В середине июля исполняется 30 лет со времени одного из самых таинственных эпизодов холодной войны – бегства из Москвы полковника КГБ Олега Гордиевского, работавшего на британскую разведку. Гордиевскому удалось ускользнуть из рук КГБ, подозревавшего его в сотрудничестве с британской секретной службой МИ6. В Великобритании вспоминают об этом скандальном эпизоде борьбы двух разведок.
В пятницу 19 июля 1985 года около пяти часов вечера из одного из домов на западе Москвы вышел невысокий коренастый человек в поношенной куртке и потертых вельветовых брюках. Чтобы избежать внимания дежурившей неподалеку машины "наружки", он затаился среди окружавших дом кустов и деревьев, а затем незаметно проскользнул на соседнюю улицу. Через час он был на Ленинградском вокзале, где взял билет в общий вагон ночного поезда в Ленинград. Утром в субботу в Ленинграде человек отправился электричкой до Зеленогорска, где пересел на автобус, идущий в Выборг.
Так началась очень рискованная и хорошо спланированная операция по переброске на Запад крупного британского агента, полковника КГБ Олега Гордиевского, заподозренного его ведомством в сотрудничестве с британской разведслужбой МИ6. Автором плана был служивший под дипломатическим прикрытием в посольстве Великобритании тогдашний резидент британской разведки в Москве Джон Скарлетт, впоследствии генеральный директор МИ6. В этом написанном по-французски документе ключевые пункты операции (Москва, Ленинград, Выборг) были обозначены как Париж, Ницца и Марсель. Для реализации плана, о котором знали лишь несколько человек, необходимо было получить разрешение премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, и оно было получено. После этого началась операция Pimlico – кодовое название реализации плана Джона Скарлетта. Недавно британский Национальный архив опубликовал письмо Тэтчер, адресованное Гордиевскому. В нем "железная леди", в частности, пишет: "Я очень ценю ваше личное мужество и вашу приверженность свободе и демократии".
По мнению историка британской разведки Кристофера Эндрю, полковник Гордиевский внес неоценимый вклад в победу Запада в холодной войне. Англичане частично делились полученной от Гордиевского информацией с американцами, однако не называли ее источника. В ЦРУ понимали, что у их союзника имеется какой-то агент на высоком уровне, обладающий доступом к сверхсекретной информации, и захотели выяснить, кто им мог быть. Это любопытство американцев и привело к провалу глубоко законспирированного британского агента.
Разработку возможного британского информатора американцы поручили главе контрразведывательного подразделения Советского отдела ЦРУ Олдричу Эймсу. По иронии судьбы, в этом деле столкнулись два двойных агента, поскольку Эймс на протяжении девяти лет сотрудничал с КГБ и был его самым высокооплачиваемым агентом – ему было выплачено Москвой более четырех миллионов долларов. Эймс предположил, что утечка происходит из резидентуры КГБ в Лондоне, где обязанности резидента исполнял Гордиевский, и передал эту информацию в Москву. Однако имени информатора Эймс не назвал.
Вот почему Гордиевский не был арестован сразу по прибытии в Москву, куда был вызван в мае 1985 года под предлогом утверждения в должности резидента, – в КГБ не были до конца уверены в его предательстве. Эймс был разоблачен в 1994 году и приговорен к пожизненному сроку заключения, который он отбывает до сих пор. Гордиевского заочно приговорили к расстрелу; приговор не был отменен и после крушения коммунистического режима в СССР и введения моратория на смертную казнь.
У меня была цель: узнать как можно больше о том, как функционирует советская система, и в дальнейшем передать эту информацию англичанам
Гордиевский был завербован англичанами – точнее, добровольно предложил им свои услуги – в 1974 году во время работы в Копенгагене, где в звании старшего лейтенанта под дипломатическим прикрытием служил в датской резидентуре. Спустя два года он стал резидентом. В 1978 году Гордиевский был отозван в Москву и три года проработал в центральном аппарате КГБ. Англичане попросили его "лечь на дно" и прервать контакты – слишком ценным был этот агент и слишком легко он мог засветиться в Москве. В январе 1982 года подполковник Гордиевский получил назначение в Лондон, где начался второй, намного более плодотворный этап карьеры британского шпиона, за который он заплатил утратой семьи – жены и двух дочерей.
76-летний ветеран холодной войны живет в одном из живописных городков неподалеку от Лондона. Быстро нашла опрятный двухэтажный дом с обширным английским газоном. Дверь открыл седовласый коренастый человек с пытливым и уверенным взглядом на суровом лице. Разговор о шпионских приключениях затянулся на два часа. Об агентурной работе и побеге из Москвы Гордиевский говорил откровенно и не без сарказма. Писали, что знаменитый разведчик якобы поначалу хотел стать дипломатом, но не повезло. Правда ли это?
– Не знаю, кто писал, что я хочу стать дипломатом. Я всегда хотел служить только в КГБ. У меня была цель: узнать как можно больше о том, как функционирует советская система, и в дальнейшем передать эту информацию англичанам. Мне хотелось помочь им понять сущность советского коммунистического режима. КГБ – это огромная организация, занимающая несколько огромных зданий. Ее приоритетной задачей всегда было создание тотального механизма доносительства. На Лубянке велись миллионы агентурных дел. Секретными агентами КГБ были миллионы советских граждан. Агент – это завербованый тайный сотрудник, помощник КГБ, который находится на связи с оперработником и выполняет его задания. Число таких агентов было огромным при Сталине, слегка сократилось при Брежневе и вновь увеличилось при Путине. Доносительство, стукачество пронизывало при коммунизме все общество.
– Я имела в виду, что вы ведь учились в МГИМО. И что, вы и тогда уже думали работать в КГБ и разоблачать его?
– Да, и тогда думал. Еще студентом я был на примете у КГБ как потенциальный кандидат в сотрудники.
– Вы начали служить в Управлении "С" ПГУ КГБ. На чем оно специализировалось?
– Это знаменитое управление, потому что оно занимается делами работающих за рубежом нелегалов. Завербованные советские агенты, а иногда и граждане ГДР, забрасывались за рубеж со специальными заданиями. В управлении их снабжали фальшивыми документами. В Управлении "С" была фабрика, на которой изготовлялись паспорта: западногерманские, английские, итальянские, французские, иранские, японские. Все они использовались в операциях с нелегалами. Недостатка в агентах, готовых работать за рубежом, не было.
– Затем вы получили назначение в Данию. Чем вы там занимались?
Американцы: у них случаются частые побеги на Восток. Эти побеги очень подорвали работу американской разведки, а заодно и английской. Эдвард Сноуден – последний такой пример
– Я должен был добывать документы умерших или уехавших людей с тем, чтобы Управление "С" их использовало. Ходил на кладбища, где разыскивал могилы младенцев, посещал священников, которые давали мне книги регистрации рождений и смертей. Такая же традиция существовала в ГДР, в дальнейшем она возникла и на Кубе, потом перекинувшись на Аргентину. Кроме того, я часто встречался с нелегалами. Однажды, когда я еще служил в Управлении "С", его начальник, очень талантливый человек (единственный, кстати, у которого не было высшего образования), подозвал меня, открыл ящик стола и сказал: "Олег, посмотри!" Там лежал американский загранпаспорт. Документ был сделан с потрясающим искусством.
– Вы писали или говорили, что именно в Дании были завербованы британской разведкой. Как это было?
– Я сам хотел работать на британскую разведку и искал случая это сделать. Там был англичанин – работавший под дипломатическим прикрытием сотрудник МИ6, который хотел меня завербовать. Я хотел завербоваться, а он хотел завербовать. В 1974 году мы стали встречаться, вначале в маленьких пивных, а потом он пригласил меня на конспиративную квартиру, где мы и работали.
– Вы действительно хотели работать только на Великобританию?
– Я действительно хотел работать только на Великобританию. Причин было несколько. Возьмите, к примеру, Западную Германию. У нее была сильная, очень хорошая служба разведки, но она вся была пронизана агентурой ГДР. Американцы: у них случаются частые побеги на Восток. Эти побеги очень подорвали работу американской разведки, а заодно и английской. Эдвард Сноуден – последний такой пример.
– Мне бы хотелось понять, что вас побудило работать против коммунистического режима, перейти на сторону западных демократий, стать их агентом. Был ли тут какой-то импульс?
– Таким импульсом были события в Берлине. Я был свидетелем возведения Берлинской стены в 1961 году. Я был свидетелем того, как люди прыгали с четвертого этажа домов по ту сторону строящейся стены, а на той стороне стояли западноберлинские добровольцы и держали натянутое полотнище. Я видел, как жители ГДР разгонялись на своих маленьких "трабантах" и врезались в колючую проволоку перед Бранденбургскими воротами, стараясь проникнуть в Западный Берлин. И некоторые проникали. Выпрыгивали из застрявших в проволоке машин и бежали – в сторону свободы. Автоматчики ГДР в черной форме прохаживались, как нацисты, и производили жуткое впечатление. А в прилегающих к стене переулках на всякий случай стояли советские танки. Еще больше их пряталось на удалении от стены. Это меня потрясло и еще раз подтвердило, что с коммунистическим режимом нужно бороться, что это бесчеловечный, античеловечный режим.
– А в чем заключалась ваша работа на британскую разведку МИ6?
Я получил паническую телеграмму из Центра с явным намерением меня отозвать якобы в связи с утверждением в должности резидента. Я это понял, но решил ехать, чтобы не прослыть трусом. Я ехал в объятия смерти
– Не могу вдаваться во все детали этой работы, но одного я не делал, что мне часто приписывают: я не занимался идентификацией сотрудников КГБ. Англичане меня об этом даже не просили, поскольку прекрасно знали, кто работает в КГБ, кто в ГРУ. Они даже знали, в каком секторе тот или иной сотрудник советской разведки работает и какую работу выполняет. Был, правда, случай, когда я предотвратил предательство сотрудника британской контрразведки МИ5. Ее сотрудник, некий Николас Беттани, предложил в 1983 году свои услуги советской разведке, переправив в посольство СССР в Лондоне несколько секретных документов МИ5, не называя себя. Мне их показал тогдашний резидент КГБ Аркадий Гук. Я сообщил об этом в МИ6 и уехал в отпуск. По приезде спросил у англичан, удалось ли им вычислить добровольного кандидата в советские агенты. Мне ответили, что им оказался Беттани и что он пойман и осужден.
– Он долго просидел?
– Восемнадцать лет.
– Официально вы находились на дипломатической службе. Когда вы получили назначение в советское посольство в Лондоне, вы были в ранге советника. Как долго вы были в этом ранге?
– Ранг советника был моим прикрытием, причем блестящим прикрытием, самым лучшим во всей резидентуре. Я был советником до 23 февраля 1985 года, когда на приеме по случаю Дня Советской Армии офицер по безопасности посольства мне сказал: "Слышал новость? Тебе дали полковника!" – "Да? Мне дали полковника?" – переспросил я. У меня было такое чувство, что это была одна из приманок, обманок, чтобы меня вытащить в Москву. Но подозрение это подтвердилось лишь в мае.
– Вы подвели меня к вопросу об одном из самых загадочных эпизодов вашей биографии: кто же выдал вас КГБ? Кто раскрыл?
– Меня выдал Олдрич Эймс, где-то между 15 апреля и 1 мая 1985 года. Я получил паническую телеграмму из Центра с явным намерением меня отозвать якобы в связи с утверждением в должности резидента. Я это понял, но решил ехать, чтобы не прослыть трусом. Через два дня пришла другая телеграмма, но уже выдержанная в умеренных тонах. Я понял, что они опомнились, и подумал: спешат, значит, меня подозревают. А это значит, что я еду в объятия смерти. И все же я решил ехать, чтобы показать, что не боюсь. Но у меня уже в то время был разработанный в МИ6 план побега из Москвы в случае, если меня вычислят. Старый план побега из Москвы, составленный еще в 1977 году, был очень неудачным, громоздким и запутанным. И самое неудачное: он был зафиксирован с помощью микроточек. Микроточка – это конспиративное приспособление, которое нужно особым способом увеличивать, причем с большими трудностями. Я не мог эти микроточки обнаружить. Так что, думал я тогда, если меня поймают, я пропал. Новый план Джон Скарлетт, умный человек, составил на одной странице и без микроточек. Он был моим персональным куратором, я был у него на связи. Но он уехал работать во Францию, и до поездки в Москву меня уже доводил некто Стюарт.
– Как вас допрашивали по приезде в Москву?
План побега был в двух экземплярах, в обложке английской книги – сонетов Шекспира. Я должен был размочить переплет, и тогда план выпадал
– Поначалу меня не допрашивали. Несколько дней я просидел в кабинете, а потом пришел генерал Грушко, теперь покойный, злобный антисемит, ставший в то время заместителем начальника Первого Главного управления, бывший начальник отдела, в котором я работал. Грушко начал с моей родословной: попросил рассказать о родителях, родственниках, учебе. Я сразу понял: он выясняет, не еврей ли я. Грушко считал, что каждый еврей – это потенциальный шпион. Потом заявились два крепких молодца и предложили выпить. Как я ни отнекивался, ссылаясь на указ Горбачева о запрете пить на работе, меня не послушали: "Ну что вы, это нас не касается!" В результате налили мне коньяка, и я почувствовал себя другим человеком.
Моей задачей было продержаться в этом состоянии. Мне с трудом удалось не утратить остатков здравого мышления. Это продолжалось часа четыре, и в это время продолжался допрос. Когда я пришел в себя, приехала машина, которая доставила меня домой. Окончательно в себя я пришел только утром. Судя по тому, что я не был арестован, допрос мне удалось выдержать. В течение двух или трех недель я жил дома и на работу не ходил. Я понял, что надо спасаться: выучить наизусть план побега и круглосуточно держать его при себе. План был в двух экземплярах, в обложке английской книги – сонетов Шекспира. Я должен был размочить переплет, и тогда план выпадал. В воде он "проявлялся". Всю эту процедуру я проделал, накрывшись одеялом, – на случай, если у меня в потолок или стены квартиры вмонтированы микрокамеры. На следующий день, еще раз повторив текст плана, я отнес его в гараж. А у меня был гараж, в котором я спрятал план между кирпичей. Он там до сих пор находится.
Я все время пытался выбрать и назвать англичанам удобную дату побега, при этом избегая общения с близкими – с семьей, с Михаилом Любимовым, который очень хотел помочь мне и звал в Ленинград. С ним я работал в Лондоне и Дании. Выбрав дату побега, я должен был уехать из Москвы в пятницу, прибыть в Ленинград утром в субботу и в тот же день встретиться в лесу по дороге на Выборг с англичанами, которые должны были меня вывезти. Любимову я сказал, что буду в Ленинграде в понедельник утром в 11 часов, и он поверил. В таком деле никому нельзя доверять.
– А как вам удалось связаться с англичанами? Нужно же было дать им знать о побеге...
– Все это было заранее предусмотрено. До побега я должен был явиться на контрольную встречу на Кутузовском проспекте. Там очень широкий тротуар. 16 июля я приоделся, взял сигарету и, держа ее в зубах, стал высматривать англичанина. Через 15 минут смотрю – идет. Точный англичанин, просто поразительно: высокий, стройный, глаза английские. Боже мой! Он на меня посмотрел очень подозрительно. У него вызвала подозрение сигарета – в моем описании, которое ему дали, я числился некурящим. Зря я закурил.
– Вы прошли друг мимо друга и ничего не произошло?
– Да, но потом повторили контрольную встречу, как это было предусмотрено планом. Вторая встреча должна была состояться в соборе Василия Блаженного на Красной площади. Я собирался протестовать – не хотелось засвечиваться в центре Москвы, но мне объяснили: появление дипломатов за пределами центра города вызывает подозрение, тем более что их обычно сопровождает очень плотная "наружка". Собор Василия Блаженного очень удобен для таких встреч. Там с первого на второй этаж идет узкая витая лестница, на которой удобно незаметно передать записку. Мне сказали: "Идите на эту лестницу и передайте записку". Я пришел после долгого гуляния по Москве и написал записку. А написал я ее в музее Ленина, где был единственный в центре города приличный общественный туалет. Я написал: "Где-то есть прореха".
– То есть вы хотели дать знать, что вас выдали и вы находитесь под подозрением?
Громкая музыка сопровождала меня до самой границы. Это был тяжелый рок. Я ненавижу эту музыку
– Да. И когда после трех часов блужданий по Москве (чтобы убедиться, что за мной нет наблюдения) я пришел к собору Василия Блаженного, то увидел, что вход в него был загорожен забором, висело объявление "Закрыто на ремонт". Это было самое большое разочарование в моих московских похождениях. Но у меня был еще один контрольный выход на этого парня – но только после того, как я окончательно решу, когда я намерен бежать. Я выбрал субботу, 20 июля. Эта дата была очень удобной: в воскресенье в Москве начинался Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Приехав в Ленинград, взял билет до Зеленогорска с Финляндского вокзала. Доехав, взял билет на автобус, идущий в Выборг. Я точно не знал, где встреча с англичанами, у меня было лишь описание места встречи. Когда я остался в автобусе один, я вдруг закричал водителю: "Стоп! Остановитесь!" – "В чем дело?" – "Мне плохо, меня тошнит!" Он открыл дверь, я вышел и пошел не в сторону Выборга, куда шел автобус, а назад, к крутому повороту, который мы проехали. Нашел место встречи: это был единственный крутой поворот на всем шоссе. Он был окружен лесом, где я залег, ожидая дипломатическую машину английского посольства. Я пролежал три часа, ожидая момента, когда, по плану, должна была прибыть машина. В 2.20 пришли две машины с двумя водителями. Им удалось на пару минут скрыться за поворотом от сопровождавшей их от Ленинграда гэбэшной машины. Я нырнул в багажник одной из них. Вся операция заняла не больше минуты, мы успели продолжить путь до появления из-за поворота гэбэшной слежки. Мой водитель догадался включить громкую музыку, которая отвлекала меня от грустных мыслей. Мы проехали еще два поста ГАИ и пограничный пост, после чего, как было условлено, водитель сменил рок на музыку Сибелиуса. Тогда я понял: мы на финской земле. Все было замечательно, и женщина, которая все это организовала...
– Женщина? Не мужчина?
– План побега и все детали согласовала женщина, которая вела мою машину. Ее звали Элауди, сейчас уже не помню фамилии. Она давно на пенсии. Она открыла багажник, в котором я находился, когда мы оказались в Финляндии. Обе машины были автомобилями британского посольства с дипломатическими номерами. Предполагалось, что, согласно международному протоколу, их не будут досматривать. Хотя незадолго до моего бегства на границе неожиданно досмотрели машину британского военного атташе. Был, конечно, риск. Машины эти выехали из Москвы после приема в британском посольстве, за ними сразу же увязался гэбэшный эскорт. В общем, вся поездка – чистое приключение и, конечно, удача. Дело в том, что, когда после Ленинграда английские машины пересекали в одном месте железнодорожный переезд, гэбэшные машины немного отстали, и в это время переезд закрыли и прошел очень медленно какой-то длинный товарняк. Слежка бросилась вдогонку, а английских машин нет.
– Что же случилось? Куда исчезли английские машины?
Всего я передал англичанам примерно тысячу сообщений и документов. Их усилия вывезти меня из Советского Союза были продиктованы тем, что этим они спасали огромное количество информации
– Как мне рассказали, в это время английские машины стояли поблизости за холмом, откуда их не было видно. И я с ужасом потом думал: "А если бы это было зимой? Какая была бы это катастрофа..." Преследователи, доехав до поста ГАИ, спросили у милиционеров: "Где английские машины?" – "Какие машины? Никто не проезжал". И тут появились наши машины. Англичане оцепенели: "Все, нам конец, – решили они, – сейчас нас арестуют". Но КГБ тоже устал. Было полпятого, суббота, конец рабочего дня. Они с утра, часов с семи, дежурили и пропустили нас до конечного пограничного пункта без досмотра. Громкая музыка сопровождала меня до самой границы. Это был тяжелый рок. Я ненавижу эту музыку. Вот у меня на полках, можете посмотреть, пятьдесят дисков одного Баха. Можете представить, с каким облегчением я вздохнул, когда зазвучал Сибелиус.
– Олег Антонович, но ведь на этом ваш побег на Запад не закончился.
– Не закончился. Далее прямой путь был в сторону Швеции. На границе в Финляндии нас встретил молодой сотрудник британского посольства Майкл Шипстер, мой коллега. Он сразу же по возвращении в Хельсинки связался по телефону с главой МИ6 и сказал: "Багаж подобран. Все в порядке". Однако он не советовал ехать в Швецию. Швеция – нейтральная страна, где могли произойти непредвиденные осложнения. Решили пересечь границу с Норвегией, и уже оттуда добираться до Лондона.
– Но вы уже, как я понимаю, перебрались из багажника в салон. Кстати, вам дали в Финляндии какие-то документы?
– Я уже был в салоне, и у меня был датский паспорт. Я сносно говорю по-датски.
– А свои российские документы, советский паспорт вы оставили в Москве?
– Все оставил в Москве, взял с собой лишь удостоверение КГБ, которое могло в дороге пригодиться.
– Помню, что когда в 2007 году англичане награждали вас орденом Святого Михаила и Святого Георгия, газеты писали, что победой в холодной войне Запад во многом обязан той секретной информации, которую вы предавали МИ6. В частности, речь шла о секретном меморандуме ЦК КПСС и КГБ касательно американского плана "звездных войн". Расскажите об этом.
– Всего я передал англичанам примерно тысячу сообщений и документов. Их усилия вывезти меня из Советского Союза были продиктованы тем, что этим они спасали огромное количество информации, которую пересылали американцам. Если бы меня не вывезли и я был бы арестован, допрошен и расстрелян, они бы не смогли ее передать. Она, по их мнению, могла бы быть засвечена во время спецдопросов, и американцы сочли бы ее "стухшей". Поэтому англичане ликовали, когда операция с моим побегом удалась. Что касается секретного меморандума ЦК, то в большом зале Первого Главного управления было огромное панно, поделенное на квадраты, которые регулярно заполнялись информацией об уровне угрозы ядерного нападения. Страх перед "звездными войнами" у руководства партии был очень велик.
– Известно, что, когда даже самого надежного агента вывозят в страну, на которую он работал, происходит дебрифинг. Как долго длился ваш дебрифинг здесь, в Англии?
– Два с половиной года. Мой дебрифинг в целом был настолько интенсивным и настолько плодотворным, что я был очень доволен тем, что ему уделили столько времени и внимания. Потому что я знал в несколько раз больше, чем мог сообщать, работая в подполье. Эти два с половиной года были просто великолепными!
– Вы неоднократно встречались с одной милой и не обделенной властью дамой – я имею в виду, конечно, Маргарет Тэтчер. Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях от этих встреч.
– Через несколько месяцев после моего побега Тэтчер назначила мне встречу в сельской местности, в летней резиденции британских премьер-министров Чекерс. Тэтчер была непричесанной, без макияжа и просто отдыхала от забот. Эта первая встреча была очень странной. Со мной был Крис Кёрван – глава МИ6. Она запланировала четыре часа на эту встречу. Я должен был говорить все это время. Но говорил я только один час. Три часа говорила она. Я несколько раз перебивал Тэтчер, но она говорила свое: о Советском Союзе, об атомной угрозе, о "звездных войнах". Это было в мае 1986 года. Вторая встреча состоялась перед ее поездкой в Москву, когда они с Горбачевым решили пойти на мировую. Она меня вызвала и очень строго, потому что спешила, попросила: "Составьте мне десять тезисов, с которыми я должна выступить на пресс-конференции в Москве". Я составил ей десять тезисов, причем три последних выдумывал с большим трудом. Она посмотрела и говорит: "Хорошо, идите домой, составьте еще пять тезисов и приезжайте". Она общалась со мной очень запросто, как со своим. Угостила меня сигарой. "А можно курить?" – "Курите. Дэнис дымит, как камин, и мне приходится терпеть". Потом она совершенно неожиданно, уже находясь в отставке, пришла на ланч, который я устроил после награждения в 2007 году, и мы дискутировали – обсуждали российские проблемы.
– Москва, мягко говоря, была вами недовольна, вы были объявлены в розыск, вам вынесли расстрельный приговор в ваше отсутствие. Вы чувствовали какую-то опасность здесь, в Англии?
– Никаких мер безопасности я не принимал, хотя в МИ6 думали, что опасность существует, и поначалу меня маскировали. Никакой охраны у меня не было. Охрана была только, когда я приехал в Америку. На второй день я попросил ее убрать. Я ездил в Америку 11 раз, встречался с коллегами в ЦРУ, участвовал в семинарах, консультировал, выступал там с лекциями и с публичными лекциями в университетах. Меня принимал президент Рейган.
– Прошло 30 лет с момента, когда вы бежали на Запад, и гораздо больше с того времени, когда вы начали сотрудничать с английской разведкой. Как бы вы оценили свою работу против коммунистического режима Советского Союза? Вы не сожалеете, что когда-то решились на это?
– Нисколько не жалею о том, что решился работать на англичан против советского коммунизма и всего восточноевропейского коммунизма. Я испытываю разочарование лишь в одном: слишком недолгой была эта работа, – рассказал в интервью Радио Свобода Олег Гордиевский.
За прошедшие 30 лет со времени ставшего частью истории британской разведки побега из Москвы Гордиевский написал несколько книг о КГБ, продолжая оставаться советником британского правительства по проблемам безопасности и британо-российских отношений. Орденом Святого Михаила и Святого Георгия, который получил Гордиевский, обычно награждают высших офицеров армии и дипломатов за выдающиеся заслуги. Гордиевский награжден, как гласит королевский указ, "за службу по обеспечению безопасности Соединенного Королевства".
Отмечая 30-летие побега Гордиевского, лондонская The Times писала: "Шпионы обычно находят мотивацию для своей деятельности в разных обстоятельствах, среди которых – приключения, романтика, шантаж, деньги, обида, патриотизм. Мотивация Гордиевского в основном была связана с его идейными убеждениями – глубоким, личным, интеллектуальным и эмоциональным отвращением к советскому коммунизму. Человек незаурядной эрудиции, любитель классической музыки и литературы, он воспринимал советский режим как одновременно криминальный и филистерский. Его тайная война против СССР частично была войной культурной".
