Павел Ходорковский об оптимизме отца

В пятницу, 25 октября, исполняется 10 лет со дня ареста по обвинению в хищениях и неуплате налогов Михаила Ходорковского. Его сын Павел Ходорковский, живущий в США, в интервью Радио Свобода говорит, что бывший глава концерна ЮКОС старается не обращать внимания на тяготы жизни в колонии и не говорить об этом с близкими людьми, надеется выйти на свободу в августе 2014 года и заняться, видимо, общественной деятельностью:

– Моего отца должны освободить в августе 2014 года. В соответствии с последним решением Верховного суда России, слушание было 6 августа, срок снизили еще на два месяца. Поэтому вместо 25 октября теперь его должны освободить 25 августа 2014 года. Платона Лебедева, соответственно, 2 мая 2014 года.

– Какие у вас, у членов вашей семьи, ощущения, сбудется ли это в срок?

– Такая вероятность, конечно, всегда существует. Я прекрасно помню, как мы ждали 2011 года. Как вы знаете, моего отца сначала, по первому приговору, должны были освободить в 2011 году. Мы очень ждали этого момента, и когда в 2007-м появились новые обвинения, а в 2009-м начался второй процесс, конечно же, это было большим ударом. Поэтому я понимаю, что в том правовом вакууме, который сегодня существует в России, все возможно. Но, с другой стороны, я очень оптимистичен, и я надеюсь на то, что мы встретимся с отцом в августе 2014 года. Многое поменялось за последние несколько лет. Перед правительством России сейчас стоят новые задачи. Нас ждет Олимпиада в феврале 2014 года, это позитивный имидж, который правительство России так хочет показать всему миру. И я думаю, что сейчас все усилия сконцентрированы на том, чтобы сделать это мероприятие наиболее успешным. Конечно, мы знаем, что с Олимпиадой связано много коррупционных скандалов, но всем известно, что Путин в последние несколько месяцев взял этот проект непосредственно под свой контроль, чтобы все успели сделать до февраля следующего года. Поэтому я надеюсь, что никакие новые обвинения моему отцу не будут предъявлены.

– Поддерживаете ли вы и члены вашей семьи контакты с отцом? Если да, то как?

– Никаких особых преференций для моего отца не существует, поэтому это стандартное расписание свиданий. Краткосрочные свидания – 3 часа, по телефону, через стекло, каждый месяц. И четыре долгосрочных личных свидания в год – почти по три дня. Переписываемся, иногда созваниваемся по телефону. У моего отца нет доступа к компьютеру. Единственная электроника, которая существует в колонии, это телевизор, который стоит в бараке, но этот барак больше чем на 100 человек. Мы передаем письма, и адвокаты, которые находятся в Карелии, уже там опускают их в почтовый ящик, чтобы они быстрее доходили.

– Какое настроение сейчас у Михаила Борисовича?

– Довольно оптимистичное. Мы разговаривали с ним в прошлые выходные. Каждую субботу у него есть буквально 15 минут, чтобы позвонить по телефону своим родным. Он предпочитает не говорить о том, что происходит с ним в тюрьме, какие там условия, старается всего этого не замечать, и также он старается не думать о том, что будет в августе следующего года. Я перестал уже спрашивать его об этом, потому что я понимаю, что для человека постоянно теребить себя планами, надеждами, зная, что все может поменяться, очень тяжело.

– Но ваше ощущение, какие у него планы?

– Мое ощущение, прежде всего, – что он очень сильно скучает по своей семье. Потому что фактически мы же с ним не говорим о том, что происходит в стране, мы не говорим с ним о политике. Я рассказываю ему о том, как мы с моей дочкой ездили собирать яблоки на позапрошлых выходных, например, это ему интересно, он больше всего хочет об этом услышать. Исходя из этого, я понимаю, что это то, что ему больше всего на сегодняшний день хочется – возврата к обычной жизни.

– Но после этого десятилетия он делится с вами какими-то планами на следующее десятилетие?

– Как я ранее говорил, мой отец надеется, прежде всего, вернуть все долги своей семье, которые, как он считает, накопились за последние 10 лет. После этого, конечно же, он не собирается уходить на пенсию, так сказать. То, что мне известно: он не будет возвращаться в бизнес. Эта часть жизни для него пройдена, он добился в ней определенного успеха, и он не собирается возвращаться обратно в нефтяной бизнес или заниматься каким-либо иным бизнесом.

– Тогда политика и общественная деятельность?

– Мой отец не видит себя политиком, потому что за последние несколько лет появилось много оппозиционных политиков, которые действительно начали активно занимать ту политическую нишу, которая пустовала предыдущие несколько лет, с 2003 года, даже, пожалуй, до этого. Мой отец видит, что на сегодняшний день, до сих пор, не хватает неких базовых строительных блоков демократии, функционирующей демократии. Это функционирующие институты, это гражданское общество, это независимая правовая система, которая исполняет законы, которые были прописаны. И эти законы, как мы знаем, на сегодняшний день очень часто существуют, но очень плохо исполняются. Поэтому очень много работы, которую начала в свое время выполнять организация "Открытая Россия", которую основал мой отец незадолго до своего ареста, эта работа до сих пор требует выполнения. Общественная деятельность – это то, чем он планирует заниматься, как я знаю из наших с ним разговоров...

И мы здесь, в Институте современной России, который находится в США, занимаемся весьма похожими вещами. Мы занимаемся продвижением демократических ценностей и установлением диалога между США и Россией, конструктивного диалога, основанного, прежде всего, на принципах уважения прав человека.

Русская служба РСЕ/РС