить какое-то подобие правды, и могли сделать выбор, кому мы больше верим. У меня есть ощущение, что нынешняя власть в принципе не конкурентоспособна, поэтому конкуренции открытой она и боится.
– Каким вы видите будущее протестного движения? Что нужно делать дальше? Рядом с вами на митинге выступали люди, которые избирались в муниципальные советы в Москве. Вы тоже упоминали в нашей беседе муниципальные выборы.
– Я еще раз хочу оговориться, что я совершенно не профессионал в этом деле и как именно это должно развиваться, я достаточно слабо себе представляю. Я могу говорить только о гражданской позиции. Но я послушал этих молодых ребят, которые победили на каких-то муниципальных выборах… Кстати, не удивительно, что они победили именно в Москве, думаю, во многом из-за того, что огромное количество усилий так называемого административного ресурса забрали на себя выборы президентские, и ребята просто по недогляду прорвались в эти муниципальные. Да, это один из путей. Думаю, что тут нет какой-то одной дороги: надо сделать вот это, и тогда все изменится. Должна быть целая система каких-то действий.
– Вернусь к вопросу о ваших собственных амбициях. За последние три месяца вы участвовали в записи ролика в декабре, вы пошли наблюдателем на выборах, вы участвовали в митинге, выступили с речью, – по моему мнению, это была одна из самых сильных речей на митинге. Утром 11 марта вы пошли на митинг в поддержку предпринимателя Козлова. У вас нет столкновений общественной деятельности и актерской профессии?
– Это, безусловно, забирает достаточное количество энергии и мыслей, времени, безусловно, много сил. Я этого не делать не могу, я бы с удовольствием не чувствовал того, что я чувствую, но я не могу оставаться к этому равнодушным. Мне обидно за своих соотечественников. Я уже видел их такими. Я родился в 1972 году, соответственно, я застал еще и советскую власть, и мне очень не хочется такого будущего для моей страны. Я бы с удовольствием был равнодушнее. Знаете, у Володина есть стихотворение: "Я равнодушию учусь, то выучу урок, то забываю. Я равнодушием лечусь, три раза в день по капле принимая". Я пытаюсь себя как-то подуспокоить, но не получается. Знаете, у каждого человека есть своя тема в жизни, я имею в виду не профессионально, а именно то, которая его беспокоит. Кого-то беспокоит защита окружающей среды, кого-то беспокоит исключительно наличие колбасы в холодильнике – и это вся его тема. Меня беспокоит тема взаимоотношений государства и человека, ну так получилось, я вырос на таких книжках, в такой среде, это привито мне, собственно, с детства каким-то образом, поэтому мне уже от себя никуда не деться.
Русская служба РСЕ\РС
О будущем общественного движения говорит один из его активных участников, актер Максим Виторган.
– Вы испытываете какое-то разочарование итогами выборов и тем, как развиваются дела у протестного движения?
– Нет, не испытываю, потому что я не испытывал особенного очарования, я не ждал, что 4 марта все враз изменится. Мне кажется, протестное движение добилось определенных результатов и, собственно, оно не заканчивается. У протестного движения не было такой границы, как 4 марта. Я, в общем, отдавал себе отчет, что процесс этот долгий, сложный и он будет видоизменятся внутренне. Конечно, сейчас надо сосредотачиваться на вопросах политической реформы, на выборах в местное самоуправление и так далее, то есть переходить к рутинной работе. Закончился какой-то, может быть, юношеско-романтический этап протестного движения – это может быть.
– Вы говорили об успехах протестного движения. Можете перечислить их?
– Могу, конечно. Все предложенные пусть половинчатые, пусть со всеми оговорками предложения Медведева, касающиеся политической реформы, слова Путина о том, что несистемная оппозиция должна становится системной (как будто она сама себя сделала несистемной), все разговоры о выборах губернаторов. Огромное количество новых людей, вовлеченных в процесс, получивших хоть какую-то информацию. Пробита хоть какая-то брешь на центральном телевидении, которая, правда, все равно используется исключительно в собственных целях. Благодаря протестному движению на выборы пришло огромное количество наблюдателей – и это люди, которые все увидели своими глазами, я в их числе.
– Много в последнее время говорят о том, что протестное движение наделало ошибок, в частности, протестное движение чересчур увлекается креативными вещами, меньше занимается вопросами политической программы и вообще – отказывается от политики и говорит, что это не политическое движение, а какое-то общественное. С вашей точки зрения, это были все ошибки или это естественное течение событий?
– Мне сложно отвечать на этот вопрос, потому что я не политик, не политтехнолог. У него есть разные направления, кто-то занимается политически, у меня был протест, безусловно, нравственный на политической, что ли, почве, мой личный протест. Наверное, сделаны какие-то ошибки, но куда же без них? Банальная фраза "ошибок не совершает тот, кто ничего не делает". Три месяца прошло с момента первого митинга, и путь за это время пройден, в общем, достаточно внушительный. Если год назад мы ничего такого и представить не могли, сейчас собирается на митинг 20 тысяч, и мы уже говорим: "что-то немного народу собралось, а полгода назад на эти митинги собиралось по 300, по 500 максимум человек".
Мне достаточно сложно говорить о тактике и стратегии протестного движения, потому что я как-то не специалист в этом деле, я участвую в нем исключительно как гражданин, и никаких амбиций по поводу начала какой-то политической карьеры у меня совершенно нет. Я не собираюсь этим заниматься.
– Ваша речь на митинге по своей сути была речью политического лидера, который понимает, что необходимо, как говорят на языке политологов, расширять электоральную базу. Вы предлагали протянуть руку людям, которые голосовали за Путина. Как вы оцениваете ситуацию с лидерами движения и ситуацию с политическим пониманием того, что происходит?
– Я абсолютно уверен, что лидеры появятся, их не надо создавать искусственно, они выкристаллизуются из этого движения. Я еще раз повторяю, это мой личный протест, как я, собственно, и сказал на митинге, протест против чудовищного унижения моих сограждан – унижения разными способами, унижения страхом, унижения ложью. Мы можем говорить о том, что у людей не хватает сил противостоять злу, что человек слаб, поэтому, собственно, я считаю, что мы должны как-то друг другу в этом смысле помогать, протягивать друг другу руку и подставлять плечо. Я видел толпы рабочих, которые свозили в Москву для голосования, чтобы повысить процент в Москве или не знаю еще для чего, – это не поддержка Путину, у них нет по этому поводу в большинстве своем, насколько я понимаю, никакой выстраданной, устойчивой, обособленной позиции. Поддержка мнимая, это колосс на глиняных ногах. Как я, собственно, сказал на митинге, власть билась за цифры любой ценой, и эти цифры любой ценой они получили, выиграв в этой войне. Но, мне кажется, что перед нами должна стоять другая задача: я хочу, чтобы люди имели возможность сравнивать, делать выбор, получая при этом полное описание товара, а не покупая непонятно что в пыльном мешке из-под прилавка.
– У вас нет ощущения, что, как это сейчас говорится, креативный класс, который протестует в Москве, находится в некотором электоральном гетто, что у него нет связи с остальной страной и что он находится в изоляции?
– Он, конечно, находится в изоляции, и эта изоляция поддерживается всеми силами государственной машины. Для того чтобы сравнивать что-то, человек должен сейчас приложить серьезные усилия, он должен серьезно заинтересоваться этим вопросом. То, что приходит к нам в дом само, в том числе посредством телевизора, – это же исключительно пропаганда, это не журналистика. Представьте на секундочку, что средства массовой информации у нас получают то, что мы называем словом "свобода". Вот в такой ситуации можно делать выбор. Мы видим, как Навальный и Путин сходятся в прямом эфире в дебатах по вопросу, скажем, экономической программы, а не когда в режиме монолога человек нам рассказывает о своих планах. Просто на секунду себе представить, что средства массовой информации получили ту свободу, которая у них была на рубеже 90-х, 2000-х годов. Притом, что они все равно были зависимы от каких-то людей, но люди это были разные, и точки зрения были разные, и пресса представляла интересы разных кланов, и в пересечении этих линий мы могли обнаружить какое-то подобие правды, и могли сделать выбор, кому мы больше верим. У меня есть ощущение, что нынешняя власть в принципе не конкурентоспособна, поэтому конкуренции открытой она и боится.
– Каким вы видите будущее протестного движения? Что нужно делать дальше? Рядом с вами на митинге выступали люди, которые избирались в муниципальные советы в Москве. Вы тоже упоминали в нашей беседе муниципальные выборы.
– Я еще раз хочу оговориться, что я совершенно не профессионал в этом деле и как именно это должно развиваться, я достаточно слабо себе представляю. Я могу говорить только о гражданской позиции. Но я послушал этих молодых ребят, которые победили на каких-то муниципальных выборах… Кстати, не удивительно, что они победили именно в Москве, думаю, во многом из-за того, что огромное количество усилий так называемого административного ресурса забрали на себя выборы президентские, и ребята просто по недогляду прорвались в эти муниципальные. Да, это один из путей. Думаю, что тут нет какой-то одной дороги: надо сделать вот это, и тогда все изменится. Должна быть целая система каких-то действий.
– Вернусь к вопросу о ваших собственных амбициях. За последние три месяца вы участвовали в записи ролика в декабре, вы пошли наблюдателем на выборах, вы участвовали в митинге, выступили с речью, – по моему мнению, это была одна из самых сильных речей на митинге. Утром 11 марта вы пошли на митинг в поддержку предпринимателя Козлова. У вас нет столкновений общественной деятельности и актерской профессии?
– Это, безусловно, забирает достаточное количество энергии и мыслей, времени, безусловно, много сил. Я этого не делать не могу, я бы с удовольствием не чувствовал того, что я чувствую, но я не могу оставаться к этому равнодушным. Мне обидно за своих соотечественников. Я уже видел их такими. Я родился в 1972 году, соответственно, я застал еще и советскую власть, и мне очень не хочется такого будущего для моей страны. Я бы с удовольствием был равнодушнее. Знаете, у Володина есть стихотворение: "Я равнодушию учусь, то выучу урок, то забываю. Я равнодушием лечусь, три раза в день по капле принимая". Я пытаюсь себя как-то подуспокоить, но не получается. Знаете, у каждого человека есть своя тема в жизни, я имею в виду не профессионально, а именно то, которая его беспокоит. Кого-то беспокоит защита окружающей среды, кого-то беспокоит исключительно наличие колбасы в холодильнике – и это вся его тема. Меня беспокоит тема взаимоотношений государства и человека, ну так получилось, я вырос на таких книжках, в такой среде, это привито мне, собственно, с детства каким-то образом, поэтому мне уже от себя никуда не деться.
Русская служба РСЕ\РС