Осенью 2016 года омбудсмен Кубат Оторбаев забил тревогу - в Кыргызстане наблюдается явный рост самоубийств среди подростков.
Тему подросткового суицида «Азаттык» обсудил с Ренатой Мамбетовой, сотрудником кафедры психологии Кыргызско-Российского Славянского университета.
«Азаттык»: На основе результатов доклада социальных педагогов Министерством образования сделан вывод, что в республике каждый пятый ребенок настроен на суицид. Это очень серьезный показатель. Что скажете?
Мамбетова: Цифра действительно страшная, но я не торопилась бы опираться на эти данные. На чем основаны такие выводы? По-моему, необходимы более детальные исследования. Кроме того, нужно четко понимать, о каких детях идет речь. Сегодня самоубийство молодеет, причем не только в Кыргызстане - во всем мире. Нижняя граница подросткового периода – 11-12 лет, верхняя – 16-17. Если раньше суицидальное поведение было более характерно для старшей возрастной группы, то сейчас все чаще фиксируются самоубийства среди подростков, а бывает, что сводят счеты с жизнью даже 8-10-летние дети.
«Азаттык»: Какова природа подросткового суицида?
Мамбетова: Основной момент – в ощущении безысходности. Значит, решивший свести счеты с жизнью ребенок не нашел другого пути, выбора. Почему? Потому что «я – ребенок, у меня недостаточно жизненного опыта, я не умею справляться с эмоциональными переживаниями, меня никто этому не научил». У них нет подобных опций для того, чтобы разрешить конфликтную ситуацию, выйти из нее живым.
Первопричина всегда гнездится внутри семьи. Сейчас дистанция между родителями и детьми увеличивается. Они мало времени проводят вместе - не просто досуг, а время поговорить по душам, порадоваться, поплакать вместе, осознать ценность одной стороны для другой. Родители часто недооценивают или сбрасывают со счетов детские переживания. Будто ребенок живет в другой системе координат. Например, первая любовь. Кто не испытывал ее?! Это первые чувства, неведомый доселе спектр эмоций. А родитель в этой ситуации может выбрать две стратегии: обесценить, проигнорировать это или отнестись к этому деликатно, трепетно, как к чему-то очень важному, но пока достаточно хрупкому.
В Кыргызстане много детей трудовых мигрантов, они – особая группа риска.
«Азаттык»: Судя по новостям, к суициду больше расположены подростки из регионов. Обусловлены ли самоубийства социально-экономическим факторами?
Мамбетова: Городские подростки, живущие в благополучии и достатке, подвержены точно такому же риску. Говорить надо о качестве отношений внутри семьи. Если у ребенка нет возможности обратиться к родителям, рассказать, что с ним происходит, попросить о помощи, то и ребенок сельский, и ребенок городской - оба одинаково расположены к самоубийству. Были случаи, когда в регионах девочки-подростки совершали суицид из-за того, что им казалось, что после обычного поцелуя они забеременели. Чем меньше информации и ее источников, тем больше ребенок оказывается зажатым в ситуации, остается один на один с проблемой. В этом плане городская среда своей доступностью к информации несет в себе меньше рисков.
«Азаттык»: Чем тогда объяснить, что чаще самоубийства совершают подростки из регионов?
В Кыргызстане много детей трудовых мигрантов, они – особая группа риска. Родители для своих детей - это модели поведения. У ребенка перед глазами должен быть пример того, как справляться с трудностями. Он должен видеть родителей, взаимодействовать с ними, чтобы приобрести опыт, знать, как действовать в разных жизненных ситуациях. Если наблюдать не за кем, то нет и ориентиров в жизни. Черту между «хорошо» и «плохо» никто не проводит, формировать навыки стрессоустойчивости тоже некому. У такого ребенка нет рядом человека, к которому он может обратиться, когда ему плохо. Конечно, у каждого свои особенности, своя психика, но дети мигрантов автоматически оказываются в группе повышенного суицидального риска.
«Азаттык»: К кому могут обратиться подростки в случае, если рядом нет родителей?
Мамбетова: Волнующие его вопросы ребенок может адресовать школьным психологам. Они есть в каждой школе, но только в городе. По стране, к сожалению, далеко не в каждой. В регионах специалисты имеются, но они не идут работать в образовательные учреждения.
«Азаттык»: Вы говорите, что главное в профилактике суицида – доверительные отношения в семье. Если взять в целом, у нас в стране между родителями и подростками существует открытый диалог?
Мамбетова: В целом, отношения формальны. Во-первых, у нас разное отношение к девочке и мальчику. Первая воспринимается как временный член семьи, гость, второй – как опора. Это, кстати, очень рискованный момент – чрезмерные ожидания от сына могут стать непосильной для него ношей. Во-вторых, внутри кыргызской семьи существуют большие проблемы в плане обсуждения проблем, как такового открытого диалога нет. Нельзя сказать, что это плохо, в нашей культуре поддержку оказывают не через разговоры, а чувством и делом. Прививают ребенку ощущение того, что он всегда может обратиться к семье, и его поддержат.
Настоящая беда состоит в том, что мы боимся своей природы и естества. Многие темы табуированы. Почему у нас родители не разговаривают с своими детьми о месячных или других физиологических особенностях, о которых важно знать именно в подростковом возрасте? Потому что их родители с ними об этом не говорили. Если ребенок будет знать, что все происходящие в нем изменения – это естественные физиологические процессы, он будет чувствовать себя менее уязвимым. Нашим детям во многих вопросах приходится ориентироваться сами.
В родовой культуре, к которой относится и кыргызская, подростковый кризис всегда проходит очень мягко.
«Азаттык»: Какая главная ошибка родителей в отношениях со своими детьми?
Мамбетова: Ошибочно думать, что через контроль можно уберечь своего ребенка от всех проблем на свете, оградить от бед. Можно многое запретить, а можно дать свободу, которая позволит ему исследовать окружающую его среду, других, себя. Безопасность ребенку обеспечат навыки, которые вы ему привьете. Это напрямую соотносится с суицидом.
Если у ребенка есть ощущение авторства своих действий, он способен принимать решения. Эта свобода дает ему возможность быть вариативным, более стрессоустойчивым и гибким. Чем больше альтернатив для действий видит ребенок, тем больше он учится по-разному реагировать на разные жизненные ситуации. Падать для него – это не трагедия, а часть процесса, пути. В парадигме запретов ребенок не имеет права на ошибку, он постоянно под прицелом. Кроме того, с властными, контролирующими все и вся родителями ребенок не станет делиться тем, что его, например, унижают одноклассники.
«Азаттык»: Можно говорить об особенностях подросткового периода у кыргызских детей?
Мамбетова: В родовой культуре, к которой относится и кыргызская, подростковый кризис всегда проходит очень мягко. Не предполагается заявлять о своей самостоятельности, индивидуальности, автономности. У наших детей нет того внутреннего вызова, который присущ подросткам – носителям западной культуры, невротичной из-за большого числа стресс-факторов и высокого стремления к самореализации. Исследования говорят, что в родовой культуре в этом смысле психологического здоровья больше.
«Азаттык»: Как не допустить крайностей?
Мамбетова: Ключевые моменты – внимательность и наблюдательность. Если обычно веселый, беззаботный ребенок в какой-то момент становится грустным, и нехарактерное для него настроение не меняется, на это имеет смысл обратить внимание. За бросающимися в глаза изменениями всегда что-то стоит. Ни в коем случае нельзя домысливать и делать собственных выводов. Если доверительные отношения с ребенком сложились изначально, то у родителя есть возможность задавать ему вопросы и получать на них развернутые ответы. Если дистанция велика, если разговор по душам невозможен, то можно наблюдать за тем, что у ребенка происходит в школе, каковы отношения со сверстниками, учителями.
Суициду предшествует период сомнений, тяжелых переживаний, и это всегда заметно. Бывают, конечно, импульсивные решения, но обычно они не спонтанны. Дети всегда подают сигнал – не всегда прямой, но даже самые очевидные сообщения взрослые умудряются не заметить.
