Сегодня ровно три года со дня заказного убийства Медета Садыркулова. Я хорошо и поминутно помню то утро, когда я узнал, что МЧС больше нет. В 09.10 утра 13 марта 2009 позвонил мой друг и тихо произнес всего несколько слов: "Они обоих сыграли... на 200. Уходи." – и отключился.
В ту минуту я для себя четко понял, что и мне петлять осталось уже недолго. Жаныш в любом случае будет зачищать свои хвосты по МЧС и я при любом раскладе уже не жилец. Но где-то там, в глубине души все же еще дымилась надежда, что мне удастся слезть с семейного заказа.
Но последнее слово - "Уходи" - отсекало всякие шансы вылезти из мясорубки живым. Поэтому я пришел к двум реальным и грустным выводам.
Первый, что для меня Кыргызстан стал одним большим кладбищем и меня в любом случае найдут и закопают в любом удобном месте. Поэтому ложиться на дно на территории семьи не имело смысла. А сомнений, после Бахтияра Амиражанова, Шаботоева, МЧС и Слепченко, уже физически не осталось.
Второй вывод был тоже предельно простой. Сейчас будет пауза. Шакалам Жаныша надо будет поразмять мозги над вопросом – как меня достоверно и без шума слить к остальным заказникам в компанию? А поиск ответа потребует времени. Вот и был вопрос – сколько я еще протяну? Месяц, два, три или может быть полгода, пока уляжется и забудется.
Поэтому следующим был логический, до тихой истерики, вопрос:
- Сколько они мне позволят болтаться живым мертвецом и мозолить нервы хозяину заказов?
Ведь был очевидным и другой факт – живым я никому был не нужен.
Уже через час после звонка друга, на связь вышел Турат Акимов, который тоже сообщил о том, что МЧС и его людей они убрали. Я конечно в бодром темпе включил удивленную непонятку. Хотя в тот момент у меня нервы бились в тихой истерике.
Потом, когда я сообщил о смерти МЧС своей супруге, она побледнела и присев от неожиданности, почти шепотом спросила:
- Что будет дальше?
Я покачал головой:
- Не знаю. Ничего. Но сейчас надо отсюда убираться и как можно быстрей.
Странно, но в тот мартовский день я уже не думал о себе и о том, что будет дальше со мной. Я уже размышлял над тем, что будет после меня. Мысленно я медленно прощался с жизнью. Потом, после выхода из больницы, наступило время тупого ожидания.
Весь мой арсенал защиты был только старый трофейный «Вальтер» с двумя полными обоймами и одна бронированная дверь на съемной квартире, отделявшая меня от внешнего мира. Вот так и пролетели четыре долгих месяца в тупом ожидании перед серой дверью со стволом в кармане. Четыре месяца бессонных ночей и серых от бесконечного тихого страха и нервного вздрагивания при каждом звуке за дверью.
Пока 21 июля не раздался звонок, который поставил крест на неизвестности ожидания развязки и заставил меня пойти на последний отчаянный шаг – уходить за бугор. Надежд, выбраться целым и живым за речку было бы конечно мало, если бы не личные связи Ч. Джакуповой с ЧПП ФРГ Х. Грэном.
Но и уход за бугор особого оптимизма тоже не давал. С финансами было совсем не густо и крепкой уверенности в том, что они меня, там, на соседней территории не достанут, почти не было.
Тем более, что я отлично понимал, что шансов попасть в зеленый список УВКБ ООН почти не было. Тем более, что о деятельности УВКБ ООН я имел весьма смутное представление.
Кто я был на тот момент? Да никто. Никому неизвестный публикатор и политолог с хвостом из спецслужбы. Тем более, что Молдомуса Конгатиев в открытом эфире списал мою порезанную шкуру и разбитые кости на шальную бытовуху. Кто мне после такого официального заявления министра ВД страны поверит в ооновской конторе?
Но иногда, оказывается, чудеса случаются – 8 декабря 2009, спустя 4,5 месяца с того дня как свалил за речку, до синих звезд счастливый и совершенно измотанный до смертельной усталости, я вывалился из толстого "Боинга" на мрамор порта «Орландо» и, сев на чемодан, неверяще долго глазел на разноцветную суетящуюся толпу на вокзальной площади.
За спиной остались четыре трупа и собственная кровь на асфальте. Позади была необъявленная война, из которой я случайно выбрался живым. Но один вопрос так и остался без ответа – РАДИ ЧЕГО?
Теперь все это в прошлом, хотя иногда кажется, что все это было только вчера..., но из другой жизни. Из той, которая сегодня отделяет меня от собственной памяти о себе, рассекая мою жизнь на два параллельных мира. Странно и непонятно. Как я обо всем этом однажды расскажу своему сыну?...
Сыргак АБДЫЛДАЕВ, журналист
В ту минуту я для себя четко понял, что и мне петлять осталось уже недолго. Жаныш в любом случае будет зачищать свои хвосты по МЧС и я при любом раскладе уже не жилец. Но где-то там, в глубине души все же еще дымилась надежда, что мне удастся слезть с семейного заказа.
Но последнее слово - "Уходи" - отсекало всякие шансы вылезти из мясорубки живым. Поэтому я пришел к двум реальным и грустным выводам.
Первый, что для меня Кыргызстан стал одним большим кладбищем и меня в любом случае найдут и закопают в любом удобном месте. Поэтому ложиться на дно на территории семьи не имело смысла. А сомнений, после Бахтияра Амиражанова, Шаботоева, МЧС и Слепченко, уже физически не осталось.
Второй вывод был тоже предельно простой. Сейчас будет пауза. Шакалам Жаныша надо будет поразмять мозги над вопросом – как меня достоверно и без шума слить к остальным заказникам в компанию? А поиск ответа потребует времени. Вот и был вопрос – сколько я еще протяну? Месяц, два, три или может быть полгода, пока уляжется и забудется.
Поэтому следующим был логический, до тихой истерики, вопрос:
- Сколько они мне позволят болтаться живым мертвецом и мозолить нервы хозяину заказов?
Ведь был очевидным и другой факт – живым я никому был не нужен.
Уже через час после звонка друга, на связь вышел Турат Акимов, который тоже сообщил о том, что МЧС и его людей они убрали. Я конечно в бодром темпе включил удивленную непонятку. Хотя в тот момент у меня нервы бились в тихой истерике.
Потом, когда я сообщил о смерти МЧС своей супруге, она побледнела и присев от неожиданности, почти шепотом спросила:
- Что будет дальше?
Я покачал головой:
- Не знаю. Ничего. Но сейчас надо отсюда убираться и как можно быстрей.
Странно, но в тот мартовский день я уже не думал о себе и о том, что будет дальше со мной. Я уже размышлял над тем, что будет после меня. Мысленно я медленно прощался с жизнью. Потом, после выхода из больницы, наступило время тупого ожидания.
Весь мой арсенал защиты был только старый трофейный «Вальтер» с двумя полными обоймами и одна бронированная дверь на съемной квартире, отделявшая меня от внешнего мира. Вот так и пролетели четыре долгих месяца в тупом ожидании перед серой дверью со стволом в кармане. Четыре месяца бессонных ночей и серых от бесконечного тихого страха и нервного вздрагивания при каждом звуке за дверью.
Пока 21 июля не раздался звонок, который поставил крест на неизвестности ожидания развязки и заставил меня пойти на последний отчаянный шаг – уходить за бугор. Надежд, выбраться целым и живым за речку было бы конечно мало, если бы не личные связи Ч. Джакуповой с ЧПП ФРГ Х. Грэном.
Но и уход за бугор особого оптимизма тоже не давал. С финансами было совсем не густо и крепкой уверенности в том, что они меня, там, на соседней территории не достанут, почти не было.
Тем более, что я отлично понимал, что шансов попасть в зеленый список УВКБ ООН почти не было. Тем более, что о деятельности УВКБ ООН я имел весьма смутное представление.
Кто я был на тот момент? Да никто. Никому неизвестный публикатор и политолог с хвостом из спецслужбы. Тем более, что Молдомуса Конгатиев в открытом эфире списал мою порезанную шкуру и разбитые кости на шальную бытовуху. Кто мне после такого официального заявления министра ВД страны поверит в ооновской конторе?
Но иногда, оказывается, чудеса случаются – 8 декабря 2009, спустя 4,5 месяца с того дня как свалил за речку, до синих звезд счастливый и совершенно измотанный до смертельной усталости, я вывалился из толстого "Боинга" на мрамор порта «Орландо» и, сев на чемодан, неверяще долго глазел на разноцветную суетящуюся толпу на вокзальной площади.
За спиной остались четыре трупа и собственная кровь на асфальте. Позади была необъявленная война, из которой я случайно выбрался живым. Но один вопрос так и остался без ответа – РАДИ ЧЕГО?
Теперь все это в прошлом, хотя иногда кажется, что все это было только вчера..., но из другой жизни. Из той, которая сегодня отделяет меня от собственной памяти о себе, рассекая мою жизнь на два параллельных мира. Странно и непонятно. Как я обо всем этом однажды расскажу своему сыну?...
Сыргак АБДЫЛДАЕВ, журналист