Моя мама – женщина простая, не получившая возможности получить высшее образование, хотя была одной из лучших учениц в своем классе в далеком 1974 году. Ее воспитывала мачеха. Когда ей было всего три года родная мать умерла, оставив восьмерых детей. Отец, не долго думая, женился на другой, кто-то должен был воспитывать восьмерых детей. Мачеха невзлюбила мою маму. Ей, маленькой, тоненькой, анемичной девочке, пришлось пережить много жестокости по отношению к себе, пока она не окончила школу и не уехала в город поступать.
Она хотела стать хирургом, но отец и братья считали, что это не женская профессия, и настаивали на женпеде. И она, провалив экзамен, была счастлива. Чтобы пережить год до следующих экзаменов, ей пришлось пополнить ряды рабочей молодежи на Камвольно-суконном комбинате во Фрунзе. И на одной из молодежных вечеринок ее увидел мой отец, который даже не познакомился с ней лично. Встретив ее второй раз, украл... Конечно, он в некотором смысле был завидный жених: молодой, красивый, из хорошой семьи, только по какой-то злой иронии тоже жил с мачехой. И был тоже с изранненым сердцем человеком. Наверно, он был судьбой моей мамы... Но это не было ее добровольным решением: она должна была принять свою судьбу, в том виде, в котором ей навязали. И как истинная кыргызка, она осталась, покорившись своей судьбе и считая замужество данным ей судьбой счастьем...
Родители отца желали ему другой невесты и его выбор не одобрили. У них были сложные отношения. Но на вид все казалось хорошо. Мне кажется, что у кыргызов не особо принято открыто выражать свои истинные чувства и мысли, особенно среди мужчин. Так вот, говоря обо всем этом, моя мама взяла на себя роль миротворца и из-зо всех сил старалась поддерживать отношения с семьей отца. Мама считала, что если они перестанут общаться с его семьей, то ее обвинят в том, что она увела их сына из семьи. Как она говорила, они ее называли невоспитанной «энеси жок тентиген кыз». Она не хотела услышать в свой адрес, что «тентиген кыз баласын тентитип алып кетти». Как же грустно осознавать эту казалось бы «естественную тенденцию» в кыргызской культуре всегда находить в келин что-нибудь плохое, даже того, чего в ней нет.
И маме пришлось все эти годы подсознательно доказывать своему кайнжурту своим неустанным и порой непосильным трудом обратное. Она воспитывалась мачехой, и воспитание это заключалось в подготовке девочки к замужеству, как традиционно принято в Кыргызстане, и мачеха мамы очень преуспела в этом, дабы никто не смог упрекнуть ее в том, что она плохо выполнила роль матери. Поэтому мама была отлично вышколенной келин.
Маме пришлось пережить много страданий. Моя сестренка стала инвалидом детства, болью и радостью нашей семьи, горем родителей, состарившихся раньше времени. Они сделали все мыслимое и немыслимое, что было в их силах, чтобы она стала здоровой, но вопреки всему после долгих лет мучений она ушла в лучший мир, оставив моих родителей, потративших годы своей жизни на борьбу, в которой они однозначно проиграли, нереализовавшими свой личностный потенциал. Но одно точно: они остались до конца верными родителями, лучшими, какими только могли быть; они не оставили своего ребенка, хотя родственники настойчиво советовали отдать ее в дом малютки на попечение государства. Они отказались.
Мои школьные годы были наполнены уходом за моей любимой сестренкой, у которой часто случались приступы, у нее ломались кости у нас на глазах, впоследствии ее маленькое тщедушное тельце стало неестественно деформированным, что было больно смотреть на нее. Она много страдала, и мы тоже. Потом она ушла от нас, навсегда оставив кусочек себя в наших сердцах.
Папа и мама не были идеальной парой. Как всякий мужчина ожидает поддержки от своей жены, он хотел, чтобы мама поддерживала его идеи. Но мама не понимала их целесообразности, наверное, потому что их ценности различались, и на этой почве у них были недопонимания и конфликты. Папа был хорошим добрым человеком, но очень ранимым и закрытым. Возможно, только благодаря легкости характера мамы и ее убежденности в сохранении семьи ради детей (а также «эл эмне дейт деген учун») наша семья сохранилась. У папы случилась серия инсультов, он оказался парализован. Папа не всегда был справедлив по отношению к маме, порою даже жесток, но несмотря на все это, она ухаживала за ним шесть долгих лет до конца его дней, как всегда делая все самое лучшее, что только могла. Моя мама заслуживает восхищения, как и многие ее соотечественницы, верность и преданность которых остаются незамеченными и воспринимаются как должное, а значит, не заслуживает признательности и благодарности.
Моя мама много страдала, но осталась такой же оптимистичной и жизнерадостной, какой она всегда была. Она легкий человек, быстро забывает обиды, часто напевает себе в хорошем настроении. У нее ярко выраженный талант общения с людьми: к нам домой постоянно приходят люди, соседи, родственники. В самых лучших традициях гостеприимства кыргызского народа она угощает всех чаем, ставит на стол все, что у нее есть. О том, какой вкусный чай у моей мамы, ходят легенды, и особые ценители чайной трапезы частенько наведываются к ней. Она светлый, искренний, оптимистичный, человеколюбивый человек. Она не идельная, но идеальных людей не бывает. И сейчас, когда я сама стала матерью троих детей, я хочу одного: чтобы МОЯ МАМА была счастлива. Счастлива вдвойне за все те годы, когда она должна была нести свой тяжкий крест, воспитываться у жестокой мачехи, быть украденной невестой, и ненавистной келин, пахать на кайнжурт, ища их одобрения, растить больного ребенка, выхаживать парализованного мужа...
После всего этого разве не имеет она права на собственное счастье? А ведь ей теперь почти 60 лет! Сколько надо ждать кыргызской женщине, чтобы быть счастливой?
Эркингуль Эсеналиева.