Семейная легенда гласит, что когда мой дед по отцовской линии подростком приехал учиться во Фрунзе, он не знал ни слова по-русски. В Советском Союзе незнание русского языка можно было бы сравнить с незнанием английского в наши дни, то есть, получить приличное образование и работу было почти невозможно. Дедушка язык выучил и сделал хорошую карьеру на государственной службе. При этом он гордился тем, что его дочь, моя тетя, стала филологом и преподавала русский язык и литературу представителям других национальностей. Познакомиться лично с дедушкой нам не удалось, он скончался за день до моего рождения, и я могу только гадать, был бы он доволен, узнав, что его внучка считает русский язык родным.
Вот деду с материнской стороны это точно не нравилось, ведь среди всех его детей и внуков я единственная не говорила по-кыргызски. Сам он много писал на кыргызском языке и переводил на него произведения мировой литературы (что ж, по крайней мере, любовь к писательству у нас была одинаковая). С дедушкой и бабушкой по маминой линии у нас сложились молчаливые отношения: я их прекрасно понимала, но наши беседы продолжались столько, насколько хватало моего скудного словаря, и я помню то вечное чувство стыда за собственную лингвистическую инвалидность.
Впервые с открытым осуждением я столкнулась лет в 12, когда кто-то из дальних родственников, услышав, как я отвечаю по-русски на вопросы, заданные мне на кыргызском, недовольно пробурчал: «Орус кыз болуп калдын». Попытки отвечать на кыргызском тоже провалились: мой акцент просто засмеяли.
До этого язык был для меня только средством коммуникации и познания мира. На нем я училась в школе, общалась со сверстниками разных национальностей и, главное, читала. Я любила русский язык, потому что на нем «говорили» все мои любимые писатели – Чуковский, Линдгрен, Носов, Беляев, Булычев, Булгаков, Чехов, Толкиен, Гюго, О’Генри, Уайльд, Драйзер, Твен, Бальзак, Маркес и другие. И когда, став постарше, я буду перечитывать многих из них в оригинале, они будут «говорить» со мной уже на других языках, и их истории покажутся мне совершенно иными.
Но пока я впитывала знания о внешнем мире вместе с русским языком, другой мир оставался для меня закрытым. Кыргызский язык стал барьером и стеной отчуждения. Русскоговорящая этническая кыргызка, я чувствовала себя застрявшей посередине: я никак не относила себя к русской культуре, но и кыргызы меня не особо принимали. В результате, я просто спряталась в пузырь, окружив себя такими же «чала кыргызами» (полукыргыз), как и сама.
В мои школьные годы говорить по-кыргызски считалось унизительным. На ребят, говоривших по-русски с акцентом, вешался ярлык «колхозник», и кыргызы обычно не разговаривали на кыргызском в школе. Тогда я осознала, что язык – это преимущество. Те, кто владел русским, считались чуть лучше, чуть влиятельнее и имели больше шансов на успех. Тенденцию, когда знание языка приравнивается к интеллекту, не отдавая должное тому, что человек знает, но знает на своем родном языке, я наблюдаю до сих пор. Учась за границей, я часто встречала умных образованных людей, которые не могли выразить себя свободно на английском и предпочитали промолчать, и чаще говорили не те, кому было, что сказать, а те, кто мог.
Три года назад я переехала в страну, языка которой совершенно не знала. Поначалу я жутко злилась, что большинство жителей почти не владели английским; мне часто приходилось попадать в неловкие ситуации и обращаться за помощью к англоговорящим друзьям из числа местных. Сложно описать, какой бессильной и невидимой я себя тогда чувствовала, потому что не могла говорить. Язык означал свободу, и чтобы обрести независимость я была готова выучить хоть пять языков. Уверенность возвращалась ко мне постепенно, по мере того, как я овладевала новым языком все лучше и лучше. Через время я сама была уже в позиции «помогающей» другим иностранцам.
Недавно я переехала снова. Здесь, к счастью, уровень владения английским среди местного населения высокий, но я все равно записалась на языковые курсы. Все потому, что, живя за рубежом, я также убедилась, что, хотя иметь международные языки удобно, они существенно сужают опыт в отдельно взятой стране, особенно, если вы планируете провести там продолжительное время, а не туристические выходные. Прожив всю жизнь в русскоговорящем пузыре в Бишкеке, мне не хотелось загонять себя в англоговорящий экспатовский пузырь в Стамбуле или Лиссабоне. Наверное, это и был переломный момент, когда я поняла, что всю жизнь злилась не на людей, ругавших меня за незнание кыргызского, а на саму себя. Все эти годы я находила оправдания не знать родной язык и не находила причин его учить.
Когда мы жалуемся, что «в том офисе никто не говорил по-английски» или «водитель автобуса не понимал по-русски», мы не становимся лучше тех людей только потому, что знаем другие языки, наоборот, мы признаем свою несостоятельность и ограниченность. Эти люди живут в своей стране и говорят на своем родном языке, так почему они должны говорить на вашем? В конце концов, наше нежелание знать местный язык вредит только нам самим. Мы сознательно оставляем за пределами понимания огромный пласт культуры и не строим связи с местными жителями. Мы не понимаем, что они любят читать, что обсуждают в социальных сетях, какие идиомы используют, что означают названия их национальных блюд, о чем поют их певцы. Язык открывает доступ к ментальности народа, к пониманию всех аспектов его жизни – от истории и литературы до искусства и политики. И чем больше культур мы способны понимать, тем более богатыми становимся как личности.
Когда мы оправдываемся, что учились в русских школах или, как часто говорят мои соотечественники-некыргызы, мы не представители коренной нации и не обязаны знать местный язык, мы приуменьшаем свои возможности. Ученые давно доказали пользу билингвизма: люди, говорящие на двух и более языках, быстрее адаптируются, лучше запоминают информацию и концентрируются, и имеют меньший риск заболевания слабоумием в старости. Среди моих друзей есть этнические турки из Германии, которые прекрасно говорят на турецком, несмотря на то, что родились и выросли в Европе. Есть этнические корейцы, выросшие в США и никогда не жившие в Южной Корее, но считающие корейский родным наравне с английским. Мои друзья из Швейцарии и Бельгии свободно говорят на двух-трех официальных языках, не считая это чем-то особенным. Кыргызская Республика в этом плане уникальная страна: мы, независимо от национальности, поколениями живущие на своей земле, не говорим по-кыргызски.
Меня всегда удивляли материалы в СМИ вроде «Русский мальчик Вася свободно говорит на кыргызском». Почему-то из виду всегда упускается тот факт, что Вася вырос где-нибудь в Ат-Башы. Передач про тысячи кыргызских мигрантов, вынужденных учить русский, чтобы найти работу в России, никто не снимает. Наверное, это оттого, что язык ассоциируется с государством и политической властью.
У Кыргызской Республики, как у государства, очень мало влияния и экономического потенциала на мировой арене. Чтобы получить хорошую работу, нужно хорошее образование, а лучшее образование, согласно международным рейтингам, - в зарубежных вузах. Совершенно естественно, что молодые люди охотнее учат немецкий и китайский, ведь знание языков расширяет возможности на будущее.
С другой стороны, когда мы рассматриваем кыргызский язык только с точки зрения полезности в резюме (о, сколько вакансий я упустила из-за его незнания) и считаем, что он не пригодится в жизни, мы способствуем вымиранию родной культуры. Ученые предсказывают, что через сто лет в мире останется не более 600 языков, что почти в 10 раз меньше, чем сейчас, и сложно предсказать, какой объем знаний и культуры исчезнет с вымирающими языками.
Видя, как многие малые народы и страны, борются за сохранение своих языков и культур, я поняла, что мы, возможно, не ценим того, что имеем. Нам с вами ведь невероятно повезло: в мире всего около 4 миллионов носителей кыргызского языка, и у нас есть свое суверенное государство. Для сравнения, в Турции проживает 20 миллионов курдов, и до недавнего времени им было запрещено не только получать образование и вещать в СМИ на курдском языке, но даже использовать в своих именах буквы курдского алфавита. В Новой Зеландии только около четверти (или 4 % от 4,6-миллионного населения) коренных жителей маори говорят на маори, который является одним из официальных языков страны.
***
В течение 25 лет со дня независимости Кыргызской Республики политики пытаются найти национальную идеологию в эпосах или религии. В то время как самый базовый скреп, объединяющий нацию – язык - отсутствует.
Как отголосок советского прошлого, когда кыргызский язык был на втором плане, мне кажется, что кыргызоязычное население до сих пор чувствует себя ущемленным, несмотря на то, что по численности является большинством. Количественное соотношение жителей не имеет значения, пока существует качественный разрыв между Бишкеком – финансовым, образовательным и культурным центром страны, который остается преимущественно русскоязычным – и остальными регионами, где доминирует кыргызский язык.
Этот комплекс неполноценности до сих пор выражается в гипертрофированной реакции на все, что касается кыргызского языка и культуры, особенно со стороны геополитически более сильных государств. Какой-нибудь волонтер Джон из штата Айдахо, проживший год в Таласе и играющий на комузе, вызывает всеобщую гордость и обожание, а шотландец Майкл Макфит, в шутку назвавший чучук конским пенисом, депортируется из страны за оскорбление национального достоинства.
Мне хотелось бы, чтобы языковая, и, следовательно, и культурная пропасть между кыргызоязычным и русскоязычным населением уменьшалась путем улучшения качества информации, доступной на кыргызском языке. Чтобы хорошее образование было и на кыргызском языке, а не только на русском и английском; чтобы переводилось больше книг, фильмов и передач; чтобы создавалось больше сайтов и приложений; чтобы было больше блогов, социальных кампаний и мероприятий, распространяющих прогрессивные идеи; чтобы компании проводили конкурсы и вели свои страницы в социальных сетях и на кыргызском языке тоже.
Конечная цель – чтобы кыргызский язык не стал языком маргиналов, и вслед за поколением не говорящих по-кыргызски этнических кыргызов не выросло другое поколение – кыргызоговорящих этнических кыргызов, не получивших хорошего образования, не имеющих доступа к качественной информации и чувствующих, что к ним в своей стране относятся с пренебрежением.
Я очень уважаю энтузиастов, добившихся добавления кыргызского языка в Google Translate и работающих над улучшением качества перевода; тех, кто пишет в Википедию, которая по состоянию на 9 марта 2016 года содержит более 55 тысяч статей, и тех, кто разрабатывает Tili.kg – онлайн-словарь, видео-уроки на YouTube и курс на Memrise. Людей, которые, как я, на кыргызском пока не говорят свободно, но хотят, такой вклад в развитие кыргызского языка и Кирнета мотивирует гораздо больше, чем публичный шейминг.
Бермет Талант