Каждый вечер она читает детям русские сказки. Каждый год ездит с детьми на Дальний Восток, в Приморский край, где проводит лето, а иногда и осень, в отдаленной таежной деревне, куда можно добраться только на моторной лодке по реке. Шесть лет назад это место стало для Мари вторым домом, наполненным радостными и горькими воспоминаниями.
Мари Петит на реке Бикин, Приморский край
Она родилась в маленькой бретонской коммуне Тремаргат с населением 168 человек. Из достопримечательностей здесь имеется готическая церковь Нотр-Дам и один бар, по совместительству выполняющий функции дома культуры. Местные жители приходят в бар со своими музыкальными инструментами и устраивают импровизированные концерты народной музыки. В 2012 году, когда Франция выбирала президента, Тремаргат прогремел в национальных новостях как единственный избирательный округ, где Ева Жоли, кандидат от партии зеленых "Экология Европа", получила большинство голосов.
Любовь к природе у бретонцев сродни религиозному чувству. Здесь до сих пор сохранились священные рощи кельтов, отмеченные дольменами и менгирами. Оба слова происходят из бретонского языка и обозначают постройки из огромных камней, напоминающие Стоунхендж.
После учебы на экологическом факультете в Реннском университете Мари вернулась в родные места с намерением поселиться на природе, вдали от шума цивилизации. Сто шестьдесят восемь ее земляков действительно могут сильно пошуметь, если соберутся в баре все вместе. Мари своими руками построила юрту монгольского типа и целый год прожила в лесу одна.
Через некоторое время она познакомилась с лесничим, которого звали Кристоф. Он мечтал о кругосветном путешествии в поисках дикой, неиспорченной человеком природы. Россия занимала в его списке желаний одно из первых мест. Мари и Кристоф отправились в путь на велосипедах – самом экологичном виде транспорта. Но, хотя в их бюджете отсутствовали расходы на бензин, кругосветка все равно требовала финансирования. Мари продала юрту, Кристоф – машину и дом.
– Мы отправились путешествовать с двумя рюкзаками и видеокамерой. Почему-то я уезжала с мыслью, что не вернусь во Францию. – вспоминает Мари. – Останусь жить, как современный дикарь, в одном из девственных лесов, которые мы обязательно встретим на своем пути. Может быть, в Мексике. Тогда я ничего не знала о Приморском крае. В юности я видела фильм Куросавы "Дерсу Узала" – о таежном охотнике-следопыте из племени удэге, но думала, что такие люди остались в далеком прошлом. Полтора года мы потратили на то, чтобы пересечь Россию с запада на восток. За это время я выучила русский язык. Мне очень нравилась дикость окружающей природы. Мы часто делали остановки, чтобы лучше почувствовать этот малонаселенный мир. По дороге снимали фото и видео для репортажа о нашей поездке. Наконец Россия почти закончилась, и мы оказались на Дальнем Востоке. Здесь я нашла место, к которому стремилась. Оно называется Красный Яр. Маленькое село, где коренной народ – удэгейцы все еще живет в контакте с тайгой. Я подумала, что если не испытаю на себе их таежный опыт, то больше такого шанса у меня не будет.
Село Красный Яр
Небогатые путешественники часто находили приют в российских деревнях. Французы предлагали хозяевам взаимовыгодный обмен – их пускают пожить, а они за это работают на огороде, рубят дрова и развлекают хозяев исполнением заграничной музыки. В Красном Яре Мари и Кристофа приютила семья удэгейцев.
Мари на охоте в тайге
– Они жили очень бедно, часто выпивали. Наше общение было очень эмоциональным. Меня сразу приняли как свою. Вместе с другими женщинами я ходила в тайгу собирать папоротник и ловить в ручье хариуса. Однажды появился их родственник, двоюродный брат Костя, охотник, который жил вдали от деревни, в избушке на берегу реки Бикин. Мы очень заинтересовали друг друга. Нам было о чем поговорить. Мы сравнивали наш опыт жизни в лесу и как-то незаметно стали проводить вместе много времени.
Так в жизни Мари появился последний из удэге – следопыт, хозяин тайги, настоящий мужчина. Она влюбилась в Костю, хотя не сразу призналась себе в этом и даже сделала попытку убежать от романтического чувства.
– Мы с Кристофом решили продолжить путешествие. Но в глубине души я уже знала, что далеко не уеду. Велосипед начал барахлить, как будто чувствовал мое настроение. Кое-как мы добрались до Владивостока, смонтировали наш репортаж. Потом мой друг улетел в Канаду. А я съездила в Южную Корею, чтобы продлить российскую визу, и поздней осенью вернулась в Красный Яр. Меня встретили хорошо, но уже по-другому – не как туриста. Все понимали, что я приехала к Косте. Теперь я должна была вписаться в их систему человеческих отношений. Стать женой человека из рода удэге. Сама по себе женщина другой культуры не могла бы здесь прижиться. Но я и не собиралась быть сама по себе, потому что хотела быть с Костей.
Костя
– Медовый месяц вы провели в тайге?
Сначала мы жили в деревне. Я узнавала жизнь удэгейской женщины с другой стороны – изнутри. Потом наступила зима, и мы вдвоем поехали на "Буране" в тайгу. Я увидела место, о котором мне рассказывал Костя, и влюбилась как бы во второй раз. Это был настоящий рай. Зимой Костя учил меня охотиться. Летом мы заготавливали лес для строительства нового дома, чтобы поселиться там втроем. Я уже была беременна. В декабре 2011 года родился наш сын – Савелий.
По дороге домой, Мари и Савелий
Мари всерьез собиралась рожать прямо в охотничьей избушке. Но муж был против такого рискованного предприятия, поэтому Савелий появился на свет в поселке Лучегорск. Из Франции познакомиться с внуком и зятем приехала мать Мари. Зиму они провели в деревне Красный Яр, а весной следующего года вчетвером отправились к месту жительства молодой семьи. Плыли на лодке по реке Бикин. В мае Мари уже работала на огороде и помогала Косте ставить новый дом.
Мари на строительстве нового дома
– Как отнеслась мама к вашему жизненному выбору?
– Она всегда меня понимала и уважала мой выбор. Ей понравился Костя, а Савелий стал ее любимым мужчиной. Единственное, с чем она не смогла смириться, – это комары, которые ее чуть не съели. Но все равно, за пять лет, что я прожила на Бикине, мама приезжала к нам трижды.
Вспоминая свою жизнь в Приморье, Мари все время повторяет слово "счастье". Для нее это значит – чувствовать себя ребенком, окруженным природой, которая дышит великой силой. Эту волну она не могла поймать в Бретани, где самые дремучие леса по сравнению с тайгой выглядят как ухоженные городские парки.
Весна на реке Бикин
– Это удивительно, когда ты вдруг можешь почувствовать себя самим собой в чужой стране. И странно, что так мало людей в России ценят это богатство. Когда мы с Костей ездили ко мне на родину, в Бретань, то возвращались потом рейсом Париж – Москва, и рядом со мной в самолете сидела русская женщина. Услышав мою историю, она, кажется, решила, что я сумасшедшая. Добровольно отправиться в сибирскую глушь! Все нормальные люди, сказала она, мечтают уехать из России в Европу ради благ цивилизации. Я не стала спорить, мы бы все равно друг друга не поняли.
Мари и Савелий в охотничьей избушке
Тогда, по дороге из Франции на Дальний Восток, Мари только посмеялась над наивностью русской пассажирки, принимающей за цивилизацию материальные блага потребительского общества. Мари ждала второго ребенка и подала документы на получение российского гражданства. Она собиралась жить в тайге долго и счастливо. Однако всего через два года ей самой пришлось уехать из России после того, как трагические события разрушили ее семейную жизнь. Не стало Кости.
– Расскажите, что случилось с вашим мужем?
– Его убили во время пьянки. Ты знаешь, когда мы с ним жили в тайге, это было для меня совсем как рай. Костя исполнял настоящую мужскую роль. На нем лежала ответственность за семью. Но как только мы возвращались в деревню, начинался ад. Костя чувствовал себя обязанным ходить по гостям, общаться с мужиками и выпивать, точнее, пить по много дней. Мне очень жаль, что он не нашел выхода из пьяной жизни, хотя я уговаривала его лечиться от этой проблемы. Костю убил его дядя, муж родной тетки. Они, как обычно, пьянствовали и поссорились, не знаю, из-за чего. В это время я была во Владивостоке, с детьми и мамой – получала вид на жительство. Несколько лет я просила местные власти признать меня постоянным резидентом, и вот наконец-то добилась… а через два дня Кости не стало. Человек, который его убил, он тоже страдал от алкоголя, и два раза до этого сидел в тюрьме.
– Грустная история...
– Да, грустная, потому что моя любовь не смогла изменить костиной судьбы. Это был конец моей мечты, хотя я еще какое-то время не сдавалась и совершала подвиги. Через год после смерти Кости мы навсегда уехали из Красного Яра, я отвезла детей на нашу заимку, разобрала дом на бревна и перетащила его за сорок километров вверх по реке, в маленькую деревню Уленге. Там живет всего несколько семей, тоже с детьми. Главное, там нет такого пьяного кошмара, как в Красном Яре. Мы с Костей договаривались переехать туда, чтобы наши сыновья могли общаться со сверстниками и ходить в школу. И вот, я продолжала это движение. Соседи помогли поставить дом заново. Мы перезимовали в Уленге, а на следующий год все-таки были вынуждены уехать во Францию. Мне стало ясно, что я не смогу выжить без мужчины в тайге. Но я приеду в эти места следующим летом.
Савелий и Милан в деревне Аскат (Алтай)
– Вместе с детьми?
– Конечно! Они скучают по родине. И я сама не хочу терять связь с Приморьем, с народом удэге. Просто теперь я не могу быть частью их общины. Лучше я буду помогать им отсюда, из Франции, создавая мосты между удэгейцами и внешним миром. Например, с помощью канала на Yuotube рассказывать об их проблемах, нуждах.
– Видимо, пьянство – одна из главных проблем?
– Я бы сказала, что они пьют не больше, чем русские, но алкоголь действует на них намного страшнее. Особенно на фоне деревенской безработицы. Конечно, они сами себя разрушают этим делом. Но есть внешние силы, которые помогают им заниматься саморазрушением.
– Какие именно?
– Я никого не хочу обвинять. Но, например, сейчас создается национальный парк "Бикин". В деревню приезжают руководители этого проекта и говорят удэгейцам: теперь вы будете зарабатывать на туристах. Некоторые обрадовались – будем делать сувениры, исполнять народные песни. Но ведь это все показуха. Главное занятие удэге – не фольклор. Они охотники. А теперь, с появлением парка, у них отбирают охотничьи участки. Поэтому, на мой взгляд, главная проблема удэгейцев – это сокращение охотничьей территории и невозможность вести традиционный образ жизни. Начинаются конфликты между родственниками – одни за национальный парк, другие – против. Те, кто согласились "работать удэгейцами" для туристов, они больше не занимаются своим делом. А те, кто хотят оставаться свободными и продолжать свое исконное дело, – таким сейчас очень трудно. Чиновники не дают им разрешения на проезд по реке, говорят, что через парк – нельзя! Власть диктует коренным народам новые условия жизни. А это большая угроза для их идентичности, потому что им важна связь с природой и свобода, которой они пользовались в тайге. Они потеряют себя, если перестанут охотиться и забудут последние удэгейские слова, которые еще остаются в их языке. Они и сейчас почти не говорят между собой по-удэгейски. Костина бабушка, которой 87 лет, хорошо знает язык, но говорить ей не с кем.
Власти Приморья считают, что создание национального парка "Бикин" площадью более миллиона гектаров будет способствовать, как сказано в пресс-релизе, "сохранению уникальных природных комплексов одного из последних в Северном полушарии нетронутых массивов кедрово-широколиственных лесов". Офис администрации нацпарка планируют разместить в деревне Красный Яр. Однако глава поселения и члены муниципального совета выступили против идеи национального парка. Мари, как профессиональный эколог, собирается поддерживать настоящих охотников в их борьбе с "партией фольклора". Силы, конечно, неравны, но бретонка не привыкла отступать. Летом 2018 года она приедет в Красный Яр, чтобы на месте освещать конфликт, разворачивающийся вокруг "Бикина".
– Но постоянно вы будете жить в Бретани?
– Да. Сейчас моя главная профессия – мать. Милан еще совсем мал. Савелию в декабре исполнится шесть лет. Он хорошо понимает русский язык, и я очень стараюсь, чтобы он не утратил это понимание. Здесь, в Бретани, я по-русски читаю мальчикам сказки и собираюсь регулярно приезжать в Приморье, чтобы дети слушали живую русскую речь. Для меня очень дорога эта часть нашей семейной истории. И для детей тоже. Недавно Савелий спрашивает у меня: а что такое традиционные блюда? Я объясняю – помнишь, там, в России, мы кушали еду, которую не кушаем здесь? Например, захта (рисовая каша с икрой. – Прим. ред.) или тала (строганина). Я вижу, как у него загораются глаза, потому что он вспоминает нашу деревню. И говорит мне по-русски: я скучаю…
Савелий возле охотничьей избушки
