- В некоторых регионах Кыргызстана как и во многих других странах мира действует режим чрезвычайного положения. Какие риски этот режим несет для соблюдения фундаментальных прав человека?
Кыргызстан на этом фоне не выделяется от многих стран, где закрывают границы и ограничивают свободу граждан. Это не является нарушением, это ограничение прав человека.
- На фоне серьезного кризиса введение чрезвычайного положения уместно. В международном праве, во всех международных договорах и пактах есть понимание того, что правительствам иногда действительно необходимо вводить режим чрезвычайного положения. Я думаю, сейчас действительно такой случай. Кыргызстан на этом фоне не выделяется от многих стран, где закрывают границы и ограничивают свободу граждан. Это не является нарушением, это ограничение прав человека.
Но сегодня директор ОБСЕ сделал заявление, напоминая нам о том, что чрезвычайное положение неуместно, если заканчивается угроза. То есть, как только уйдет угроза коронавируса, мы надеемся увидеть возвращение к нормальной жизни. Например, в Кыргызстане перенесли выборы. С одной стороны – это угроза демократическим процессам, но с другой – практически все согласны в том, что это было правильное решение, чтобы снизить угрозу заражения.
Это очень серьезное, фундаментальное, грубейшее нарушение прав человека. Именно в этот ужасный период, когда как воздух нужна информация, качественная журналистика, чтобы не было паники...
Серьезную обеспокоенность вызывает ситуация в Азербайджане. На прошлой неделе там закрыли офис оппозиции, называя сам офис угрозой здоровью граждан, так как там собирается много людей. Они воспользовались возможностью положить конец оппозиционному голосу в гражданском обществе. Это, конечно, явное нарушение прав человека.
- В Бишкеке комендатура решила не выдавать пропуски журналистам, кроме государственных СМИ. Как вы смотрите на эту ситуацию?
- Это очень серьезное, фундаментальное, грубейшее нарушение прав человека. Именно в этот ужасный период, когда как воздух нужна информация, качественная журналистика, чтобы не было паники... Абсолютно нет никакого оправдания тому, что журналистам закрывают рты. Это вызывает большую обеспокоенность. Это не должно иметь место даже при чрезвычайном положении.
- В продолжение разговора о доступе к информации – в Таджикистане и Туркменистане до сих пор не было случаев заражения COVID-19. Многие специалисты этому не верят. Можно ли сокрытие информации также считать нарушением прав человека?
- В официальное название [должности] президента Бердымухамедова входит слово «защитник». Рахмон тоже имеет подобное звание. Даже по закону обязательно нужно называть этих лидеров защитниками, когда граждане произносят или журналисты пишут о них. Не ирония ли это, что люди, которые называют себя защитниками, именно сейчас подвергают свои народы такой угрозе, не признавая риск коронавируса, и не реагируя нормальным образом на этот очень серьезный кризис.
Мы видели, что 21 марта Таджикистан массовыми мероприятиями праздновал Навруз с участием тысяч человек на стадионе. В Худжанде были тысячи студентов, которые смешивались с пожилым населением. Очень трудно передать словами, насколько это рискованно. Я бы сказал, это преступление. Я думаю, это заложено в генах авторитарных систем - скрывать от народа проблемы.
В Туркменистане еще страшнее. Бердымухамедов – он сам зубной врач. Один из немногих врачей - глав государств. И этот лидер не хочет называть болезнь своим именем.
- Как решать вопрос заключенных во время пандемии?
- Эта тема очень актуальна для всех стран, которые испытывают кризис. В Нью-Йорке идут большие обсуждения о том, можно ли выпускать заключенных под домашний арест. Мы ведь знаем, что тюрьмы являются эпицентрами эпидемии. О чем я сейчас думаю? Я, конечно, думаю об Азимжане Аскарове, который очень болен, очень стар, подвергался пыткам и должен был быть выпущен на свободу.
Я также думаю о многочисленных заключенных в Таджикистане, многих из них мы знаем. Например, Махмадали Хаита, который был заместителем председателя Исламской партии возрождения, ему уже больше 60 лет.
