Москва. Будничный февральский вечер. Толпа выносит меня из метро и несет дальше в подземный переход. Мимо идет эже, возмущается по телефону: «Өлүп кеткир, жатат, мас!» (будь он неладен, валяется тут, пьяный!). На другом конце перехода столпились люди, кто-то разлегся на лестнице.
Подхожу, присматриваюсь: кыргыз, лет 45, выпивший, лежит себе на ступеньках и на попытки прохожих помочь ему встать неуклюже сопротивляется. Молча пройти мимо не получается: «Ээ, байке, эмне жатасыз?» («Байке, чего это вы тут разлеглись?»). Услышав это, он поворачивается в мою сторону, видно, человек не так сильно и пьян.
- Туруңуз эми, уят, дагы кыргыздар дешет... (Вставайте. Стыдно же. Скажут, что снова эти кыргызы...).
- Уят?! Эмне уят? Булар бизди адам катары көрбөгөнүнө уялышпайбы! (Стыдно?! За что?! Пусть они стыдятся того, что не считают нас за людей!).
Я выбегаю на улицу, зная, что на перекрестке обязательно найду «наших» таксистов. Через пять минут двое ребят, подперев с двух сторон, тащат его к машинам, за ними волочится какая-то женщина, хочет вызвать скорую или полицию, а мы спешим-суетимся, не хотим. В полиции начнут разбираться с его документами, могут закрыть на несколько суток, наличные отобрать, или депортируют…
Это было пару лет назад. Почему-то этот случай запечатлелся в памяти. Вопросом, почему они в нас людей не видят, теперь периодически задаюсь и я. Теперь я понимаю, что это был не только пьяный байке, а в своем роде, перформанс мигранта, протест невидимого маленького человека, который обычно избегает косых и отчужденных взглядов окружающих, избегает полиции, старается стать незаметным для всех. Это был внутренний бунт мигранта против всеобщего безразличия. Ведь мигранты – это не пустая статистика, не денежные переводы, которыми уже наши власти хвалятся. Мигранты – это живые люди, это мы!
Возле здания факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики на Хитровке, где я училась, почти три года строили площадку. Охранником там работал байке лет под шестьдесят. В этом году у него уже и внук подрос, он скоро пополнит ряды мигрантов, а сын давно уже здесь. Никто из них не видит смысла в высшем образовании, получении какой-нибудь специальности, единственный выход – это трудовая миграция. Это третье поколение мигрантов не из одной семьи, а всего государства.
В Москве сообщества мигрантов создаются уже на уровне сел, это значит, что приезжают действительно всем айылом. Наше государство открыто хвалится экспортом мигрантов - рабочей силы для «черного», низкооплачиваемого труда. За последние 10 лет трудовые мигранты перечислили в Кыргызстан свыше 19 миллиардов долларов. Для сравнения: за те же десять лет объем экспорта всей страны составил $18 млрд. Об этом говорит сам президент страны. Но реальную цену этих переводов и чего это им стоило знают только сами мигранты.
Конечно, трудовая миграция – глобальный процесс, во всем мире все куда-то кочуют, переезжают. Но 10-12-часовая низкооплачиваемая работа семь дней в неделю, без трудового договора, без соблюдения условий труда и безопасности на рабочем месте, без защиты трудовых прав человека – это эксплуатация человека, трудовое рабство. Сверхурочные не выплачиваются, отпусков нет, отгулов за праздники и больничные не дают. На руках - фальшивый трудовой договор через аутсорсинговое агентство, липовая регистрация на несуществующий адрес и постоянный внутренний страх. Страх быть оштрафованным на работе за разговоры на родном языке, страх быть уволенным за малейший проступок, страх не получить оплату за труд, быть пойманным полицией, выселенным из квартиры, быть депортированным... И очень тонкая грань между легальным пребыванием и риском оказаться вне закона, бесправным. Именно в такой ситуации тут оказывается большинство наших соотечественников.
В любой момент к ним на работу или домой могут заглянуть сотрудники силовых структур, забрать в отдел, «закрыть» на 5-6 часов или на сутки без объяснения причины задержания, подолгу проверять документы... Могут забрать из автопарка ночью, закрыть в какой-нибудь подсобке, заставить человека встать на четвереньки и глотать свою же миграционную карту, избить «в воспитательных целях», а наутро отпустить с наставлением - обязательно выйти на работу как ни в чем не бывало. А после сделать виноватым тех, кто осмелился пожаловаться, и депортировать их из страны, как это случилось в декабре в Хабаровске с кыргызстанскими водителями.
Это случаи унижения, оскорбления человеческого достоинства, насилия, жертвы которых, стиснув зубы, пытаются несмотря ни на что в одиночку пережить случившееся с ними, не вынося это на всеобщее обсуждение. Помню женщину, которую в полицейской будке в метро изнасиловал сотрудник, который завел ее туда для проверки документов. Женщина была на третьем месяце беременности, муж, узнав о случившемся, бросил ее через неделю, а еще через неделю у нее случился выкидыш. Ей нужно было кому-то выговориться, поплакать, чтобы ее кто-то просто выслушал. Помню двадцатилетнюю девушку, лишившуюся на работе кисти левой руки, работодатель которой, вызвав скорую, вышвырнул ее на улицу, чтобы травму не зарегистрироваликак производственную. А в апреле прошлого года в Питере умер 21-летний парень, работавший курьером. Причиной смерти стал сердечный приступ, спровоцировать который, по мнению врачей, могла перегрузка на работе.
В действительности сама жизнь мигранта – это не красивое фото на сияющем фоне Москвы. Это «койко-место» - 150 на 70 сантиметров - в коммунальной квартире. Это скатанный к стенке матрас, чемоданы по углам, развешанные по стенам «Правила совместного проживания» и, наконец, список проживающих с графиком дежурств для уборки и напоминанием «Чужие вещи и еду не трогать!» на холодильнике. Это место, за которое вахтершу периодически необходимо задабривать конфетками, чтобы не поднимала ор, мол, всем айылом переехали. И где обязательно раз в месяц надо «проставляться» у местного участкового в обмен уже на его «милости». Мигрантам недоступна простая человеческая радость: пройтись по родной улице, после тяжелого рабочего дня возвратиться в свой дом, к близким.
Жизнь на чемоданах, на птичьих правах вынужденного скитальца по городу в зависимости от места работы, и тяжелый груз за спиной – ответственность единственного кормильца семьи, кредит родителей, контракт сестры... Она изматывает людей психологически, морально и физически. Непостоянство, нестабильность, круговерть жизни с незнакомыми людьми, когда неотвратимо возникает в сознании психология «временщика», утрачиваются человеческие ценности, родственные, семейные связи, без вести теряются люди, в конце концов. Единственное, что стабильно, это мобильный телефон - тонкая ниточка связи мигрантов с детьми, родными и близкими. И еще групповые чаты земляков, где почти каждый день нужно собрать денег - кому–то на материальную помощь, лечение или на отправку груза 200... В нем же хранятся фотографии на красивом фоне города, создающие иллюзию жизни, совсем далекой от суровой реальности.
На мигрантах «делают деньги» москвичи, которые сдают жилье в аренду, но при этом не хотят платить за это налоги, поэтому отказываются временно регистрировать мигрантов. Аутсорсинговые агенства, через которые приходится трудоустраиваться, которые от этого уже имеют проценты от твоей зарплаты. Работодатели, которые эксплуатируют людей, но не несут никакой ответственности за работника-мигранта из «аутсорса». Участковые и полицейские, которых мигранты обеспечивают карманными деньгами и оплачивают даже выплату их ежемесячных кредитов. Государства, которые отправляют и принимают мигрантов. И даже родня, которая начинает названивать, только когда нужны деньги. Это бесправность, нелегальность, виновность априори... Все как в басне Крылова: у сильного всегда бессильный виноват! Крайний тут всегда мигрант.
В то же время у нас в стране на государственном уровне стимулируют трудовую миграцию, идеализируют образ мигранта. Удобно как получается - перевалить со своих плеч на чужие ответственность за трудоустройство почти миллиона человек из шестимиллионного населения и получать от мигрантов доход в одну треть ВВП - больше, чем от экспорта и иностранных инвестиций. Вся государственная политика сейчас направлена на подготовку и отправку нового «десанта» трудовых мигрантов, а не на создание новых рабочих мест в стране, на повышение качества жизни населения, улучшения условий для молодых специалистов и малого бизнеса. Госчиновники периодически приезжают в Москву и уезжают со словами: «Вы тут держитесь! А у нас денег нет».
А в парламенте начинают сокрушаться, только когда не досчитываются денег от мигрантов. К слову, в 2019 году денежные переводы действительно сократились, хотя число мигрантов выросло на сотни тысяч. Это тревожный звоночек для правительства. Часть мигрантов, более или менее приспособившаяся к новым условиям, уже не вернется. В Подмосковье давно уже появились целые кыргызские села, а новостройки города заполнены молодыми семьями с детьми.
В нашей стране, шестая часть населения которой пребывает в трудовой миграции, нет исследовательских институтов и центров для анализа и оценки реальной ситуации и последствий такого явления как трудовая миграция. Денежные переводы от мигрантов считают все. Но не известно, сколько граждан за 10-20 лет считаются без вести пропавшими в миграции. Последние несколько лет даже по грузу 200 нет реальных данных. В прошлом году из Москвы и Московской при содействии посольства было отправлено около 136 тел погибших граждан. Но и это еще не вся реальность.
В российских тюрьмах насчитывают чуть меньше полутора тысяч кыргызстанцев, отбывающих срок за разные преступления. Но нет учета тех, кто сидит месяцами и годами в следственных изоляторах в ожидании суда. Сколько покалеченных судеб!? Что будет с ними, с каким багажом они вернутся на родину? И я прекрасно понимаю некоторых депутатов, которые предлагают провести пенсионную реформу и убрать некоторые льготы. Скоро участники первой волны мигрантов, оказавшихся лет 20 назад за бугром, начнет возвращаться домой. Они работали на износ, но остаются без никаких социальных выплат, отчислений и страхования. Вся эта ситуация напоминает мне жизнь одного соотечественника, который с открытой формой туберкулеза продолжает жить в мигрантской квартире, работает на износ, чтобы хоть как-то обеспечить семью в Кыргызстане, но он совсем неуверен, вернется ли он сам туда когда-нибудь...
