Институт международных финансов (IIF) публикует еженедельные доклады с анализом влияния западных санкций на российскую экономику. Эксперты института считают: Центральный банк РФ грамотно реагирует на внешние вызовы, что позволило стабилизировать рубль и помогает удерживать экономику страны от хаоса, но продлится это недолго. Радио Свобода поговорило с Элиной Рыбаковой, заместителем главного экономиста Департамента экономических исследований Института, специалистом по глобальным развивающимся рынкам о том, насколько действенны санкции и помогут ли они остановить войну в Украине.
– Россия побила мировые рекорды по введённым против неё санкциям, но, как мы видим, экономика пока не рухнула, рубль стабилизировался, война не заканчивается. Россия научилась противостоять санкциям?
– И да, и нет. С одной стороны, Центральный банк очень профессионально ответил на ввод санкций и защитил сбережения населения. Ещё до кризиса расчистили банковскую систему, сразу ответили поднятием ставок и ограничениями на конвертацию, это помогло стабилизировать рубль и вернуть депозиты в банки. Помогло то, что иностранцам де факто запретили выводить инвестированные в российские ценные бумаги деньги, и то, что попросили экспортёров конвертировать 80% выручки в течение трёх дней. Это всё правильно. Но эффект на экономику ещё только начинается, нам даже и не снится пока, как это будет развиваться. ЦБ опубликовал доклад "О чём говорят тренды". За последние годы они сильно улучшили качество анализа по регионам, и в этот раз региональные отделения постарались, опросили более 13 тыс. предприятий. У всех заканчиваются запчасти, у всех пропали экспортные рынки, многие не могут продолжать производство. В некоторых местах люди пока находятся в состоянии отрицания, например, в Москве может казаться, что ничего не происходит. Но если вы находитесь, к примеру, в Калужской области или под Петербургом, где есть автосборочное производство, там все знают, что через пару месяцев останутся без работы.
– Уже даже в Совете Федерации удивляются, что Россия не может производить ни гвоздей, ни пуговиц, но ведь это всё могут легко поставлять азиатские страны.
– Пуговицы меня меньше всего волнуют при всём уважении к одежде, больше волнуют запчасти. Даже если вы найдёте нового поставщика, потратив на это месяцы, он вряд ли сможет точно включиться в механику вашего производства, вам потребуются новые станки и так далее. Высокотехнологический экспорт запрещён, но, я вот говорю со знакомыми в России, даже простых каких-то шурупчиков нет. Он простой, но у нас его не производят, потому что не слишком многим предприятиям он нужен, и было дешевле покупать их на глобальном рынке. Сейчас это невозможно, идёшь в министерство, они говорят – никто это тут производить не будет.
– Серый импорт разрешили уже официально – он решит проблему с шурупчиками?
– Я думаю, что в больших объёмах это будут замечать на санкционном уровне и пытаться это додавливать. Много зависит от того, что будет с войной. Если она заканчивается, могут быть договорённости, если она продолжается, Запад будет закрывать эти лазейки.
– Знаете, у меня эффект déjà vu – в 2014-м я постоянно писал про санкции, говорил с экономистами, в Вашингтон даже ездил встречаться с источниками. У всех были очень большие надежды на санкции, говорили, что они убьют российскую экономику и чуть ли не заставят Россию вернуть Крым. Оказалось, что за восемь лет, наоборот, Россия собралась с силами для новой войны. Получается, что те санкции не сработали – почему должны сработать сегодняшние?
– На что были ориентированы санкции в тот момент? На то, чтобы не дать большим российским предприятиям делать займы за рубежом. Что произошло? Внешний долг РФ в $700 млрд за год упал до $250 млрд, потому что всё нужно было выплатить. Был ограничен доступ к новым инвестиционным проектам – как в российской экспансии за границей, так и внутри России. Рост в России упал. Но от России тогда последовал очень правильный технократический ответ: было введено инфляционное таргетирование, вернули бюджетное правило. Вообще, это была замечательная макроэкономическая политика, очень консервативная, её было бы хорошо проводить и без санкций. Они построили крепостную стену вокруг российской экономики, которая позволила накопить больше резервов – инвестиций было меньше, потенциального роста меньше и, конечно, уменьшились расходы, особенно на регионы. Эта замечательная макроэкономическая политика была… с перегибом. Они вытащили деньги из экономики, забрали их у людей и отложили на геополитические авантюры. Как это отразилось на обывателе? Ну, к примеру, качество здравоохранения могло быть выше, особенно во время ковида, но не было.
Ответ на 2014 год был достаточно грамотным, но как Россия сможет построить новые технологии в изоляции, я не знаю. Даже если отвлечься от санкций, мы всё время обсуждаем, почему в России нет успешного экономического роста: недостаточно частных предприятий, недостаточно предсказуемые регулятивные системы, Дмитрий Медведев несколько раз поднимал эту тему – "хватит кошмарить бизнес" и пр. Всё это нужно, чтобы построить высокотехнологичную систему внутри отдельно взятой страны. Если это не смогли сделать раньше, то почему получится под санкциями, я не знаю.
– Понятно, что санкции оказали экономическое влияние и все мы стали жить хуже, но политических целей они не достигли, даже наоборот.
– Здесь огромное поле для исследований. До недавнего времени, особенно до конфликта между Китаем и США, мы изучали экономику отдельно от всего остального. Последние 20–30 лет, мы, экономисты, ехали по своим рельсам, как трамвайчик. Международная политика катилась по своим рельсам, где-то пересекаясь с вопросами обороны. Сегодня санкции стали использоваться как оружие, мы с их помощью пытаемся достичь политических и даже военных целей, но у нас нет отработанной модели, что если я сделаю X, то получится Y. Специалисты во всех областях вышли за пределы того, что они изучают и моделируют, поэтому люди часто теряются, мы даже не знаем, какие были цели, у нас даже нет консенсуса, нужно ли коммуницировать эти цели, как их коммуницировать и какая модель должна быть использована, чтобы понять, что цели достигнуты. Отчасти мы бьём вслепую, это единственные доступные нам инструменты, ведь в открытую военную конфронтацию с Россией никто вступать не хочет и не готов.
– Когда дефолт-то случится и ждать ли его?
– Мне кажется, это не самое главное, о чём нужно волноваться. У России государственный долг по отношению к ВВП 17% – это несерьёзно. Учитывая всё, что значительно страшнее, – война, дезинтеграция с Западом, дефолт – это просто небольшая деталь.
– Санкции часто критикуют, говоря, что они сильно бьют по обычным людям, в том числе по тем, кто против режима, кто уехал и теперь не может получить доступ к своим деньгам. А у богатых людей, у олигархов, у коррупционеров тут же появляются способы обхода – через счета в Казахстане, Узбекистане, да даже в США можно создать компанию и открыть счёт, если ты лично не находишься в санкционных списках.
– Санкции действительно сильно бьют по обывателю, который, вполне возможно, не поддерживает такую политику государства. Но использовать санкции, эффект которых до конца не изучен, для некоего хирургического вмешательства в данный момент невозможно. Мне кажется, из-за этого поначалу полные санкции не вводились против Сбербанка – чтобы не навредить обывателю в России, в том числе пенсионерам, которые там получают пенсии. Такие попытки делаются, но, учитывая масштабы этого экономического оружия, таргетировать сложно, особенно в свете того, что в Украине ежедневно погибают люди.
Насчёт лазеек – да, они всегда сразу же появляются, я думаю, что это недостаток технического опыта и нехватка профессионалов, которые могли бы это отслеживать. Но так же, как мы научились проводить более детальный банковский комплаенс, научимся бороться и с лазейками.
Не газом единым
– Несмотря на санкции, Россия продолжает получать огромные деньги от экспорта углеводородов. С начала войны ЕС заплатил России 44 млрд долларов! Если считать, что цель санкций – остановить войну, будут ли они работать без эмбарго на нефть и газ?
– На нефтепродукты, нефть и газ приходится больше половины российского экспорта, причём большая часть – это не газ, а нефть и нефтепродукты. Газ важен для Европы, от него сложно отказаться, отчасти потому, что он идёт по трубам, для него создана инфраструктура и потребуется несколько лет, чтобы построить новую и переориентировать Европу на сжиженный газ. Но можно пытаться вводить тарифы на российский газ, это будет мотивировать людей искать новых поставщиков. И можно постепенно отказываться от российской нефти и нефтепродуктов, над этим сейчас и работают иностранные правительства.
– Нефть больше прибыли приносит?
– Значительно больше – от 30% до 50% федерального бюджета в зависимости от года. Снижение этих доходов будет напрямую бить по бюджету и по возможности финансировать войну.
– В 1980-х годах СССР вёл такую же бессмысленную и кровопролитную войну в Афганистане, США тогда смогли договориться с Саудовской Аравией, цены на нефть упали и СССР практически обанкротился. Возможно ли такое сегодня?
– Сейчас интересная ситуация! Россия много инвестировала в отношения с ОПЕК. "ОПЕК+" – это геополитический проект. На тот момент России чисто по финансовым соображениям не нужны были высокие цены на нефть, по сравнению с саудитами, зависимость от нефти была меньше. Зачем было ввязываться в "ОПЕК+", это ведь лишняя координация, дополнительные ограничения? Но сейчас эта геополитическая инвестиция отбивается, ОПЕК говорит: "А мы подождём, мы не можем добавить много нефти на рынок". Кто-то на самом деле не может, но многие не хотят. Если же будут введены ограничения на российскую нефть, цены безусловно вырастут, и тут вопрос в том, сможет ли Россия перенаправить нефть в другие страны.
– Китай сможет выкупить российскую нефть?
Китай не любит зависимости от одной страны в плане энергетики
– Есть нюансы: нефть в Европу идёт отчасти по трубе, и в Китай она идёт по трубе, но возможности этой трубы ограниченны, по ней нельзя перекачать всю нефть, которая идёт в Европу. То есть надо будет отправлять её по морю, а отгрузки у нас идут через европейские порты, придётся им плыть вокруг света или ждать, пока на севере всё растает. Это дорого, для этого нужны суда, страховки, и здесь санкции могут помешать России переориентироваться. Что касается Китая – Китай не любит зависимости от одной страны в плане энергетики. Там вроде как есть негласное правило 15%, Россия даже чуть выше этой планки. Будет ли Китай готов изменить этому правилу ради России – вопрос открытый.
– Вопрос по эмбарго на углеводороды – самый острый в плане политических разногласий между странами ЕС и США. Как думаете, удастся ли договориться и насколько это вообще мешает достижению общих целей?
– Я думаю, что мешает значительно меньше, чем кажется из прессы. Когда война началась, первые санкции были введены буквально за выходные, отреагировать так быстро получилось отчасти из-за шока, а отчасти потому, что подготовительная работа по координации велась до этого. Как только пришла администрация Байдена, они тут же сказали, что будут пересматривать подход к санкциям, включая более плотную координацию с Европой.
Американцы легко ввели ограничения на российскую нефть, потому что они от неё значительно меньше зависят, но они отлично понимают, что в Европе это может привести к рецессии. Не думаю, что это можно называть политическими разногласиями, просто европейцам нужно время.
Последнее, на что мы сейчас все смотрим, – кто будет платить в рублях, кто не будет, кого уже отключили от газа. У европейцев есть одна небольшая проблема – санкции в ЕС должны приниматься единогласно, и есть возможность фрагментации Евросоюза.
– Вот, Польшу и Болгарию отключили за отказ платить в рублях.
– Я думаю, Польше легче найти других поставщиков, Болгарии сложнее, но они объявили уже, что у них достаточно запасов до следующей зимы. Контракт Польши с "Газпромом" в любом случае истекает в конце этого года, и Польша не собирается его продлевать.
– Не кажется, что Россия тут стреляет себе в ногу?
Россия при нашей с вами жизни никогда не вернётся на глобальные рынки
– Есть такое. В Европе все говорят, что от российского газа очень сложно отказаться, но если Россия сама начнёт отключать, окажется, что очень легко от него отказаться. Это чисто политическое решение – если отказываться от газа, придётся не только закрывать какие-то производства, но и в некоторых странах у населения могут возникнуть проблемы с отоплением. В Европе политиков избирают, и они понимают, что без газа могут проиграть выборы. А тут политики не виноваты, Россия не оставляет им выбора.
– Какие дальнейшие шаги в отношении России стоит ожидать?
– Если война быстро не заканчивается, я думаю, в первую очередь, меры по нефти и более постепенные шаги по газу со стороны ЕС. И второе – конфискация российских резервов. Сейчас они заморожены, а учитывая нужды Украины по финансированию бюджета и восстановлению страны, идут разговоры о том, чтобы передать ей эти деньги.
Как это всё отразится на России? Мы вот говорили с вами про дефолт. Последствия дефолта – это то, что инвесторы не очень хотят потом работать со страной, объявившей дефолт, но санкции – это гораздо хуже, санкции – это клеймо. Посмотрите на Иран: даже после частичного снятия санкций западные компании очень неохотно туда возвращались, и те, что вернулись, потом пожалели, когда администрация Трампа вышла из сделки с Ираном. Я думаю, что Россия при нашей с вами жизни в такой форме, возможно, никогда не вернётся на глобальные рынки.
