Как известно, детство и юность Чингиза Айтматова получились крайне трудными. Жить без отца, заменить его как старший мужчина в семье, причем в настоящей кыргызской глубинке и с клеймом сына «врага народа», было нелегкой долей. И все же жизнь оказалась бесконечной, ее проявления - намного шире и многообразнее, чем кажется на первый взгляд. Об этом свидетельствует то, что именно в это труднейшее время отрока Чингиза озарила муза, он окунулся в стихию народного слова, живой кыргызской речи, услышал «Манас», покоривший его навсегда, много читал в годы юности, и это решало все.
Именно человеческая судьба Айтматова с неопровержимостью доказывает и другое: даже в военное время находится место высоким мечтам и нежным, глубоким чувствам. Дело в том, что в военные годы Айтматов пережил и первую свою влюбленность, и первую горькую разлуку. Но его мадонна являлась не в виде волшебной феи или сказочной красавицы из книг, а в облике обыкновенной молодой, немного старше него, женщины, относящейся к нему, подростку, как к своему младшему брату, о чем так великолепно рассказано в «Джамиле». Другой трогательный эпизод - с Мырзагуль-бийкеч, которая тоже была в реальной жизни, мастерски описан в повести «Ранние журавли» - творческой дани Айтматова своему военному детству, тем подросткам, с которыми он делил тяготы войны и которые старались в тылу заменить отцов, старших.
Когда мы говорим о трудном детстве и не менее трудной юности Айтматова, часто упускаем из виду, что сами по себе тяготы жизни далеко не всегда зажигают фитиль художественного творчества и человек становится «священной жертвой» Аполлона. По-видимому, нужен еще негасимый огонек души, а именно возвышающая душу и очищающая ум божья благодать - любовь. И мы, читатели Айтматова, должны благодарить судьбу и господа бога, что именно в годы войны, в суровое время общемирового испытания на подростка Чингизу снизошла любовь, его осенило светлое потрясение встречей с женщиной, которая наполнила его юношескую, ничем не запятнанную и чистую душу этим священным огоньком. И мир для Чингиза стал другим, и он сам стал резко иным. Его чувственная, но несправедливо униженная, израненная душа впервые ощутила «неба содроганье», увидел «горний ангелов полет», говоря по Пушкину. Любовь, сошедшая на него, ярко осветила его внутренний мир, Чингизом она не сразу была осознана; он, как отрок благородный, или, говоря по Валерию Брюсову, «юноша бледный со взором горящим», не углублялся в своих чувствах и смутных волнениях, считая все это обычной дружбой или теплотой родственных отношений. Но потом выяснилось, что это было именно любовью, которая, опять вернемся к гениальному Пушкину, широко открыла его «зеницы», «вырвала грешный его язык», и в нем проснулся поэт, художник.
Говоря о подлинности первой и очень сильной влюбленности Чингиза, мы имеем в виду свидетельства очевидцев, признания близких родственников. Но самое лучшее тому свидетельство - это повесть «Джамиля». Да, была в его юношеской жизни своя Джамиля, была сильнейшая влюбленность, была и горькая разлука. Правда и то, что это было очень ранней, почти детской, невинной по своей природе любовью. Мы не будем прилагать какие-то факты или перечислять некие полевые изыскания в пользу подлинности этого утверждения, понимая его крайнюю деликатность. Не станем и ссылаться на свидетелей этого события в жизни будущего писателя, автора «самой прекрасной повести о любви», цитируя Луи Арагона. Но можно смело предположить, что именно это событие разбудило в Чингизе Художника, произошло то, что психоаналитики называли бы сублимацией, то есть тем исключительно сильным возбуждением, после которого открывается выход внутренней духовной энергии и получается значительное повышение психической и творческой работоспособности «из опасного само по себе предрасположения», как заметил еще Зигмунд Фрейд. Как заметил тот же основоположник психоанализа, один из источников художественного творчества кроется именно в данной сфере чувств и психических переживаний, от которых зависит степень той самой сублимации, которая при благоприятных обстоятельствах может длиться всю жизнь.
Таким образом, два важных обстоятельства открыли в Айтматове поэта, художника, гуманиста: первое - это все те неимоверные трудности, с которыми ему так рано приходилось сталкиваться после потери отца, особенно в военные годы, и, второе - благословенная встреча с Любовью или первое пришествие мадонны в военные годы. Эти обстоятельства, по сути, стали теми потрясениями, страданиями его юной души и озарениями его ума, которые оставили в нем неизгладимый след, формировали его личность и мировоззрение.
Была ли эта история, вернее, встреча юного Чингиза с его замужней Беатриче (как известно, реальная Беатриче или прекрасная мадонна великого Данте Алигьери была замужней дамой) окутана какой-то полурелигиозной или полуромантической тайной, как у великого итальянца? Нет, у Чингиза встреча с Любовью была совсем иной. Его Беатриче явилась ему в чистом поле, на фоне желтеющей пшеничной нивы и вечных гор, знаменитой горы Манас-Ата, что в Таласе, в военные годы. Все было просто, как прост бывает первый каравай собранного с поля хлеба и как чиста и прозрачна - утренняя роса. Его Джамиля явилась в облике жизнерадостной, веселой, никогда не унывающей, но душевно тонкой кыргызской невесты в простенькой белой косынке. Однако важно то, что его Беатриче любила другого, вовсе не Чингиза, то есть юноша влюбился в любовь других, да простится мне этот вынужденный каламбур, в возвышенную человеческую историю, которой он оказался невольным свидетелем. Чингиз в то время был еще слишком юным, чистым в своих помыслах и по-детски наивным, чтобы испытывать ревность или стремиться к некоему обладанию, но влюбленность, бесспорно, была.
Редкие свидетели этого события в жизни Чингиза утверждают, что действительно были эти влюбленные, был и их побег или уход из села, как Адама и Евы из Эдема, но было и возвращение в родное село Джамили, спустя несколько лет, без своего возлюбленного. Но она была уже не та Джамиля, которую в селе знали. Жизнь семейная ее не удалась. Как ни печально, после возвращения не было и того сердечного отношения к ней сельчан, какое было до ее ухода с любимым мужчиной. Она была отвергнута местным джамаатом, окружена если не презрением, то негласным злорадством женщин, воспринималась, как падший ангел, как жена Лота. Это говорило о том, что жизнь не линейна, она не организована по схемам и готовым сюжетам, а асимметрична, иррациональна, подвержена стихии и полна непредвиденных поворотов и неожиданностей.
Но этот эпизод жизни юного Чингиза был огромной важности событием. Скорее, очередным испытанием судьбы, которая к нему была и чересчур жестока, но и удивительно милостива. Эту первую встречу с любовью можно охарактеризовать именно как милость судьбы, подарок небес, благословение Аполлона.
После этого события многое переменилось в жизни молодого Айтматова. Пришлось пережить немало других испытаний и потрясений, в том числе и душевных, сердечных, но эта его влюбленность осталась с ним навсегда. Джамиля в его памяти так и запомнилась в облике своеобразной «вечной невесты».
За свою долгую творческую жизнь Чингиз Айтматов много раз писал о любви, о женщинах, да и у него в жизни были разные, в большинстве случаев совершенно достойные и прекрасные представители этого пола. Но тот образ далекой Джамили, его первой мадонны, его прекрасной Беатриче или Моны Лизы в белой косынке, пахнущей не изысканными духами, а полынью таласских степей, той, равную которой он много искал в подлунном мире, никогда не покидал Айтматова в течение его долгой и насыщенной событиями жизни.
Хотя сам Чингиз Торекулович ничего не оставил в плане воспоминаний о первых своих любовных привязанностях, но совершенно ясно, что между подростком Сейитом в «Джамиле» и им самим существует самая прямая связь. Джамиля, круглолицая, жизнерадостная, веселая кыргызская мадонна - это айтматовский символ женской красоты, некий его секс-символ, его прекрасная Беатриче. В то же время этот тип кыргызской женщины, сама эта прекрасная пасторальная история любви сублимировались, как у другого титана Возрождения Леонардо да Винчи, в мощный позыв творчества. И Айтматов создал свою Мону Лизу, свою кыргызскую Джоконду, написав «Джамилю».
Однако, тут нужны некоторые оговорки и уточнения. Дело в том, что «Джамиля» - это не только прекрасная история любви, восхитившая Луи Арагона. На самом деле «Джамиля» - это и история рождения художника, психоаналитическое описание творческой сублимации, появления огромной, всепожирающей воли к творчеству. То есть, эта повесть о рождении в Айтматове великого писателя, поэта, несравненного певца высоких страстей человеческих и философа.
