10 лет назад, в ночь с 7 на 8 августа 2008 года, в Южной Осетии началась "пятидневная война" между вооруженными силами Грузии и России, которую поддержали югоосетинские формирования. Спустя 10 лет Радио Свобода собирает свидетельства очевидцев тех событий, сражавшихся с обеих сторон. Вот одно из них.
Согласно официальной позиции властей России и самопровозглашенных Южной Осетии и Абхазии, их действия, названные "принуждением Грузии к миру", были ответом на агрессию Грузии против мирных югоосетинских граждан и находившихся рядом российских миротворцев. В Тбилиси и тогда, и сейчас продолжают настаивать на совсем другой версии – что это была спланированная агрессия со стороны России, подготовленная за 6 дней до боевых действий в Южной Осетии, где Грузия решила провести военную операцию в ответ на провокации югоосетинских вооруженных формирований.
Грузия считает, что вооруженный конфликт начался не 8-го, а в ночь на 7 августа: не с бомбардировки грузинской артиллерией города Цхинвали, а с обстрела югоосетинской артиллерией грузинского села Авневи, где тяжелые ранения получили два грузинских миротворца из состава трехсторонних (российско-осетино-грузинских) миротворческих сил, введенных в зону конфликта летом 1992 года согласно "дагомысским соглашениям". Однако в докладе комиссии Европейского союза (так называемом "докладе Хайде Тальявини") говорится, что "кульминацией" долгого периода провокаций и роста напряженности стал артиллерийский обстрел грузинской армией столицы Южной Осетии Цхинвали в ночь на 8 августа. В том числе из установок "Град".
Грузинские военные, потом ненадолго занявшие Цхинвали, вскоре были выбиты из города. В течение нескольких дней российские войска совместно с югоосетинскими и другими отрядами так называемых "добровольцев", оттеснили грузинские войска из Южной Осетии, а также во взаимодействии с абхазскими силами – из Кодорского ущелья Абхазии, временно заняв ряд прилегающих к конфликтным зонам районов самой Грузии. Российские танки остановились почти под Тбилиси. Боевые действия продолжались до конца дня 12 августа.
С 14 по 16 августа президентами Абхазии, Южной Осетии, Грузии и России при посредничестве Франции и других западных стран был подписан так называемый "план Медведева-Саркози" по мирному урегулированию конфликта. 26 августа Россия официально признала Южную Осетию и Абхазию в качестве независимых государств. 2 сентября Грузия разорвала с Россией дипломатические отношения. Затормозился процесс вступления Грузии в НАТО.
Your browser doesn’t support HTML5
Грузия, по собственным данным, потеряла 412 человек убитыми, в том числе 179 военнослужащих и сотрудников МВД и 228 мирных жителей, еще 1747 человек было ранено. Южная Осетия потеряла примерно 160 человек убитыми, у России, по ее данным, было 67 погибших и 283 раненых.
Одним из участников "пятидневной войны" был грузинский военный врач, хирург, полковник Лаша Коиава, с первого до последнего дня командовавший военно-полевым госпиталем в городке Тквиави, меньше чем в 10 километрах от Цхинвали. В интервью Радио Свобода он вспоминает те дни так:
– Та война началась для меня со звонка начальника штаба Сухопутных войск ВС Грузии. Я должен был явиться в расположение своей части и вызвать весь личный состав моего полевого госпиталя. То, что называется "боевые действия в августе 2008-го", для меня начались с этого. А вообще я не впервые видел войну. Ведь в Грузии всякие мелкие стычки между грузинами и абхазами, грузинами и осетинами происходили с 1989 года. А в 1992 году я, как военный врач, хирург общего профиля, участвовал и в тогдашних событиях под Цхинвали.
Москва всегда считала, что Кавказ – это "южные ворота России"
Я давно служу в армии и поэтому точно знаю, где, что, когда, как и почему началось. Войну в августе 2008-го я бы назвал по шахматному, "Белые начинают и проигрывают". С самого начала было ясно, что этот вооруженный конфликт начат ради больших интересов Российской Федерации. Все предпосылки были для того, чтобы она началась. Москва всегда считала, что Кавказ – это "южные ворота России", естественно. И либо кто-то их отбирает у России, и тогда эти ворота открыты, либо Россия берет весь Кавказ, и тогда у нее ворота закрыты. Россия стремилась закрыть свои "ворота", поэтому она всеми силами подготовила этот конфликт.
– Вы сами видели наступавшие российские войска? Вообще, насколько близко вы находились к передовой?
– Трудно, знаете, при асимметричных боевых действиях сказать, в скольких метрах ты находишься от линии огня. Но если считать, что Тквиави от Цхинвали находится менее чем в 10 километрах, то я думаю, что не очень далеко.
– Ваш военно-полевой госпиталь переезжал или все время находился в одном и том же месте?
– Он три дня был в Тквиави, а потом мы стали отходить назад.
– Когда грузинские военнослужащие и гражданское население стали нести самые большие потери?
– Это было во второй день, да и 9 августа убитых и раненых очень много. Уже противник стал атаковать, были осетинские бандформирования, и еще какие-то русские казацкие отряды там были. К концу первого дня, к вечеру 8 августа, они более активно начали вести боевые действия против нас.
– Вы боялись попасть в плен?
Трудно не бояться попасть в плен, когда у тебя под командированием находятся 470 человек, и в основном женщин
– Трудно не бояться попасть в плен, когда у тебя под командированием находятся 470 человек, и в основном женщин. Конечно, не очень было бы приятно "подарить" этих женщин "казакам" и прочим бандитам. Я, кстати, гораздо меньше опасался того, что нас захватят регулярные российские войска. Потому что все знали, что в своих действиях русские очень считаются с мнением цивилизованного мира, в смысле – с Западом. И мы были уверены, что дикостей и зверств с их стороны не будет. Но вот попасть в плен к осетинским бандитам или к "казакам" – это было бы, конечно, чревато очень плохими последствиями.
– Что из случившегося 10 лет назад вспоминается сильнее всего? Всегда есть какие-то детали, которые врезаются в память.
– Конечно, есть. Часто стараюсь даже вспоминать что-то смешное, когда в наших рядах царила растерянность, такого случалось много. Эвакуационный транспорт у меня был гражданский, который должен был перевозить раненых из полевой бригады ко мне в госпиталь. Но эти гражданские шоферы как-то были напуганы, и не хотели подъезжать непосредственно к линии огня. Следовало бы их как-то подбодрить. Поэтому я и один мой друг, который тоже был ветераном боевых действий в Абхазии 1992–1993 годов, сами первыми сели в машину и сами поехали за первыми ранеными. Я, начальник военно-полевого госпиталя, веду первую санитарную машину и сам сижу за рулем и перешучиваюсь с другом.
Самое было приятное, самое хорошее, что могу вспомнить, – то, что все раненые, которых доставляли мне, остались живы, до сих пор. После войны они все выздоровели и вернулись к нормальному образу жизни. А самое тяжелое воспоминание – как другого моего старого друга прямо мне на операционный стол привезли с минно-взрывной ампутацией ноги, говоря по врачебному. Минометная мина упала и оторвала ему ногу. Вот это было самое неприятное личное воспоминание.
Your browser doesn’t support HTML5
– Как получилось, что этот мощный прорыв частей российской армии стал неожиданностью для тогдашнего грузинского руководства? Все говорят о шоке Михаила Саакашвили и его окружения в тот момент.
– Когда разговариваешь с кем-то из тех, кто тогда был в окружении Саакашвили, мне становится смешно, слыша рассуждения о том, что они, дескать, не ждали, что "Россия не должна была". А что еще Михаил Саакашвили может сказать? Он у нас слишком внезапно стал президентом. Знаете, если лидер государства не собирается вести войны или хотя бы хочет, чтобы никто не узнал о том, что он намерен их вести, он не будет постоянно бравировать и употреблять военную риторику. Он не станет кричать "мы будем укреплять армию, ей скоро предстоит бой".
А вспомните 2004 год, этот непонятный вооруженный конфликт меньшего масштаба с той же Южной Осетией? Почему он начался на голом месте, в чьих интересах? Если бы Саакашвили хотел мирно и честно вернуть то, что по закону Грузии полагается, вернуть наши территории, то он, в первую очередь, наверное, приостановил бы мандат миротворческих сил российской армии. Он должен был в любом случае выступить и в ООН и как-нибудь дойти до Страсбурга и сказать, что в течение стольких-то лет российские, так сказать, миротворцы находятся на территории Грузии. И что из миротворцев они превратились в пограничников, и что конфликт ни в какую сторону не меняется, не улучшается, и так далее. Он ничего этого не сделал!
– А насколько подготовленными летом 2008 года грузинские силы были к возможным потерям, к обилию раненых, к настоящей войне, если мы говорим о врачебной стороне дела, о фронтовой медицине?
– Ой, у нас там очень много проблем и пробелов было. Слава богу, что эта война так быстро закончилась. Самое большое, чего не хватало, – это слаженности работы на разных ступенях военно-медицинского обеспечения. Были нарушены связи и взаимодействие на линиях "батальон – бригада", "бригада – полевой госпиталь" и из полевого госпиталя дальше. Недостатки моего полевого госпиталя восполнили тем, что подчинили нам гражданскую скорую помощь, и она уже стала перевозить от нас раненых в большой госпиталь в Гори.
Не была Грузия готова ко всему этому
Не была Грузия готова ко всему этому. Не было ни одной военной централизованной большой больницы в Тбилиси, чтобы можно было собирать всех раненых в одном месте. Ведь тут существенны и медицинская сторона проблемы, и административная. Тогда там легче было бы за ними присматривать, ухаживать и выписывать им документы, что они точно были ранены во время боевых действий. И чтобы все, и начальство, и командиры, и родственники знали, где они были и где сейчас находятся. А если развозить этих раненых по разным больницам, то это чревато тем, что можно сам город оставить без медицинского обеспечения. В каждой больнице у вас будут на всех койках лежать раненые при боевых действиях – но ведь гражданским людям очень трудно, знаете, отдать приказ, чтобы ни у кого на этот период не было приступов и болезней – ни воспаления аппендицита, ни прободения язвы желудка, например.
– Как тогда и сейчас вы воспринимали Россию, российские войска, вообще русский народ? Как настоящего врага, с ненавистью, или вы были скорее в недоумении и сейчас вы в удивлении, как это все получилось?
– Недоумения никак не могло быть, потому что я уже две-три войны прошел и еще партизанское движение. Знаете, восприятие было и есть без всякой ненависти, ну, я бы кратко описал так: они за свое государство борются, а я за свое. Когда я вижу российских солдат, конечно, сказать, что при этом испытываю большой восторг и чувство окрыления – это будет неправдой. А к обыкновенным русским людям – обыкновенное отношение. Российские туристы к нам приезжают, я с ними часто общаюсь. Все нормально.
Российские туристы к нам приезжают, я с ними часто общаюсь. Все нормально
– Вы упомянули, что боялись попасть в плен к осетинам гораздо больше, вместе с вашими женщинами и ранеными, чем к россиянам. Когда-нибудь грузины и осетины, грузины и абхазы смогут простить друг друга?
– Я сказал, что боялся попасть в плен к осетинским бандформированиям, это важная разница. Непосредственно осетины – это обыкновенный народ, люди, которые живут, как и мы и вы. Кстати, у меня бабушка – осетинка! Что касается восстановления отношений между грузинами и осетинами, то, как только исчезнет "русский фактор", это может случиться очень скоро, через пару лет. Но мирное решение этого конфликта в реальности возможно лишь при условии, что Россия станет цивилизованной страной. Как вы думаете, сколько лет понадобится России на это? Вы не знаете, и я не знаю. Либо есть другой путь, более неприятный для всех – если весь мир решит как-то утихомирить Россию, ее геополитический пыл и ее амбиции, – полагает грузинский военный врач, ветеран войны 2008 года Лаша Коиава.
Премьер-министр России Дмитрий Медведев, бывший президентом страны в 2008 году, накануне 10-й годовщины "пятидневной войны" в интервью радиостанции "Коммерсант FM" заявил, что планируемое вступление Грузии в НАТО может спровоцировать "страшный конфликт". Он также отметил, что в том конфликте, по его мнению, не было "никакой неизбежности".
В сентябре 2008 года, через месяц после окончания боевых действий, была учреждена комиссия "НАТО – Грузия", призванная восстановить грузинскую военную инфраструктуру и содействовать продвижению страны к членству в Североатлантическом союзе. В июне этого года генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг вновь заявил, что Грузия станет членом Североатлантического союза. В ответ Владимир Путин предупредил, что Кремль "крайне негативно" отреагирует на этот шаг, так как он является "прямой угрозой для национальной безопасности России".