Российского гражданина Депардье приветствовали главным образом издевательствами, приглашениями пожить в тмутаракани и призывами встать в ряды оппозиции. Депардье остался ко всему этому глух, получил свой паспорт из рук тирана и поехал в Мордовию осматривать краеведческий музей. Мы все, конечно, подумали про Надежду Толоконникову, которая живет там не по своей воле. Но зачем весь этот цирк самому Депардье, остается для нас загадкой.
Основная гипотеза состоит в том, что актеры в большинстве своем глупы, и Депардье – яркий тому пример. Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от свободы, гарантированной, по нашим понятиям, французским гражданством, и пожать руку Путину. Надо совсем ничего не понимать про Россию, чтобы назвать ее «великой демократией». Последнее нам, борцам с режимом, даже как-то совсем оскорбительно.
Эта доминирующая в постпраздничном фейсбуке дискуссия говорит больше о нас самих, чем о Депардье. Мы почему-то наивно полагаем, что французского актера должна интересовать политическая ситуация в России и что, говоря на своем родном языке, он должен помнить о русских коннотациях «демократии» (власть народа, а не монарха, клики олигархов или горстки клептократов). Мы, конечно, понимаем, что формально Россия – представительская демократия, но нам странно, что мир (в лице Депардье) не знает о новом трагическом повороте в российской истории и не чувствует глубины наших гражданских страданий.
Предположить, что Депардье – ровно как и мы – занят исключительно внутренними вопросами, нам почему-то в голову не приходит.
Комедия, которую сейчас ломает французский актер, адресована не нам, а правящей во Франции партии социалистов. У Депардье есть политическая позиция: он не готов к тому, что заработанные им деньги государство будет перераспределять на нужды бедных и безработных. Он, в общем, не социалист. Только в отличие от других несоциалистов, которые сидят и ждут возвращения к власти правого правительства, он решил сделать публичный политический жест, причем довольно нетривиальный. Депардье сыграл на традиционной для левых риторике справедливости, отмежевавшись от традиционно правых ценностей типа родины и патриотизма. Он сказал, что 75-процентный налог для одних при 45-процентном налоге для других (а) несправедлив, поскольку нарушает принцип равенства, и (б) неразумен, поскольку препятствует порождению богатства.
В ответ французскому премьеру Жану-Марку Эро пришлось рассказывать не о равенстве, как подобает левому политику, а о любви к родине. И в этом весь смех: понятийный гибрид в виде «социалистического патриотизма» будет комичен всегда, на каком бы языке его ни рассказывали: в семидесятые годы на русском или в десятые годы нового века на французском. Социализм все-таки интернационален, сколько ни сражайся с этим его родовым грехом. В этом смысле комедию Депардье нельзя не признать удачной. Остается только один вопрос: при чем здесь Россия?
Да ни при чем. Россия для озабоченного внутренними делами француза – это граница цивилизованного мира. Парижанину сказать «поеду хоть в Россию» – все равно что москвичу сказать «поеду хоть в Сибирь». А то, что в России, как и в Сибири, живут какие-то люди со своими проблемами и радостями – дело десятое. До них ни парижанину, ни москвичу дела нет. Это экзотика, этнографический музей. Разница между Депардье и средним офейсбученным россиянином сейчас состоит в том, что Депардье участвует во внутренней политике своей страны, а россиянин хохмит по поводу причуд парижского барина и пытается преподать ему азы игры на балалайке – начисто позабыв, что надо бы заняться собой.
Русская служба РСЕ\РС
Основная гипотеза состоит в том, что актеры в большинстве своем глупы, и Депардье – яркий тому пример. Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от свободы, гарантированной, по нашим понятиям, французским гражданством, и пожать руку Путину. Надо совсем ничего не понимать про Россию, чтобы назвать ее «великой демократией». Последнее нам, борцам с режимом, даже как-то совсем оскорбительно.
Эта доминирующая в постпраздничном фейсбуке дискуссия говорит больше о нас самих, чем о Депардье. Мы почему-то наивно полагаем, что французского актера должна интересовать политическая ситуация в России и что, говоря на своем родном языке, он должен помнить о русских коннотациях «демократии» (власть народа, а не монарха, клики олигархов или горстки клептократов). Мы, конечно, понимаем, что формально Россия – представительская демократия, но нам странно, что мир (в лице Депардье) не знает о новом трагическом повороте в российской истории и не чувствует глубины наших гражданских страданий.
Предположить, что Депардье – ровно как и мы – занят исключительно внутренними вопросами, нам почему-то в голову не приходит.
Комедия, которую сейчас ломает французский актер, адресована не нам, а правящей во Франции партии социалистов. У Депардье есть политическая позиция: он не готов к тому, что заработанные им деньги государство будет перераспределять на нужды бедных и безработных. Он, в общем, не социалист. Только в отличие от других несоциалистов, которые сидят и ждут возвращения к власти правого правительства, он решил сделать публичный политический жест, причем довольно нетривиальный. Депардье сыграл на традиционной для левых риторике справедливости, отмежевавшись от традиционно правых ценностей типа родины и патриотизма. Он сказал, что 75-процентный налог для одних при 45-процентном налоге для других (а) несправедлив, поскольку нарушает принцип равенства, и (б) неразумен, поскольку препятствует порождению богатства.
В ответ французскому премьеру Жану-Марку Эро пришлось рассказывать не о равенстве, как подобает левому политику, а о любви к родине. И в этом весь смех: понятийный гибрид в виде «социалистического патриотизма» будет комичен всегда, на каком бы языке его ни рассказывали: в семидесятые годы на русском или в десятые годы нового века на французском. Социализм все-таки интернационален, сколько ни сражайся с этим его родовым грехом. В этом смысле комедию Депардье нельзя не признать удачной. Остается только один вопрос: при чем здесь Россия?
Да ни при чем. Россия для озабоченного внутренними делами француза – это граница цивилизованного мира. Парижанину сказать «поеду хоть в Россию» – все равно что москвичу сказать «поеду хоть в Сибирь». А то, что в России, как и в Сибири, живут какие-то люди со своими проблемами и радостями – дело десятое. До них ни парижанину, ни москвичу дела нет. Это экзотика, этнографический музей. Разница между Депардье и средним офейсбученным россиянином сейчас состоит в том, что Депардье участвует во внутренней политике своей страны, а россиянин хохмит по поводу причуд парижского барина и пытается преподать ему азы игры на балалайке – начисто позабыв, что надо бы заняться собой.
Русская служба РСЕ\РС
