На родине, по убеждению Феруза, ему грозили тюрьма, пытки, вероятно – смерть.
Шесть месяцев он, родившийся в России и проживший в ней несколько последних лет, провел в центре содержания мигрантов, ожидая выдворения из страны. В здании суда пытался совершить самоубийство. За Феруза вступились журналисты и правозащитники из нескольких стран, акции в его защиту проходили в Москве, Петербурге, Нью-Йорке, Берлине, Вильнюсе.
Сейчас 30-летний Али Феруз находится в Геттингене. Это небольшой город в 120 километрах от Ганновера, известный своим университетом. По городу ездят студенты на велосипедах, здесь очень спокойно. На территории университета мы и встречаемся в морозное и солнечное утро. Али говорит тихо и размеренно, кажется, что он обдумывает каждую фразу. На нем черная парка и трехслойная кофта, скрывающая татуировки.
Мать Али Феруза родом из Алтая. Она оказалась в Узбекистане после ташкентского землетрясения 1966 года, когда восстанавливать город приехали люди из разных краев Советского Союза. После распада СССР, рассказывает Али, в бывших союзных республиках было неспокойно: закрывались русские школы, многие русские уезжали. Мама Али решила вместе с сыном вернуться в Горно-Алтайск. Там он пошел в школу, но у его семьи не было дома, поэтому приходилось жить у друзей или родственников. В какой-то момент Али уехал в Узбекистан к отчиму, но после того как его семье удалось купить жилье, вернулся в Россию.
– До середины одиннадцатого класса я учился в России, готовился к ЕГЭ, – рассказывает Али. – В конце 2004 года у меня возник конфликт с мамой – подростковый период был сложный, я рос проблемным ребенком – и я настоял на том, чтобы она отвезла меня в Узбекистан. Я приехал и сразу получил узбекский паспорт, сдал экзамены и получил школьный аттестат.
– Ваша мама и родные – граждане России. Почему вам не удалось получить российский паспорт?
– Я помню, что когда учился в одиннадцатом классе, то ходил в паспортный стол. Там мне сказали: ты по линии матери можешь получить гражданство, но нужна некая справка, что она не против. Мне сказали, что если такой справки не будет, то через пару месяцев – как раз в 2005 году мне исполнилось 18 лет – мне сразу дадут гражданство. Так получилось, что я поругался с мамой, за два месяца до своего восемнадцатилетия уехал в Узбекистан и там сразу получил узбекский паспорт.
Потом Али Феруз вернулся в Россию. До 2008 года он учился в Российском исламском институте в Казани. По словам Али, он постоянно искал себя, увлекся изучением арабского языка и религии, стал соблюдать нормы ислама. В Казани он познакомился в девушкой из Киргизии, на которой женился. Потом снова вернулся в Узбекистан, уже с супругой, и стал торговать на рынке, помогая отчиму.
В одно обычное сентябрьское утро в его дом постучалась полиция – проверка документов. Как объясняет Али, полицейские потребовали поехать в паспортный стол и написать заявление о том, что он ответственен за пребывание супруги в Узбекистане:
– В Узбекистане много разных законов, поэтому я подумал, что это какой-то новый очередной приказ. Ладно, думаю, съезжу, напишу заявление. Но машина поехала не в паспортный стол, меня отвезли в другой город. Я начал паниковать, расспрашивать, что случилось, на все мои вопросы отвечали вопросом: что ты натворил? Ты учился в российском исламском университете? Меня избили, потом до позднего вечера продолжался допрос.
– У вас есть предположения, почему они именно на вас обратили внимание?
– Я сам до конца не понимаю. Потом я узнал, что существует такая довольно распространенная практика: людей под разными предлогами пытаются завербовать. Возможно, причина заключалась в том, что я был мусульманином, что я учился в исламском университете.
– Какого типа сотрудничества от вас добивались?
– Я должен был доносить на местных мусульман... Они очень долго расспрашивали про университет, про людей, которых я знал в Казани, кто кем является, что я знаю о них, есть ли среди них граждане Узбекистана. Что я знал – я все сказал, плохого ничего не было. Моя задача состояла в том, чтобы внедриться в местную общину. Говорили, что будут еще какие-то определенные просьбы, не знаю какие. Вообще в Узбекистане распространена такая практика: людей, соблюдающих нормы ислама, обвиняют в экстремизме и надолго сажают. Я знаю людей, журналистов, правозащитников, которых таким образом посадили на 10–15 лет. Как я считаю, их дела были сфабрикованы. Если ты избил кого-то, украл, то можно откупиться, но если подпадаешь под "политическую" категорию – откупиться не удастся.
Россия – это то место, где я вырос, эта культура для меня родная, она близкая. Я хотел до последнего там остаться
Сотрудники узбекской специальной службы пригрозили Ферузу уголовным делом и тюремным сроком в 20 лет, если он откажется от сотрудничества. Стандартные статьи в Узбекистане в таких случаях, как утверждают правозащитники, – экстремизм, терроризм, попытка антиконституционного переворота. После нескольких дней издевательств и пыток Феруз согласился сотрудничать, но при первой возможности уехал из страны. Несколько месяцев он жил в Киргизии, затем перебрался в Казахстан. Там он начал изучать журналистику в Казахстанском институте менеджмента, экономики и прогнозирования, стал заниматься правозащитной деятельностью.
В 2010 году многих узбекских беженцев, продолжает Феруз, в том числе и его, задержали. Большинство посадили по "стандартным статьям" – экстремизм и терроризм. Но Али повезло, его отпустили, и в 2011 году он смог уехать в Россию. В Москве поначалу работал официантом, поваром, посудомойщиком, потом занялся журналистикой. Собирался подать на вид на жительство в стране, но в феврале 2012 года в электричке потерял документы – паспорт, школьный аттестат, дипломы.
– В 2012 году я осознал свою гомосексуальность, первые год-два изучал себя. Тогда я понял, что я не могу соблюдать религиозные законы, я не верю в Бога, я не понимаю, почему людей за гомосексуальность должны убивать? Я понял, что религия – институт управления людьми.
В 2014 году Али попросил помощи в правозащитной организации "Гражданское содействие", одновременно обратившись к властям за получением статуса беженца. В Федеральной миграционной службе долго не могли зарегистрировать его заявление. В итоге выдали документ, удостоверяющий личность, с которым Али свободно перемещался по территории России.
– Моя мать – гражданка России, Россия – моя родина. Россия – это та страна, где я вырос, это близкая для меня культура. Я хотел в этой стране остаться, хотел там учиться, работать, там мои родственники, мои друзья.
– Вы три года ожидали получения статуса беженца, а потом временного убежища, и никаких проблем с этим не возникало. Почему ситуация обострилась в прошлом году?
– Я это связываю со своей журналистской деятельностью. Как раз в конце 2016 года в Узбекистане проходили выборы президента, я написал материал, который называется "Рабы на день отработали на избирательных участках". Думаю, именно с этим мои проблемы и связаны.
Али задержали в начале августа 2017 года, когда он шел на занятия по музыке – у здания музыкальной школы стояла полицейская машина. Полицейские проверяли документы у прохожего, когда увидели Али. По его словам, один из полицейских сказал: "Вот он!" Журналист предъявил документы, его отвезли в полицейское отделение для установления личности, а поздно вечером доставили в суд.
– Во время судебного заседания вы попытались совершить самоубийство, вас спасли приставы. Почему вы решились на такой поступок?
– Этот случилось после того, как суд принял решение выдворить меня в Узбекистан. Я не хочу возвращаться в Узбекистан, я лучше умру. Я считаю, что лучше помучиться полчаса и умереть, чем мучиться бесконечно, когда будут тебя пытать... Они пытают, причиняют боль до определенного момента, сколько человек может выдержать, потом дают немного восстановиться, потом пытают заново. Так может продолжаться бесконечно.
– Ваш адвокат рассказал, что при конвоировании из зала суда в Центр временного содержания иностранных граждан к вам применили насилие, электрошокер, вас оскорбляли. Когда вы попали в сам Центр, как к вам относились?
– Нет, в Центре поначалу ничего такого не было.
– А потом?
– Об этом я не готов говорить... Центр – фактически то же самое, что СИЗО, но с немного смягченным режимом. В центре временного содержания дают раз в три дня телефон, родственники могут приходить на свидания. Люди там сидят в зарешеченных камерах, железные двери… Я находился в двухместной камере, там двухъярусная кровать, туалет, раковина, стол. Еду выдают через "кормушку" три раза в день. Один раз выводят на прогулку на полчаса, на 40 минут, на час. Это режимный объект. Ты камеру не можешь добровольно покинуть, выходить, постоянно под наблюдением находишься. Мои сокамерники были из Узбекистана, из Таджикистана, из Киргизии. Это обычные мигранты, которые приехали на заработки, кто-то работал без патента, кто-то потерял паспорт, у кого-то не было регистрации.
– Вас подвергали дискриминации за вашу сексуальную ориентацию?
Я понимаю, что от несправедливости никто не застрахован
– Извините, я не хочу отвечать на этот вопрос... Но до самого последнего момента я не был уверен, что выживу, не было у меня никакой гарантии... Есть адвокат, есть люди, которые мне сочувствовали, есть коллеги-журналистов, но это не давало мне никакой гарантии. Моя мама обращалась к Путину, я писал письма во все инстанции, но не было никакой уверенности, что все окончится благополучно... Я, конечно, не ожидал такой общественной поддержки. Меня поддерживало то, что люди за меня борются, думал – по крайней мере, если я умру, то меня похоронят достойно...
Сильный страх во мне до сих пор живет. Раньше мне казалось, что такие плохие вещи могут с людьми происходить, только если они сильно разозлят власти. Теперь я понимаю, что ни у кого нет гарантии безопасности. Я сильно беспокоюсь за своих коллег, переживаю за активистов, за журналистов, вообще за людей... Я очень сильно переживаю, например, за Кирилла Серебренникова. Я понимаю, что от несправедливости никто не застрахован.
– В России у вас осталась пожилая мама. Как часто вы общаетесь с Зоей Васильевной, планирует ли она вас здесь навестить?
– Мы с мамой постоянно на связи, по нескольку раз в день. Я хочу сделать ей визу, очень хочу с ней увидеться.
– Ваша бывшая супруга интересовалась вашей судьбой?
– Моя ситуация ее тоже коснулась. Она – гражданка Киргизии, сейчас в другой стране живет. После нашего развода она с двумя нашими общими детьми вышла замуж и родила третьего ребенка. Мы поддерживаем с ней связь, с ее родственниками… с детьми общаюсь.
– Почему вы решили обратиться за помощью именно к властям Германии?
Мне кажется, что когда человек нуждается в помощи, ему не должно быть стыдно обращаться к людям, чтобы спастись. Помогите мне выжить, пожалуйста!
– В Москве, работая журналистом, я одновременно сотрудничал с профессорами Геттингенского университета, которые проводили разные исследования про миграцию… Есть программа помощи беженцам, которая связана с университетом. Когда они узнали, что мне грозит депортация в Узбекистан, то обратились в МИД Германии. В итоге так получилось, что власти Германии согласились помочь, рассмотрели мое дело, выдали документы. Я планирую оставаться в Германии, учиться, заниматься журналистикой. По решению суда у меня запрет на въезд в Россию на 10 лет. Спустя какое-то время я смогу обжаловать это решение.
– В Москве вы много писали о миграции, это была та тема, благодаря которой ваше имя стало известным. Вы планируете продолжать?
– Скорее всего. Я – мигрант, и знаю, что чувствуют мигранты. Также я хочу писать на правозащитные темы. Надеюсь продолжить сотрудничество с "Новой газетой" – это моя семья.
– Живя в России, вы взяли себе псевдоним. Почему?
– У меня всегда было желание изменить свое имя. Когда я решил, что буду заниматься журналистикой, то понял, что Худоберди Нурматов – это немного сложно. Мне хотелось что-нибудь короткое, чтобы звучащее имя было. Я выбрал имя Али Феруз. Феруз с персидского языка переводится "бирюзовый" – это мой любимый цвет.
– В Центре временного содержания иностранцев вы вели дневник, некоторые отрывки которого послужили основой для спектакля Театра.doc. Вы планируете издать то, что написали?
– Да, книга уже издана, в ближайшее время состоится ее презентация в Москве.
На прощание Али дарит мне свою книгу – она темно-бирюзового цвета, с красивыми иллюстрациями. Дневник заканчивается так: "Мне кажется, что когда человек нуждается в помощи, ему не должно быть стыдно обращаться к людям, чтобы спастись. Помогите мне выжить, пожалуйста!"
Кажется, ему помогли. Но не в России.
Русская служба РСЕ/РС
