Ходить в гости, особенно по праздникам, – сомнительное удовольствие. В тапочках пальцами через ткань носков и капрон колготок брезгливо чувствуешь ДНК пары десятков посторонних людей, место на диване-уголком еще не остыло от ягодиц предыдущего гостя, и все, конечно, забыли, что у тебя аллергия на рыбу, и уже накладывают салат "Мимоза".
Но это еще ничего, когда рядом любимый человек. Можно держаться за руки под столом, весело переглядываться, когда двоюродная тетя расскажет очередную семейную историю “не для стола”, и меняться тарелками, чтобы не завалиться с боем курантов на пол, мучаясь от отека Квинке.
Есть, впрочем, еще загвоздка. Если на домашний праздник прийти заранее, обязательно распределят по обязанностям. Это непременно приводит к разлучению самых традиционных гетеросексуальных пар. Мужчину обязательно сажают куда-нибудь под елку со стаканом виски, а женщину отправляют на кухню резать салат. И разговор даже не о кухонном рабстве. Одно дело с удовольствием вставать в шесть утра, чтобы успеть на обед сообразить что-то навороченное со слоеным тестом фило. Дело в другом – создается четкое ощущение: праздники только для того и нужны, чтобы дать юноше отдохнуть от девушки, жене от мужа и всем вообще от оков традиционного брака. При этом именно “традиционные ценности” – стандартный аргумент всех спорщиков против расширения понятий гендера, сексуальности и самоидентификации.
Феминизм призван подпилить традиционные ценности на корню.
Гомосексуальные браки угрожают традиционным ценностям ножом для резки хлеба. Смещение фокусировки отдельно взятого человека с привычной для его “пола” на противоположную – и вот уже китайский фейерверк отрывает традиционным ценностям пухлые пальчики.
Новогодние дни – самое время поговорить о традициях. Или об отсутствии таковых. Потому что чем громче становятся разговоры о ценностях, заложенных веками, тем очевиднее становится – ну, если задуматься и быть честным, – что их, на самом деле, и нет. Даже само понятие главного зимнего праздника расплылось до неузнаваемости. Рождество, праздник, который не принято было отмечать в СССР, воспринимается секулярным большинством (на практике, а не в самоидентификации) как просто очередной повод выпить, пока тянутся пост-новогодние выходные. Новый год же вроде для всех, но из-за странной расстановки календаря его не могут отмечать постящиеся перед Рождеством православные – то есть главные, получается, носители традиционных ценностей в существующей российской парадигме.
Моя прабабушка, давшая обет соблюдать каждый пост после того, как ее внучка оправилась от тяжелой краснухи, полжизни просидела за новогодним столом с полупустой тарелкой. Но сидела же, потому что традиция. Странная, перекошенная, но сложившаяся веками. Или, скорее, годами Советской власти. Вопросов традиции не задают – это тоже, своего рода, традиция. Когда Советский Союз распался и Россия унаследовала все его праздники, получилось, что без пламенной пропаганды, демонстраций и оргкомитетов праздники – это вакуум.
Вакуум этот, конечно, стремительно за последние двадцать лет заполнили коммерческие продукты. Мы с удовольствием их присвоили, приняв многие из них за свои традиции. Например, все тот же китайский фейерверк – чем дальше, тем реже обходятся новогодние праздники без залпов. Это действительно вековая традиция. Только китайская: у древних китайцев считалось, что подожженные горстки пороха, создающие маленькие взрывы, отпугивают злых духов. Если откинуть подобные новые “традиции”, сложившиеся в России за последние двадцать лет, останется очень немногое. Ну, Женя Лукашин, тазик оливье, "Голубые огоньки", шампанское, которое вовсе и не шампанское, Дед Мороз, скорее всего пьяный, в лучшем случае – сосед. По сути, тут только сам бородатый дух, приносящий подарки, – действительно вековая традиция. Даже Снегурочка, изначально независимый персонаж славянского фольклора, стала его дочерью лишь в 1873-м с легкой руки писателя Островского.
Но это подробности. Важнее то, что в связке с Новым годом абсолютно не существует сентиментальной традиции. Это легко объясняется в контексте социализма, пускай и в его советской трактовке: частное, семейное – второстепенное и выборочное. Рыночный капитализм к традиции подходит исключительно спекулятивно, но при этом становится ее своеобразным “клеем”: покупая за деньги декорации для своего единения, люди в праздники пытаются стать ближе друг к другу и к своей семье. И выход в социализм для человека в данном случае как раз не в последнюю очередь проявляется в бойкоте коммерческой сентиментальности: не поехать домой на праздники, если дома только декорация семьи. В государственном же капитализме (как в российском случае) образуется обманная цепочка: деньги заплатил, декорации получил, но что ими склеивать – не объяснили.
А все потому, что методы построения семьи в России тоже заимствованные, подмененные коммерческими традициями извне или выстроенные по ложным цепочкам. Обряды, которые воспроизводят в своих брачных ритуалах современные российские молодожены, – безумная мешанина из обрядов народов бывшего СССР и позаимствованного в американских мелодрамах. Простейший пример: традиционно русская невеста должна бы, по-хорошему, выходить замуж в рубахе и красном сарафане. Белые же платья в кружевах для невест – абсолютно западная придумка, вошедшая в широкий обиход в англоязычных странах после того, как в 1840 году британская королева Виктория вступила в брак в белоснежном платье. У невесты на картине Василия Пукирева “Неравный брак” и платье, и фата абсолютно по тем же фасонам, что и у британской королевы.
Обычаи же, окружающие сам обряд бракосочетания, тоже абсолютно заимствованные, имеют все ту же цель: развести по разным углам две части традиционной гетеросексуальной “ячейки”. Казалось бы, затевается сама свадьба ради “соединения сердец” и, как обычно, поддержания традиционных ценностей. Но почему-то помолвку отмечают двумя отдельными группами: невеста с подружками и жених с друзьями. Дальше – девичник и мальчишник по той же схеме. Как будто брак, главный, как говорят, идеал нашего общества, – это кроличья нора, бездна, Аид, ступив в который, не воротишься, и поэтому надо непременно “надышаться” перед смертью.
При этом сентиментального разрешения историй с девичниками и мальчишниками в российской традиции нет. Погудели и забыли, впереди тяжелый брак. Как в семейных фильмах российского производства, снятых по западной модели, которые непременно называют “добрым кино”, всегда много рекламы и мало выводов, так и здесь, своровали инвентарь, но забыли чертежи. Возникает вопрос: как долго можно раздувать важность бракосочетания, нивелируя при этом роль в нем романтической любви? Как долго сможет держаться такая традиция, если в ней категорически требуют разделять очень условный долг перед обществом и желание любить, которое остается в природе большинства современных людей? А то получается: поженились, порезали салаты врозь и, бац, развелись.
Кажется, куда больше шансов пережить зимние праздники у гомосексуальной пары, которую не поделят по половой принадлежности. Так не стоит ли дать ценностям поменяться, если они, оказывается, не очень-то ценные, традиционные и вековые и вообще как-то мало способствуют? Мне кажется, мы держимся за воздух. С Новым годом! Будьте честными с собой!
Катя Казбек – феминистка, ЛГБТ-исследователь, публицист, гражданка мира. Русская служба РСЕ/РС
Но это еще ничего, когда рядом любимый человек. Можно держаться за руки под столом, весело переглядываться, когда двоюродная тетя расскажет очередную семейную историю “не для стола”, и меняться тарелками, чтобы не завалиться с боем курантов на пол, мучаясь от отека Квинке.
Есть, впрочем, еще загвоздка. Если на домашний праздник прийти заранее, обязательно распределят по обязанностям. Это непременно приводит к разлучению самых традиционных гетеросексуальных пар. Мужчину обязательно сажают куда-нибудь под елку со стаканом виски, а женщину отправляют на кухню резать салат. И разговор даже не о кухонном рабстве. Одно дело с удовольствием вставать в шесть утра, чтобы успеть на обед сообразить что-то навороченное со слоеным тестом фило. Дело в другом – создается четкое ощущение: праздники только для того и нужны, чтобы дать юноше отдохнуть от девушки, жене от мужа и всем вообще от оков традиционного брака. При этом именно “традиционные ценности” – стандартный аргумент всех спорщиков против расширения понятий гендера, сексуальности и самоидентификации.
Феминизм призван подпилить традиционные ценности на корню.
Гомосексуальные браки угрожают традиционным ценностям ножом для резки хлеба. Смещение фокусировки отдельно взятого человека с привычной для его “пола” на противоположную – и вот уже китайский фейерверк отрывает традиционным ценностям пухлые пальчики.
Новогодние дни – самое время поговорить о традициях. Или об отсутствии таковых. Потому что чем громче становятся разговоры о ценностях, заложенных веками, тем очевиднее становится – ну, если задуматься и быть честным, – что их, на самом деле, и нет. Даже само понятие главного зимнего праздника расплылось до неузнаваемости. Рождество, праздник, который не принято было отмечать в СССР, воспринимается секулярным большинством (на практике, а не в самоидентификации) как просто очередной повод выпить, пока тянутся пост-новогодние выходные. Новый год же вроде для всех, но из-за странной расстановки календаря его не могут отмечать постящиеся перед Рождеством православные – то есть главные, получается, носители традиционных ценностей в существующей российской парадигме.
Моя прабабушка, давшая обет соблюдать каждый пост после того, как ее внучка оправилась от тяжелой краснухи, полжизни просидела за новогодним столом с полупустой тарелкой. Но сидела же, потому что традиция. Странная, перекошенная, но сложившаяся веками. Или, скорее, годами Советской власти. Вопросов традиции не задают – это тоже, своего рода, традиция. Когда Советский Союз распался и Россия унаследовала все его праздники, получилось, что без пламенной пропаганды, демонстраций и оргкомитетов праздники – это вакуум.
Вакуум этот, конечно, стремительно за последние двадцать лет заполнили коммерческие продукты. Мы с удовольствием их присвоили, приняв многие из них за свои традиции. Например, все тот же китайский фейерверк – чем дальше, тем реже обходятся новогодние праздники без залпов. Это действительно вековая традиция. Только китайская: у древних китайцев считалось, что подожженные горстки пороха, создающие маленькие взрывы, отпугивают злых духов. Если откинуть подобные новые “традиции”, сложившиеся в России за последние двадцать лет, останется очень немногое. Ну, Женя Лукашин, тазик оливье, "Голубые огоньки", шампанское, которое вовсе и не шампанское, Дед Мороз, скорее всего пьяный, в лучшем случае – сосед. По сути, тут только сам бородатый дух, приносящий подарки, – действительно вековая традиция. Даже Снегурочка, изначально независимый персонаж славянского фольклора, стала его дочерью лишь в 1873-м с легкой руки писателя Островского.
Но это подробности. Важнее то, что в связке с Новым годом абсолютно не существует сентиментальной традиции. Это легко объясняется в контексте социализма, пускай и в его советской трактовке: частное, семейное – второстепенное и выборочное. Рыночный капитализм к традиции подходит исключительно спекулятивно, но при этом становится ее своеобразным “клеем”: покупая за деньги декорации для своего единения, люди в праздники пытаются стать ближе друг к другу и к своей семье. И выход в социализм для человека в данном случае как раз не в последнюю очередь проявляется в бойкоте коммерческой сентиментальности: не поехать домой на праздники, если дома только декорация семьи. В государственном же капитализме (как в российском случае) образуется обманная цепочка: деньги заплатил, декорации получил, но что ими склеивать – не объяснили.
А все потому, что методы построения семьи в России тоже заимствованные, подмененные коммерческими традициями извне или выстроенные по ложным цепочкам. Обряды, которые воспроизводят в своих брачных ритуалах современные российские молодожены, – безумная мешанина из обрядов народов бывшего СССР и позаимствованного в американских мелодрамах. Простейший пример: традиционно русская невеста должна бы, по-хорошему, выходить замуж в рубахе и красном сарафане. Белые же платья в кружевах для невест – абсолютно западная придумка, вошедшая в широкий обиход в англоязычных странах после того, как в 1840 году британская королева Виктория вступила в брак в белоснежном платье. У невесты на картине Василия Пукирева “Неравный брак” и платье, и фата абсолютно по тем же фасонам, что и у британской королевы.
Обычаи же, окружающие сам обряд бракосочетания, тоже абсолютно заимствованные, имеют все ту же цель: развести по разным углам две части традиционной гетеросексуальной “ячейки”. Казалось бы, затевается сама свадьба ради “соединения сердец” и, как обычно, поддержания традиционных ценностей. Но почему-то помолвку отмечают двумя отдельными группами: невеста с подружками и жених с друзьями. Дальше – девичник и мальчишник по той же схеме. Как будто брак, главный, как говорят, идеал нашего общества, – это кроличья нора, бездна, Аид, ступив в который, не воротишься, и поэтому надо непременно “надышаться” перед смертью.
При этом сентиментального разрешения историй с девичниками и мальчишниками в российской традиции нет. Погудели и забыли, впереди тяжелый брак. Как в семейных фильмах российского производства, снятых по западной модели, которые непременно называют “добрым кино”, всегда много рекламы и мало выводов, так и здесь, своровали инвентарь, но забыли чертежи. Возникает вопрос: как долго можно раздувать важность бракосочетания, нивелируя при этом роль в нем романтической любви? Как долго сможет держаться такая традиция, если в ней категорически требуют разделять очень условный долг перед обществом и желание любить, которое остается в природе большинства современных людей? А то получается: поженились, порезали салаты врозь и, бац, развелись.
Кажется, куда больше шансов пережить зимние праздники у гомосексуальной пары, которую не поделят по половой принадлежности. Так не стоит ли дать ценностям поменяться, если они, оказывается, не очень-то ценные, традиционные и вековые и вообще как-то мало способствуют? Мне кажется, мы держимся за воздух. С Новым годом! Будьте честными с собой!
Катя Казбек – феминистка, ЛГБТ-исследователь, публицист, гражданка мира. Русская служба РСЕ/РС