Список политзаключенных, который представители оппозиции передали в администрацию президента, вызвал широкую дискуссию в российском обществе.
Обсуждаются не только личности тех 39-ти человек, которые фигурируют в списке, но и то, кого можно считать политическим заключенным, и есть ли они вообще в России. В том, что их нет, уверяет премьер-министр России Владимир Путин. В том, что их тысячи – правозащитники.
Премьер-министр России Владимир Путин заявил, что в России нет политзаключенных 6 февраля на встрече с политологами. Он отметил, что не знает ни одного человека, который бы находился в тюрьме по политическим причинам, а тех, кого задерживали на акциях протеста, уже на свободе. Премьер, – говорят правозащитники, – опирается и на тот простой факт, что в российском законодательстве нет политических статей.
Однако для того, чтобы "избавиться" от неугодных властям, утверждают оппоненты премьер-министра, существуют и другие статьи. Самая популярная, по подсчетам правозащитников, – статья 159 – мошенничество: громкий пример – первый приговор экс-главам ЮКОСа и "Менатепа" Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, которые вошли в список 39-ти. По этой статье так же приговорили к 5,5 годам заключения журналистку Айгуль Махмутову – после ее публикации о несанкционированной точечной застройкев Москве. Махмутова на свободе – поэтому ее нет в списке оппозиции. Так же как и множества других – уже освобожденных политзаключенных.
Дело Махмутовой было отправлено на пересмотр после вмешательства президента России. Сегодня это дело сравнивают с другим – делом, включенной в список 39-ти Таисии Осиповой, которая была осуждена на 10 лет уже по другой пользующейся популярностью статье – 228 – распространение и торговля наркотиками. Дело активистки смоленского оппозиционного движения "Другая Россия" отправили на пересмотр 15 февраля также после вмешательства президента России. Однако журналист, исполнительный директор движения "Русь сидящая" Ольга Романова не уверена в благоприятном исходе дела Осиповой. Она считает, что сам президент действует незаконно:
– В том и в другом случае это было результатом усилий многих людей – чтобы заведомо неправосудные решения были отменены. Произошло вмешательство президента в судебное решение. При этом президент у нас – юрист. И мы с вами понимаем, что по конституции суд у нас независимый. Это означает, что некоторые статьи конституции, например, о независимости судов, в стране не действуют. Замечательно, что решение суда отменено, и плохо, что это решение точечное, а не связанное с массовым пересмотром таких же вопиющих дел, которых в действительности не 39, а сотни тысяч, – считает Ольга Романова.
Третья по распространенности – статья 282: возбуждение ненависти или вражды. Председатель Московской Хельсинской группы Людмила Алексеева утверждает: сегодня за свои убеждения чаще всего страдают националисты и верующие. Последние, сожалеет правозащитница, практически не представлены в списке 39-ти:
– Есть глубоко верующие мусульмане, но не принадлежащие к той церкви, которую государство если не поддерживает, то, во всяком случае, относится к ней лояльно. А тех, кто к ней не принадлежит, зачисляют в ваххабиты, а то и в террористы. Людям дают по 10-15 лет заключения. Многие из них умирают в заключении. В 2005 году в Ингушетии я спросила одного из таких заключенных: вы же признались, что участвовали в террористической акции. На что он ответил: "Вы бы тоже признались". Их пытали.
Для того чтобы решить проблему политических заключенных в России правозащитники призывают к глубочайшему реформированию судебной системы. Однако на это требуется время, а "неправосудно осужденные" по-прежнему будут оставаться в заключении. Поэтому Людмила Алексеева говорит о единственном возможном сейчас решении: предложении президентского совета по правам человека объявить всеобщую амнистию по этим статьям, но для тех, кто не прибегал к насильственным действиям. Правозащитники обращаются к статистике министерства внутренних дел. По статье мошенничество, например, в 2010 году было арестовано 72 тысячи человек, из них 90% – без заявления потерпевших.
Термины "политический заключенный" и "узник совести" в российском законодательстве до конца не определены. Если в Советском союзе существовал несколько политических статей, то в современной России подобных статей нет. Поэтому политикам, стоящим у власти, говорят правозащитники, довольно просто отрицать существование политзаключенных. В международной практике существует четкое разделение этих двух терминов. Их определения были введены в начале 60-ых годов международной правозащитной организацией Amnesty International. Узник совести – это человек, который для выражения и распространения своих убеждений и взглядов не прибегает к насилию. А политическим заключенным, по международному признанию, называют любого заключенного, в деле которого существует политическая составляющая. Часто таких людей сажают в тюрьму по ложным и надуманным обвинениям. Председатель Московской Хельсинской группы Людмила Алексеева говорит, что в России более применим термин – жертва политических репрессий:
– У этих людей нет убеждений, которые бы они противопоставляли государственной идеологии. И посажены они были потому, что оказались неугодны каким-то властным структурам. В списке – 39 человек, но на самом деле их гораздо больше. Существует совершенно точный индикатор: если в стране есть хотя бы один человек, осужденный под давлением государства за преступления, которые он не совершал, то это не демократическая, не свободная страна.
Исполнительный директор движения "За права человека" Лев Пономарев утверждает: существуют даже юридические доказательства того, что в России есть политические заключенные:
– За год огромное количество людей из России получает политическое убежище – 20 тысяч человек. Яркий пример: известный адвокат Борис Кузнецов получил убежище в США, потому что здесь против него было сфабриковано обвинение. Или, например, предприниматель Виталий Архангельский – теперь во Франции. Эти люди бегут в другие страны, в которых есть нормальный суд, и он признает их жертвами, – напоминает Лев Пономарев.
Еще одна проблема кроется в современной судебной системе. Исполнительный директор движения "Русь сидящая" Ольга Романова, опираясь на дело включенной в список 39-ти гражданской активистки Таисии Осиповой, говорит о безнаказанности судей:
– Этот приговор отменен потому, что по нему очень много замечаний. Но разве те, кто его выносил и расследовал дело, понесут наказание? Уверяю, что нет. Еще никого в России за это не привлекали, хотя в Уголовном кодексе есть несколько статей, которые предусматривают наказание за подобные вещи. Называется – преступления против правосудия. Более того, сам судейский корпус полагает, что если отменено решение их коллеги, то надо его морально поддержать, сказать: "мы с тобой, мы тебя не сдадим, потому что ты такой же, как мы". Да и узнать фамилию судьи, нарушившего закон, практически невозможно, – заметила Ольга Романова.
Русская служба РСЕ\РС
Обсуждаются не только личности тех 39-ти человек, которые фигурируют в списке, но и то, кого можно считать политическим заключенным, и есть ли они вообще в России. В том, что их нет, уверяет премьер-министр России Владимир Путин. В том, что их тысячи – правозащитники.
Премьер-министр России Владимир Путин заявил, что в России нет политзаключенных 6 февраля на встрече с политологами. Он отметил, что не знает ни одного человека, который бы находился в тюрьме по политическим причинам, а тех, кого задерживали на акциях протеста, уже на свободе. Премьер, – говорят правозащитники, – опирается и на тот простой факт, что в российском законодательстве нет политических статей.
Однако для того, чтобы "избавиться" от неугодных властям, утверждают оппоненты премьер-министра, существуют и другие статьи. Самая популярная, по подсчетам правозащитников, – статья 159 – мошенничество: громкий пример – первый приговор экс-главам ЮКОСа и "Менатепа" Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, которые вошли в список 39-ти. По этой статье так же приговорили к 5,5 годам заключения журналистку Айгуль Махмутову – после ее публикации о несанкционированной точечной застройкев Москве. Махмутова на свободе – поэтому ее нет в списке оппозиции. Так же как и множества других – уже освобожденных политзаключенных.
Дело Махмутовой было отправлено на пересмотр после вмешательства президента России. Сегодня это дело сравнивают с другим – делом, включенной в список 39-ти Таисии Осиповой, которая была осуждена на 10 лет уже по другой пользующейся популярностью статье – 228 – распространение и торговля наркотиками. Дело активистки смоленского оппозиционного движения "Другая Россия" отправили на пересмотр 15 февраля также после вмешательства президента России. Однако журналист, исполнительный директор движения "Русь сидящая" Ольга Романова не уверена в благоприятном исходе дела Осиповой. Она считает, что сам президент действует незаконно:
– В том и в другом случае это было результатом усилий многих людей – чтобы заведомо неправосудные решения были отменены. Произошло вмешательство президента в судебное решение. При этом президент у нас – юрист. И мы с вами понимаем, что по конституции суд у нас независимый. Это означает, что некоторые статьи конституции, например, о независимости судов, в стране не действуют. Замечательно, что решение суда отменено, и плохо, что это решение точечное, а не связанное с массовым пересмотром таких же вопиющих дел, которых в действительности не 39, а сотни тысяч, – считает Ольга Романова.
Третья по распространенности – статья 282: возбуждение ненависти или вражды. Председатель Московской Хельсинской группы Людмила Алексеева утверждает: сегодня за свои убеждения чаще всего страдают националисты и верующие. Последние, сожалеет правозащитница, практически не представлены в списке 39-ти:
– Есть глубоко верующие мусульмане, но не принадлежащие к той церкви, которую государство если не поддерживает, то, во всяком случае, относится к ней лояльно. А тех, кто к ней не принадлежит, зачисляют в ваххабиты, а то и в террористы. Людям дают по 10-15 лет заключения. Многие из них умирают в заключении. В 2005 году в Ингушетии я спросила одного из таких заключенных: вы же признались, что участвовали в террористической акции. На что он ответил: "Вы бы тоже признались". Их пытали.
Для того чтобы решить проблему политических заключенных в России правозащитники призывают к глубочайшему реформированию судебной системы. Однако на это требуется время, а "неправосудно осужденные" по-прежнему будут оставаться в заключении. Поэтому Людмила Алексеева говорит о единственном возможном сейчас решении: предложении президентского совета по правам человека объявить всеобщую амнистию по этим статьям, но для тех, кто не прибегал к насильственным действиям. Правозащитники обращаются к статистике министерства внутренних дел. По статье мошенничество, например, в 2010 году было арестовано 72 тысячи человек, из них 90% – без заявления потерпевших.
Термины "политический заключенный" и "узник совести" в российском законодательстве до конца не определены. Если в Советском союзе существовал несколько политических статей, то в современной России подобных статей нет. Поэтому политикам, стоящим у власти, говорят правозащитники, довольно просто отрицать существование политзаключенных. В международной практике существует четкое разделение этих двух терминов. Их определения были введены в начале 60-ых годов международной правозащитной организацией Amnesty International. Узник совести – это человек, который для выражения и распространения своих убеждений и взглядов не прибегает к насилию. А политическим заключенным, по международному признанию, называют любого заключенного, в деле которого существует политическая составляющая. Часто таких людей сажают в тюрьму по ложным и надуманным обвинениям. Председатель Московской Хельсинской группы Людмила Алексеева говорит, что в России более применим термин – жертва политических репрессий:
– У этих людей нет убеждений, которые бы они противопоставляли государственной идеологии. И посажены они были потому, что оказались неугодны каким-то властным структурам. В списке – 39 человек, но на самом деле их гораздо больше. Существует совершенно точный индикатор: если в стране есть хотя бы один человек, осужденный под давлением государства за преступления, которые он не совершал, то это не демократическая, не свободная страна.
Исполнительный директор движения "За права человека" Лев Пономарев утверждает: существуют даже юридические доказательства того, что в России есть политические заключенные:
– За год огромное количество людей из России получает политическое убежище – 20 тысяч человек. Яркий пример: известный адвокат Борис Кузнецов получил убежище в США, потому что здесь против него было сфабриковано обвинение. Или, например, предприниматель Виталий Архангельский – теперь во Франции. Эти люди бегут в другие страны, в которых есть нормальный суд, и он признает их жертвами, – напоминает Лев Пономарев.
Еще одна проблема кроется в современной судебной системе. Исполнительный директор движения "Русь сидящая" Ольга Романова, опираясь на дело включенной в список 39-ти гражданской активистки Таисии Осиповой, говорит о безнаказанности судей:
– Этот приговор отменен потому, что по нему очень много замечаний. Но разве те, кто его выносил и расследовал дело, понесут наказание? Уверяю, что нет. Еще никого в России за это не привлекали, хотя в Уголовном кодексе есть несколько статей, которые предусматривают наказание за подобные вещи. Называется – преступления против правосудия. Более того, сам судейский корпус полагает, что если отменено решение их коллеги, то надо его морально поддержать, сказать: "мы с тобой, мы тебя не сдадим, потому что ты такой же, как мы". Да и узнать фамилию судьи, нарушившего закон, практически невозможно, – заметила Ольга Романова.
Русская служба РСЕ\РС