Отличается наше современное представление о гендерном равенстве, доступных медицине и образовании, правах, интернационализме от советского или повторяет его?
«В постсоветском интеллектуальном пространстве наиболее активно представлены две точки зрения: либеральная, в которой советское представляется как исключительно тоталитарное, и консервативная, грезящая восстановлением «советской империи» и акцентирующая милитаристские аспекты советской действительности», - пишут авторы.
Главной задачей авторов проекта стала выработка емкого, критического, адекватного языка для описания и осмысления противоречивого советского влияния в Центральной Азии – освободительного и репрессивного одновременно.
«Книга предлагает довольно сложный взгляд на советское. Задачей проекта было уйти от однозначной симпатии и антипатии. Мы пытались проблематизировать то, что ситуация была сложной и никогда не однозначной, и, определив противоречия, сделать их продуктивными, - говорит один из основателей Штаба Георгий Мамедов. - Двойственность природы советского может привести нас к важным сегодня дискуссиям. Это не просто исторический интерес, а попытка увидеть, какое советское наследие для нас важно, а какое – нет. Что бы мы хотели актуализировать, а к чему стоит относиться критически? Современные процессы надо строить, опираясь на тот опыт, который у нас есть».
Альманах разделен на три тематических блока. «Азаттык» приводит главные тезисы исследований.
Можно ли говорить о советском как о колониальном?
Автор рассматривает различные стороны советского влияния в регионе – от завоевания до доминирования в культуре – и приходит к выводу, что в политике советов нельзя отрицать как колониальные, так и антиколониальные элементы. Однако ставить знак равенства между советским и колониальным все же нельзя: «Колониальность, безусловно, была в советском, но само советское далеко не исчерпывалось колониальным и не сводилось к нему».
В тексте отмечено, что сегодня постколониальный характер в отношениях между странами Центральной Азии и Россией считывается гораздо отчетливее, чем колониальный характер советского прошлого. Кроме того, сегодня большинство людей не видит свое советское существование как колониальное.
Исследование посвящено Среднеазиатскому восстанию 1916 года и противоречивой памяти о нем, особенно проявившейся в столетнюю годовщину.
«Историческая память об Уркун, часто представляющаяся как основополагающая для кыргызского национального самосознания, формировалась не вопреки советской политике памяти, а на ее основе – в советское время советскими историками. Парадокс: то, что должно считаться национальным, по своей сути является советским».
Чокобаева замечает, что роль в определении приоритетов советской национальной политики, в рамках которой была сформирована память об Уркуне, его исторические интерпретации и влияние на кыргызскую идентичность, принадлежала центральным властям, а не кыргызскому обществу.
Трансоксиана – античное название Центральной Азии. Его авторы используют для того, чтобы сопоставить советскую идентичность в нашем регионе с креольской в Карибских островах. Обе противоречивы, имеют характер травмы и при этом обладают уникальным потенциалом для культурного смешения, пограничных подвижных идентичностей.
Фрунзе был одним из центров по изучению психолингвистики и теории общения, в развитии которого активно участвовал Арон Брудный. В основе разрабатываемых концепций лежал подход, не предполагавший радикального разрыва между «индивидуальным» и «коллективным». Производство альтернативного научного знания стало возможным в силу периферийности Фрунзе, в котором был ослаблен идеологический контроль.
Гендерный порядок
Насколько советский период был освободительным для женщин или, наоборот, неосвободительным?
Автор анализирует пропаганду женской эмансипации и реализацию концепта освобождения в национальных республиках, где гендер пересекался с этничностью, а женское тело отождествлялось с телом нации.
Труд посвящен тому, как в классической казахской литературе первой половины XX века формировался образ «новой женщины», а именно, через повествование историй с идеей движения от «отсталости» к «развитости».
Во второй половине прошлого века официальная советская пресса утверждала, что роль женщины состоит в воспитании детей. В то же время советская фантастическая литература прославляла не семейное, а общественное воспитание.
Через живопись, плакат и фотографию 1920-1940 годов отслеживается представление о женском гендере в зависимости от актуального политического курса. Кроме того, Плунгян исследует тему о «повседневном бытовании огромного количества вариантов женской маскулинности и гендерного диссидентства, никак не отраженного в официальных открытых источниках».
Уникальный архив переписки женщин-активисток читается как эпистолярный роман. Товарищеские письма работниц женотделов, которые, с одной стороны, представляют собой банальные отчеты о проделанной работе, с другой – являются свидетельствами неформальной коммуникации, иллюстрируя, из чего состоял феминизм в 20-е годы.
Коммунистические обещания
Насколько советское прошлое продолжает оставаться для Центральной Азии химерой, образом будущего, политической альтернативы? Насколько запущенные в советское время проекты могут быть актуальны сегодня? Было ли советское коммунистическим или только обещало коммунизм?
Автор критикует антисоветскую риторику: «советский человек был несчастен оттого, что его заставляли строить коммунизм, а он хотел лишь частной жизни». По ее мнению, советские граждане могли пафосно отождествляться со строителями коммунизма, им навязывали этот пафос, идеалы и ценности. Если искать специфически советское страдание, которое диагностируют либеральные критики, то оно связано не с подавлением гражданских свобод, а с переживанием строителя коммунизма, которому отказано строить этот самый коммунизм.
Советские обещания коммунизма могли быть в форме институциональных образований, общественных движений и футуристической публицистики. В тексте приведены конкретные примеры.
ОКБ ИКИ – Особое конструкторское бюро Института космических исследований, легендарное, одно из ведущих в СССР приборостроительных предприятий. Оно функционировало во Фрунзе в течение 20 лет и выпускало уникальные приборы для полетов на Луну, Венеру, Марс и комету Галлея.
«ОКБ ИКИ воплощает в себе сразу несколько обещаний коммунизма – обещание космоса как общечеловеческого пространства познания, обещания социалистического развития Киргизии и всех стран «освобожденного Востока».
Как советская власть прошла путь от любви к природе к власти над ней. План «великого преобразования природы» и его фантастические проекты (например, опреснение Балтийского моря) коснулся и Туркестана - первоочередной проблемой здесь признали нехватку воды.
«Личное участие в преобразовании природы имело огромное значение в преодолении религиозных предрассудков, ибо воочию убеждало широкие массы трудящихся в возможности борьбы с природными стихиями, разбивало религиозные догмы о том, что люди бессильны и обречены на гибель в своем единоборстве с природой».
Анализ прессы в период оттепели помогает понять, что советские граждане были убеждены в том, что их ждет феерическое будущее: быт достигнет высшего уровня комфорта, государственные налоги, пьянство и взяточничество исчезнут, а к 1965 году люди будут совершать кругосветные полеты на ракетоплане. Интенсивная фантазия была вызвана повышением уровня жизни во второй половине 50-х годов.
Альманах "Понятия о советском в Центральной Азии" не предназначен для продажи. Книгу можно найти в государственных библиотеках или приобрести за пожертвование в офисе Штаба.
Штаб - это центральноазиатская художественно-исследовательская инициатива. Располагается в Бишкеке.
