К 90-летию Чингиза Айтматова
Знаменательным в творческой эволюции Чингиза Айтматова можно считать его следующий после «Плахи» роман «Тавро Кассандры», которое сам автор определил как «ересь XX века». Это своего рода интеллектуально-философская рефлексия прозаика на экологический и духовный кризис современной цивилизации, попытка осмыслить пути дальнейшего развития человеческой цивилизации.
Роман «Тавро Кассандры» впервые был опубликован на немецком языке (Zürich: Unionsverl., 1994, перевод Фридриха Хитцера). А на русском - в журнале «Знамя» (1994, №12, с.9-110).
Айтматов шёл к этой книге всю свою жизнь. Прослеживая литературно-творческий путь писателя, видишь, как он возрастал от пленительных, нежных, романтически восторженных «Повестей гор и степей» через серединные проникновенные «И дольше века длится день» и «Плаху» до глубоко философского романа «Тавро Кассандры». Если честно, роман Айтматова «Тавро Кассандры», некоторые критики и большинство читателей, вначале не очень-то приняли по душе. Они по сравнению с предыдущими творениями автора отнесли его к разряду недостаточно художественных произведений, в смысле их литературно-эстетического аспекта. Хотя, мало кто из представителей современной мировой литературы так глубоко и проницательно, так искренно и заинтересованно, как Айтматов, представил корни и последствия антропологического кризиса. Но, несмотря на ряд творческих новаций в образе космического монаха Филофея, роман все же показался определенной части читателей слабоватым с точки зрения художественно-изобразительной выразительности.
Повествованию в романе предшествуют два эпиграфа - отрывок из мифа о предсказательнице Кассандре и известные слова Екклесиаста: «А блаженнее из обоих тот, кто еще не существовал, кто не видел злых дел, какие делаются под солнцем». Вот камертон, задающий основной тон айтматовской прозе, симфонической системе его многосложного произведения. Казалось бы, совершенно несовместимые течения в философии - экзистенциализм и натурфилософия - органично переплелись в идейном замысле романа. Уже в названии - контраст. Исследователь Г. Гачев верно заметил, что «в нем (романе) сведены как бы полюса интеллектуально-художественного развития самого Айтматова: про «тавро» знает любой пацан из аила. Но вот ведать про дочь царя Приама Кассандру - пророчицу, что предрекала гибель Трои, но никто не верил ее вещим предсказаниям - это уже знак изысканного гуманитарного образования и мышления мировыми сюжетами всего человечества» (Гачев Г., «Задумавшийся скиф и космический монах», «Свободная мысль» №8, 1995, с. 95-99).
«И на сей раз было Слово. Как когда-то. Как в том бессмертном Сюжете» - так начинается повествование романа «Тавро Кассандры», вновь Айтматов обращается к классическому произведению. Этот зачин по идейно-философскому содержанию является связующей нитью между романами «Плаха» и «Тавро Кассандры»: всепрощающая любовь к человеку, попытка спасти мир, даже если «цена на этом пути будет слишком велика». Однако трагедия в том, что по своей природе прогресс - это все или ничто. Два и только два направления - одно верх, другое вниз, и невозможно, зацепившись, остаться на полпути, либо цивилизация развивается по восходящей траектории к вершинам совершенства, либо - бездна, гибель, провал в неизвестность - конец всего живого.
Сюжетная коллизия романа развивается вокруг письма от космического монаха Филофея Его Святейшеству Папе Римскому. Открытая им теория о кассандро-эмбрионах уже в первые недели внутриутробного развития предчувствующих бессмысленность своей будущей жизни и в эсхатологическом страхе посылающих сигналы о нежелании жить вызывает шок на всей планете: «...Число кассандро-эмбрионов непрерывно растет. Причина этого - в эскалации в подкорке мирового сознания ощущения порочности и гибельности вечно экстремального людского бытия. Тавро Кассандры - закадровый голос эмбрионального эсхата, напряженно и отчаянно ожидающего уже в утробе матери приближение конца света. Это убивает в нем естественную тягу к жизни» - констатирует Филофей.
Роман Чингиза Айтматова на этот раз уже не о судьбе этноса-космоса, о противостоянии двух мировых социально-политических систем, а о гораздо страшных проблемах антропологической катастрофы, мировой гуманности и необходимости обдуманного общественного самосовершенствования. В центре внимания Айтматова на сей раз находится вся земная цивилизация - ни больше, ни меньше. Люди получают знак, что их потомки не хотят рождаться на свет, но вместо того, чтобы подумать над тем, почему это происходит, они приходят в еще большую ярость и убивают футуролога Роберта Борка, единственного защитника ученого-космонавта, который находился на околоземной орбите и облучил жителей планеты, чтобы они увидели тавро Кассандры - сигнал от еще не рожденных детей. Сам космонавт, видя последствия своего эксперимента, вынужден был покончить с собой к великой радости всех землян, которым настоящее важнее чем будущее их детей. Так и вспоминается историческая параллель - «Грядет час суда, и суд будет страшен!». Так сказал Сын Бога, за что и был отправлен на крест. Только если его жертва была искупительной, то смерть американского ученого и российского космонавта вызвала лишь злорадство землян.
Известный ученый-генетик (Крыльцов – Филофей) работает в секретном центре над созданием искусственного человека. Научный эксперимент оборачивается личной трагедией ученого, осознавшего чудовищную сущность насилия над природой человека, что может привести к мировой катастрофе. От того и в романе Ч. Айтматова доминирует апокалиптический мотив: видовое самоубийство китов, птиц, человека, самоликвидация провидца-пророка. Пафос романа - предупреждение-сомнение в прогрессе, уничтожающем жизнь на Земле.
Как отмечает Ч. Айтматов, «где-то среди нас, в стихии нашей, происходит срыв, обвал, извращение нравственности, незримая радиация зла и страха». И как протест против мирового зла «в океане… движутся, как корабли, грандиозные животные, плывут, как журавли в небе, треугольником», чтобы «как сговорившись, подплыть ночью к берегу и швырнуть себя на отмель…на издыхание». Природа не находит другого способа, чтобы предупредить человечество и сказать: «Если человек хочет выжить, если он хочет достичь вершин цивилизации, ему необходимо побеждать в себе Зло». Ошеломительная картина движения «большого стада плывущих в океане китов», стремящихся к своему массовому самоубийству, указывает на то, что бытие сегодня катастрофично. По Ч. Айтматову, массовое самоубийство китов — есть реакция «мирового разума на земные события».
Но протестуют не только киты! Протестуют против появления на этот свет и не родившиеся ещё дети. Знаком тавро – «крохотная точечка мерцающего эпителия на лбу у будущих матерей» – они умоляют: «Я, кассандро-эмбрион, не хочу родиться, не хочу, не хочу, не хочу…». Причиной «эмбрионального пессимизма» и отказа-протеста является то, что «в первые недели зачатия, человеческий зародыш способен интуитивно предугадывать, что ожидает его в грядущей жизни». Ещё не родившегося человека пугает будущая жизнь с «поджидающими его в мире невзгодами – беспросветной нищетой и болезнями, насилием, пороками и унижениями». И что теперь делать? Аборты? Устами космического монаха Филофея Айтматов говорит: «Нет!»: «…аборт – насильственный акт, равносильный умышленному убийству».
Какой же выход? Айтматов даёт ответ: надо менять сознание, человек должен внутренне измениться! «Только искоренение бед и пороков каждым человеком, начиная с себя, и всеми вместе, всем родом людским может обновить перспективу жизни… Это стезя выживания духа живого, иного пути нет…». Зло, совершаемое одним человеком или целым сообществом, имеет способность сохраняться и бесконечно передаваться следующим поколениям. Мать – это слепок мира, отмечает Ч. Айтматов. И через генетическую память зло передаётся. Об этом слова: «Надо, наконец, признать: зло, совершённое субъектом, не уходит физически с ним, с кончиной его века, а остаётся в генетическом лесу фатальным семенем, ожидая вероятного часа икс, когда оно даст о себе знать подобно мине замедленного действия».
И в «Тавро Кассандры» судьба человечества висит на волоске. По хронике событий катаклизмы, бедствия ежедневно и ежечасно дают о себе знать. Об опасности, нависшей над человечеством, над нашей планетой Земля, аргументированно, страстно и прозорливо предупреждает автор произведения. «Песнью песней» для футуролога Роберта Борка, одного из главных героев произведения, была желанная мечта «предсказать путь грядущего развития» человечества. Он очертил главную идею своей жизни — написать о том, что «человечество должно будет обнаружить в себе способность не только осознать трагическую возможность своей гибели, но, …это осознание должно привести к новому образу жизни, к новому типу мышления».
Этот роман Айтматова и поистине по своей сути — душевная исповедь, послание, манифест, крик души и эсхат-предупреждение писателя. Однако Айтматов все же реалист. Он подчёркивает: «Никому не изменить изначально предпосланных человечеству энергии Добра и, наряду с ней и вопреки ей – энергии Зла. Они равные величины. Но человеку даны преимущества разума, заключающего в себе неисчерпаемое движение вечности». Оно выражается в попытках «побеждать в себе Зло». В этом - главное предназначение человека. Образ позитивного будущего… Что это? «Гармония бытия»! Задача человека «гармонизировать, совершенствовать бытие, а сюда включается всё, что исходит от нас почти на каждом шагу». Совесть – вот мерило гармоничности или не гармоничности человеческой жизни. По мысли романа, несмотря на то, что о совести «каждый лукаво толкует по-своему», совесть значит ВСЁ «перед природой, перед историей, перед будущим мира». Совесть – это голос Бога в нас.
В романе звучит идея обязательной ответственности за свою жизнь, за свои деяния. Не могут найти успокоения души ушедших правителей. По сюжету «Тавро Кассандры» их «башкасто-приземистые» фантомы-призраки (Ленина и Сталина) обязательно появляются на Красной площади после больших парадов и шествий. Тема губительности, бесчеловечности тоталитаризма является одной из самых главных в романе. С одной стороны – каста партработников разных уровней, с другой – люди, которых необходимо превратить в послушную, зомбированную, тёмную массу.
Вот бы искусственно вывести такую породу людей, у которых нет ни отца, ни матери, ни детей, ни родины, ни своего, пусть самого маленького, собственного мнения, системе нужны люди «без воли, без мысли, без чувства», которые могут «всецело посвятить себя производительному труду, другим актуальным задачам, и прежде всего, делу неотвратимой мировой революции». Вот бы изобрести из пробирки от анонимных родителей таких «новочеловеков- иксродов», которые «без оглядки, без страха и сомнений» будут бороться за идею победы тоталитарной системы во всём мире, «оживят и реставрируют издыхающую мировую коммунистическую идеологию»! Именно во имя и осуществления этой цели перед учёным Крыльцовым Андреем Андреевичем «компетентными органами» была поставлена конкретная задача: изобрести технологию выведения такого индивида.
«Иксродам предстояло остановить движение … исторического колеса, положить конец Отцовству, Материнству, Семье и положить конец всему, что являлось продолжением опыта поколений для всех на белом свете…». Словом, целая армия манкуртов, «без рода, без племени, несгибаемых, невозмутимых, жёстких специалистов своего дела, бессердечных в своих поступках, не распыляющих своих способностей и времени ни на что другое, кроме целенаправленной деятельности». Остальных – нивелировать, постараться убрать. Как известно, верховенствующая власть стремилась к этому и в нашей недавней объективной реальности. Поколению Ч. Айтматова пришлось жить в такой системе. И это положение дел всем сердцем писатель не принимал. В то время исключалось хоть какое-то несогласие. Но оно у писателя всегда было, мучило, и, в конце концов, вылилось романом «Тавро Кассандры».
Конечно, художественное произведение, чтобы произвести на читателя соответствующее эмоциональное воздействие, изображает всё, как правило, в более выпуклом, где-то утрированном виде. Но это законы искусства! А Крыльцову удалось ли справиться со своей «архиважной» государственной задачей? Нет, не удалось. Невозможно в человеке убить человеческое! Помешали «субъективные факторы морально-этического порядка»: самоотверженное поведение Руны Лопатиной, материнское лоно которой должно было стать инкубатором для взращивания пробирочного человечка, её протест, смерть, смелость и красота изменили внутренний мир Крыльцова, который вдруг осознал свою деятельность как преступное вмешательство в Природу человека, как недопустимое манипулирование людскими судьбами. За то, что он взял на себя роль Бога, жизнь его наказала: из сердца ушло спокойствие (а значит, счастье), в душе его поселилось неукротимое желание убежать из этого мира, поселиться где-нибудь далеко, в Космосе, забыть всё содеянное, постараться исправить предупреждением: Зло на Земле надо останавливать.
Но и это не успокаивало космического отшельника Крыльцова – Филофея («фил» — любовь)… И жизнь его закончилась так же трагически, как жизнь его любимой Руны. Историей монаха Филофея Айтматов стремится предупредить человечество: уважайте Природу, знайте меру вторжения в её законы, не допускайте использования научных открытий в антигуманных целях, не забывайте, что самое главное в быстротечной жизни – это её вечные ценности: любовь, красота, музыка, память и совесть.
По мысли главных героев и автора, человечество, погрязнув в порочности во времена, когда перевернуты все нравственные ориентиры и духовные идеалы, во имя самоискупления и спасения должно найти в себе силы попытаться осознать, что путь к вершине совершенства должен быть качественно иным, другими словами, «зло заключено в нас самих» (Айтматов), и именно об этом теория кассандро-эмбрионов, свидетельствующих о накопленном веками в каждом человеке сгустке отрицательной энергии, негативных эмоций. Путь к достижению мирового космоса зависит от самоборения, самоочищения и саморефлексии человека как в мировом масштабе, так и в личной судьбе.
Так же, как и киты, внезапно в романе появляется старая кремлевская сова, ровесница века. Каждую ночь, ровно в три часа пополуночи, слетает она со Спасской башни, чтобы послушать диалог призраков, их извечный спор о своей судьбе и судьбе России. Разговор двух великих людей (Ленина и Сталина), сыгравших огромную роль в истории, судьбе России и не только ее, еще раз свидетельствует о том, что слишком велика трагедия личности, не обретшей покоя даже после смерти: «Нет мне исхода, нет мне покоя, нет покаяния! Прежде не думал, а теперь из головы не выходит - зачем я родился, зачем только меня мать родила?! Ведь я не хотел, не хотел рождаться! А теперь я заложник гробницы».
Историю уже не изменить, но какова она могла быть, если бы человечество, зачавшая мать в свое время знали бы о существовании «тавра Кассандры». Скольких страданий удалось бы избежать! Об этом и диалог-спор, который «волею Провидения только сове дано было видеть и слышать этих неуживчивых, неугомонных призраков в их потусторонней, эфемерной зыбкости...» (Ч. Айтматов. «Тавро Кассандры». – М., 1995, с. 66-67).
Этот символ отнюдь не случайно находит место в художественном пространстве романа, так как старая сова отражает мудрость человечества, киты же воплощают совесть. В романе существует некая потустороняя, метафизическая связь между китами и совой: «Сове казалось, что она слышит из великого отдаления, откуда-то с другого края света, как в ночном океане плывут киты, как движутся они гуртом, раздвигая гороподобными телами надвигающиеся волны... Сова на взгорье кремлевском чуяла - что-то должно произойти на земле. Всегда так бывало - киты впадали в отчаяние перед тем, как случиться в мире великой беде» (Ч. Айтматов. «Тавро Кассандры». – М; 1995, с. 67).
Совесть и мудрость - вот движущие силы развития человечества, те ориентиры на пути к высшей степени совершенства. Тем трагичнее звучит финал романа: киты выбрасываются на верную смерть; сова найдена мертвой на мавзолее. Многозначно и то, что кончает самоубийством Филофей, преподнеся всей своей жизнью урок живущим: урок мужества, добра и великой любви, даже к тем, кто его проклял. Попытка в очередной раз спасти человека, поставить его разум на верный путь дальнейшего развития и самосовершенствования, вновь потерпела неудачу. «Но цена на таком пути всегда велика. Был ведь однажды великий Урок на все времена. Цена была - Голгофа. И у каждого своя цена. Этот заплатил свою цену в космосе... » (Ч. Айтматов. «Тавро Кассандры». – М; 1995, с. 210).
По художественно-эстетической части, как выше указано, «Тавро Кассандры» вызывает противоречивые чувства. Впрочем, по мере прочтения произведения некоторые места и в самом деле кажутся излишне высокопарными и мудреными, но тем не менее текст и сокрытые за ним потаенные мысли всасывают все глубже и глубже, не дав оторваться, так интересно и не в последнюю очередь потому, что текст не подчиняется ни стандартным законам фантастики, ни стандартным законам социальной прозы. По поводу чисто литературных достоинств текста можно сказать немного. Это и в действительности произведение постмодернистской глубины и изысканности. Страницы перелистываются незаметно, оставляя знакомое ощущение многозначительности, «многосмысленности», характерное для философской, да и просто хорошей прозы.
В этой связи интересно порассуждать немного о роли фантастики в произведении. Идея тавра Кассандры столь же парадоксальна, на наш взгляд, сколь и эффективна. Ее можно воспринять и как чисто литературную условность. Но с другой стороны, в ней всё же заложена определенная доля научной (пусть и самой пограничной) достоверности. Эта достоверность, соприкасающаяся с генетикой, с тайной жизни вполне созвучна современному уровню и интересам науки, что, нам кажется, усиливает воздействие книги на квалифицированного читателя.
Нужно быть действительно крупным писателем, чтобы так обозначить тонкую, но радикальную связь между явлениями внутренней и внешней природы человека, создать такую идею-гипотезу-символ, не чуждую и визионерства уровня О. Стэплдона. (в «Последних и первых людях» Стэплдон вводит связь между уровнем психокультурного развития земной цивилизации и гравитационным полем между Землей и Луной!). Эта фантастическая идея оказывается гносеологически неразрывно связанной с сюжетом. Очевидно, что только благодаря ей эта история приобретает «эсхатологическую» остроту. (Хотя реакция общества (масс) на открытие космического монаха выглядит, возможно, слишком уж антиутопичной. Не довольно ли уже антиутопий?). Поэтому «Тавро Кассандры», несмотря на всё свое художественное своеобразие, близость к притче, имеет сходство с НФ. На наш взгляд, это свидетельствует о возрастающем влиянии НФ на литературу в целом. Нечто подобное предрекал И. Ефремов в своей статье «Наука и научная фантастика». Правда, Айтматов в отличие от Ефремова не рассматривает здесь науку как созидательную силу, как позитивный фактор эволюции.
Думается, что «Тавро Кассандры» существенно выиграло бы по всем статьям, не будь в нем обширного эпилога – исповеди Филофея. Сама по себе достойная внимания, нам кажется, она низводит это произведение с вечных философских и символических высот чуть ли не на уровень, местами, несколько абсурдного и весьма быстро устаревающего политического памфлета. Образ Филофея (ученого Андрея Андреевича Крыльцова) как-то мельчает, и, несмотря на то, что обрастает деталями биографии, теряет свою оригинальность и психологическую достоверность. Гениальный ученый, ужаснувшийся (довольно-таки внезапно) делам рук своих. Франкенштейн? Автор заметно увлекается живописанием антиидеала. Во всяком случае, налицо стилистический разрыв текста.
Не удивительно, что вокруг романа в свое время развернулась горячая полемика. При этом шкала оценок колебалась от резко отрицательных до качественно положительных: новый роман Айтматова высоко оценили Г. Гачев (Гачев Г., «Задумавшийся скиф и космический монах», «Свободная мысль». 1995 № 8, 1995, с. 95-99), С. Семенова (Семенова С., «Конец света заключен в нас самих», «Свободная мысль» №8,1995, с. 86-93), В. Коркин (Коркин В., «Догма и ересь», « Литературная газета» № 4, 1995, с. 5) и другие. Имели место и такие публикации, как «Чингиз, не помнящий родства... » В. Бондаренко (Бондаренко В., «Чингиз, не помнящий родства», «Наш современник» №4, 1995, с. 138-146), где Айтматов обвиняется в измене своим традициям, в контексте которых, по мнению автора статьи, ему удавалось творить вершинное.
Но, несмотря ни на что, все же «Тавро Кассандры» - это итог огромного как творческого, так в равной мере и жизненного пути писателя. В многочисленных выступлениях, интервью, беседах Ч. Айтматова красной нитью проходит тема тревоги за человека, за его будущее, за судьбу мироздания в целом. Он всегда считал, что «от искусства, от литературы ... зависит очень многое: тревожить, будить в человеке совесть, мужество, гуманизм, раскрывать перед ним весь мир, чтобы он не забыл, что он - человек, что его духовное самочувствие - один из главных факторов достойной жизни на нашей планете» (Айтматов Ч., Статьи, выступления, диалоги, интервью. М., 1988, с. 231). Весь творческий путь писателя - это утверждение веры в человека, в его разум, волю и добро.
Ранние его произведения отличает приподнято-романтическая патетика и поэтический лиризм, герой их - молодой человек, ищущий свое место, свое предназначение в жизни. В более зрелый период творческой деятельности Айтматов, постепенно углубляя содержательную основу своих произведений, переходит на качественно иной уровень художественного выражения. Во-первых, он обращается к мифу как «сгустку мудрости» древних, пытаясь через призму векового опыта человечества осветить проблемы современности. Во-вторых, здесь мы имеем дело с новым типом философского романа, корни которого сочетают национальные традиции и опыт мировой литературы.
Философской основой произведений Айтматова является то, что его творчество претерпело целый ряд изменений в направлении от социо-натур-космизма к экзистенциализму. А в философии экзистенциалистов человеческая жизнь рассматривается как глубоко метафизическая драма и неизбывная индивидуальная трагедия, отсюда отнюдь не случайно она зародилась в начале XX века, в эпоху мировых войн и революций, когда перед мыслящей элитой остро встает вопрос о значимости и смысле человеческой жизни. В эпоху кризиса гуманизма они отодвигают на задний план онтологические и гносеологические проблемы как слишком абстрактные, специально-философские, и обращаются в основном к исследованию феномена человеческой реальности, к созданию философской антропологии также посредством и художественного осмысления человека и мира (Ж. П. Сартр, А. Камю и др.).
Экзистенциальная основа суждений Айтматова как раз исходит из этой парадигмы и порождена современным состоянием мира, катаклизмами самой эпохи. Ибо земная цивилизация никогда еще в своей истории не столкнулась с такой ситуацией, когда перед ней ребром встал вопрос об апокалиптической опасности конца света. И Айтматов как писатель и мудрец просто обязан и должен был мыслить «эсхатологически» в попытке разрешить «последние вопросы» человеческой жизни и бытия.
Калык Ибраимов, член союзов писателей СССР и КР, кандидат философских наук, лауреат премии Ленинского комсомола Киргизии.