Что значит для людей время, проведенное в старших классах
Дженнифер Сеньор, которая всю жизнь занималась политической журналистикой, написала в New York Magazine большой научно-популярный текст, который называется «Почему вы никогда по-настоящему не закончите старшую школу». Эта статья относится к тому виду журналистики, который нечасто встречается на русском языке. А именно когда на очень необычный, но при этом очень популярный вопрос, вопрос, который в буквальном смысле слова касается каждого, автор текста дает очень развернутый, научный и подробный ответ.
Дженнифер Сеньор попыталась ответить на вопрос, почему годы, проведенные в старших классах, так много значат для людей.
«Не каждого тень старшей школы преследует всю жизнь. Конечно, существуют люди, которые оттрубят свои четыре года, выпустятся и забудут. Но для большинства взрослых подростковые воспоминания занимают особое место. Этот феномен даже имеет специальное название reminiscence bump – он был выявлен неоднократно. Большинство исследований этой темы показали, что воспоминания, которые относятся к возрасту от 15 до 25, самые устойчивые (Ральф Кейес так пишет об этом в своем бестселлере 1976 года “Есть ли жизнь после старшей школы?”: “Почему-то эти три или четыре года в ретроспективе воспринимаются как 30”)».
Текст на самом деле довольно страшный, после прочтения очень жалко себя и еще больше – собственных детей.
Сеньор цитирует Лоуренса Стейнберга, одного из главных специалистов по подростковой психологии в Америке: «Если нам интересно, как люди становятся теми, кто они есть, мы должны прежде всего понимать, что с ними происходило в старших классах».
В качестве примера – новое в исследованиях зависимости успеха и роста, например. Два десятилетия назад считалось, что существует заметная корреляция между ростом мужчин и, скажем так, уровнем их успешности. Современные исследования выяснили, что на самом деле корреляция есть не с ростом взрослого мужчины, а с тем, каким он был, когда ему было 16 лет. Другой пример: музыка, которую люди слушали в старших классах, чаще всего нравится им до конца жизни. Иными словами, наша идентичность формируется именно в старших классах (Сеньор находит объяснение этому процессу у нейробиологов).
В статье, среди прочего, описан очень остроумный эксперимент, который был проведен одновременно на взрослых мышах и мышах-подростках, а также на взрослых людях и учениках старшей школы. Ученые ставили мышей и подростков в ситуацию стресса (включая очень громкий звук, например), показывая им при этом что-нибудь нейтральное. Довольно быстро и люди, и мыши научались ассоциировать одно с другим. Во второй части эксперимента громкий звук не включали, а просто показывали карточку нейтрального цвета – люди и мыши все равно испытывали сильный стресс. Через несколько дней таких экспериментов взрослые мыши и взрослые люди переставали реагировать на нейтральный раздражитель. А подростки продолжали испытывать стресс.
Самое же интересное выяснилось в ходе эксперимента случайно. Ученые повторили эксперимент на мышах-подростках через 30 дней, когда они уже стали взрослыми особями. Выяснилось, что их уровень страха так остался очень высоким. Он остался высоким, даже когда эксперимент и вовсе закончился.
Все это вполне предсказуемо: гормональные бури, слишком интенсивное восприятие действительности у подростков вещь известная. Но вот к чему переходит Сеньор дальше.
«Большинство американских школ по-садистки неподходящее место для подростков», – пишет Сеньор.
Еще 200 лет назад, закончив среднюю школу, человек, например, в 16 лет шел на ферму или на фабрику, помогал родителям – одним словом, не находился в практически изолированном обществе людей, с которыми его объединяет только возраст. Современный подросток проводит 16 часов в неделю, общаясь со взрослыми, и 60 часов – в общении со сверстниками.
Что происходит с подростками в такой среде, Сеньор объясняет исследователь и психолог Брене Браун, которая уже 20 лет изучает чувство стыда и уязвимости (ее лекцию, ставшую одной из самых популярных лекций TED, можно посмотреть здесь). «Стыд – это прежде всего нежеланные ярлыки и идентичности. 90% мужчин и женщин, которых я интервьюировала, говорили о том, что эти ярлыки на них навесили в старшей школе».
В статье Сеньор есть еще довольно много страшных фактов: когда подросток называет своих друзей, оказывается, что только 37% этих друзей признаются в ответной дружбе, подростки не распознают эмоций – на фотографии, которую 100% взрослых распознают как фотографию человека, которому страшно, большинство подростков распознают человека, который испытывает злость, сомнения или грусть.
Текст Сеньор процитировали многие американские издания: в блоге Эндрю Салливана, на страничках Slate, в блогах The New York Times, в самых разных родительских блогах. Его обсуждали и продолжают обсуждать в единственно возможном, как мне казалось, ключе: быть подростком и находиться среди себе подобных – самое сильное и зачастую страшное впечатление в жизни.
Забавную ремарку к тексту дала ведущая образовательного блога Джоан Джейкобс. Она цитирует отрывки из текста Сеньор и задается вопросом: для нее лично была ли старшая школа такой уж мукой? Отвечает Джейкобс на этот вопрос так: «Так как большинство моих одноклассников были евреями, тех, кто хорошо учился, очень любили, а не дразнили».
Русская служба РСЕ\РС
Дженнифер Сеньор попыталась ответить на вопрос, почему годы, проведенные в старших классах, так много значат для людей.
«Не каждого тень старшей школы преследует всю жизнь. Конечно, существуют люди, которые оттрубят свои четыре года, выпустятся и забудут. Но для большинства взрослых подростковые воспоминания занимают особое место. Этот феномен даже имеет специальное название reminiscence bump – он был выявлен неоднократно. Большинство исследований этой темы показали, что воспоминания, которые относятся к возрасту от 15 до 25, самые устойчивые (Ральф Кейес так пишет об этом в своем бестселлере 1976 года “Есть ли жизнь после старшей школы?”: “Почему-то эти три или четыре года в ретроспективе воспринимаются как 30”)».
Текст на самом деле довольно страшный, после прочтения очень жалко себя и еще больше – собственных детей.
Сеньор цитирует Лоуренса Стейнберга, одного из главных специалистов по подростковой психологии в Америке: «Если нам интересно, как люди становятся теми, кто они есть, мы должны прежде всего понимать, что с ними происходило в старших классах».
В качестве примера – новое в исследованиях зависимости успеха и роста, например. Два десятилетия назад считалось, что существует заметная корреляция между ростом мужчин и, скажем так, уровнем их успешности. Современные исследования выяснили, что на самом деле корреляция есть не с ростом взрослого мужчины, а с тем, каким он был, когда ему было 16 лет. Другой пример: музыка, которую люди слушали в старших классах, чаще всего нравится им до конца жизни. Иными словами, наша идентичность формируется именно в старших классах (Сеньор находит объяснение этому процессу у нейробиологов).
В статье, среди прочего, описан очень остроумный эксперимент, который был проведен одновременно на взрослых мышах и мышах-подростках, а также на взрослых людях и учениках старшей школы. Ученые ставили мышей и подростков в ситуацию стресса (включая очень громкий звук, например), показывая им при этом что-нибудь нейтральное. Довольно быстро и люди, и мыши научались ассоциировать одно с другим. Во второй части эксперимента громкий звук не включали, а просто показывали карточку нейтрального цвета – люди и мыши все равно испытывали сильный стресс. Через несколько дней таких экспериментов взрослые мыши и взрослые люди переставали реагировать на нейтральный раздражитель. А подростки продолжали испытывать стресс.
Самое же интересное выяснилось в ходе эксперимента случайно. Ученые повторили эксперимент на мышах-подростках через 30 дней, когда они уже стали взрослыми особями. Выяснилось, что их уровень страха так остался очень высоким. Он остался высоким, даже когда эксперимент и вовсе закончился.
Все это вполне предсказуемо: гормональные бури, слишком интенсивное восприятие действительности у подростков вещь известная. Но вот к чему переходит Сеньор дальше.
«Большинство американских школ по-садистки неподходящее место для подростков», – пишет Сеньор.
Еще 200 лет назад, закончив среднюю школу, человек, например, в 16 лет шел на ферму или на фабрику, помогал родителям – одним словом, не находился в практически изолированном обществе людей, с которыми его объединяет только возраст. Современный подросток проводит 16 часов в неделю, общаясь со взрослыми, и 60 часов – в общении со сверстниками.
Что происходит с подростками в такой среде, Сеньор объясняет исследователь и психолог Брене Браун, которая уже 20 лет изучает чувство стыда и уязвимости (ее лекцию, ставшую одной из самых популярных лекций TED, можно посмотреть здесь). «Стыд – это прежде всего нежеланные ярлыки и идентичности. 90% мужчин и женщин, которых я интервьюировала, говорили о том, что эти ярлыки на них навесили в старшей школе».
В статье Сеньор есть еще довольно много страшных фактов: когда подросток называет своих друзей, оказывается, что только 37% этих друзей признаются в ответной дружбе, подростки не распознают эмоций – на фотографии, которую 100% взрослых распознают как фотографию человека, которому страшно, большинство подростков распознают человека, который испытывает злость, сомнения или грусть.
Текст Сеньор процитировали многие американские издания: в блоге Эндрю Салливана, на страничках Slate, в блогах The New York Times, в самых разных родительских блогах. Его обсуждали и продолжают обсуждать в единственно возможном, как мне казалось, ключе: быть подростком и находиться среди себе подобных – самое сильное и зачастую страшное впечатление в жизни.
Забавную ремарку к тексту дала ведущая образовательного блога Джоан Джейкобс. Она цитирует отрывки из текста Сеньор и задается вопросом: для нее лично была ли старшая школа такой уж мукой? Отвечает Джейкобс на этот вопрос так: «Так как большинство моих одноклассников были евреями, тех, кто хорошо учился, очень любили, а не дразнили».
Русская служба РСЕ\РС