Ровно 30 лет назад Кыргызстан стал независимым государством. Не какой-то там автономией, национальным округом или областью в составе какого-либо крупного государства, как это было в незабываемые 20-30-е прошлого столетия, когда многие и этому радовались безмерно, а заимел наивысший статус – Кыргызстан стал именно Государством, абсолютно самостоятельным субъектом международного права. Итак, 30 лет…
Трудно в это верится, но еще свежо в памяти все советское, все полуколониальное, чему мы все давно и прочно привыкли. Москвой пугали, Москвой жили, Москвой все в мире измеряли. Помнится, как даже юбилеи знатных людей республики согласовывали с Москвой, со знаменитой Старой площадью, о чем писал в своих воспоминаниях сам Турдакун Усубалиев. Приезд какого-то вполне себе среднего чиновника из большой столицы почти всегда воспринимался как весьма значимое событие! Бегали местные бобчинские и добчинские, копошились, рассказывали, делились друг с другом услышанным и увиденным…
Теперь всего этого нет и в помине. Другие времена, другие нравы. Но как сейчас помнится и другое - то, что было потом, после развала советской империи. Особенно в «лихие» 90-е, «революционные» нулевые.
Вот лишь некоторые из этих событий и происшествий, навсегда оставшиеся в памяти. Иные из них кажутся не такими уж значимыми и важными, воспринятыми сквозь призму личного видения, зачастую субъективно, и все же…
Мгновение первое: этот наш фантомный страх
Многие помнят, как ровно три десятилетие назад наши люди пребывали в состоянии некоего недоумения, если не сказать психологической фрустрации, даже тревоги, когда узнали, что нашим парламентом принята Декларация независимости Кыргызстана—впрямь как в Америке в 1776 году, отделившейся от британской метрополии и провозгласившей образование Соединенных Штатов. Конечно, Кыргызстан не Америка, и мы никогда не воевали за самостоятельность, как на том континенте. Выражаясь фигурально - независимость к нам пришла или прибыла в клюве голубя из той же Москвы. Может, оттого даже и сейчас, спустя три десятка лет, для многих сограждан независимость - не сакральное, не осознанное нашим умом и сердцем понятие…
Как-то в конце 80-х, когда развал СССР казался не такой жуткой фантазией и брожениями больного рассудка, мне пришлось всерьез поспорить с одним пожилым господином с биографией партработника среднего звена. Спорили о том, почему бы нам не отделиться от Союза и жить самостоятельно, раз появился шанс жить отдельно. Он буквально вздрогнул, будто кто-то его уколол шилом, и попросил меня вообще об этом не говорить вслух.
Я спросил: «А почему?»
Он сказал, что это будет самым худшим днем Кыргызстана, что кыргызы просто умрут от голода и отсутствия финансовых средств. Он так горячо и убежденно описывал этот кошмар, что мне стало не по себе: я представил, как жизнь тогда останавливается в стране, как люди голодают, имея при этом руки и головы…
- Почему вы думаете, что мы такие беспомощные и, извините, дураки?
- Знаешь, я приведу один только пример. И тебе станет понятно, как далеко ты зашел в своем больном воображении.
- Ну, приведите.
- Ты хоть знаешь, что у нас нет ни одного кыргыза-сантехника? Что если уедут русские, то некому будет ремонтировать наши санузлы, не говоря о машинах. И наши многоэтажки, дома и квартиры элементарно переполнятся говном. Где будем учить детей после школы? Ведь у нас только один университет, а каков он, ты знаешь не хуже меня!
Я задумался. Безусловно, он был прав. Мы все привыкли тогда думать, что только у русских золотые руки, технику понимают только они, только узбеки могут торговать, дунгане - выращивать лук и чеснок, а мы умеем быть мелкими чиновниками - хоть маленькими, но с портфелем, с папочкой в подмышке. Да, была боязнь - если развалится страна, то все русские уедут в Россию.
Прошли годы. Ни Ельцин, ни Кравчук, ни Шушкевич не спросили нас, хотим мы развала СССР или нет. И очень красиво «освободились» от нас, оптом выйдя из Союза. Бросили всех остальных и ушли. И вот 31 августа 1991 года пришлось объявить, правда, первыми во всей советской Средней Азии - что и Кыргызстан отныне суверенная, независимая страна…
Не стану описывать, как страна погрузилась в тот день в какую-то непонятную тишину. Стояло глубокое молчание. Никаких там ура - у каждого была своя дума, а коммунисты открыто оплакивали исчезающий на глазах Союз, проклиная Горбачева с Ельциным. Действительно, из-за этих двух персон прекратились обильные союзные дотации, из-за них отрезаны были хозяйственные связи, не поступали комплектующие для заводов, остановилось все то, на чем стояла вся экономика советского Кыргызстана. Почти год не осуществлялось регулярных, нормальных авиарейсов в Москву. Про Ленинград-Петербург почти забыли. Не было самолета даже в Ташкент. Все республики, как улитки, замкнулись в себе. Зато все они были независимыми новыми государствами, которых в спешном порядке стал признавать весь мир, включая ООН…
Мгновенье второе. У страха глаза большие
Но все-таки один постсоветский эпизод из жизни явно взбодрил меня. Я начал верить, что все-таки не погибнем, что кыргызы не такие беспомощные и бездарные, как описал тот бывший партработник. Эпизод как раз и был связан с сантехническим обслуживанием, вызовом сантехника в мой дом, где действительно прорвало горячие трубы и надо было что-то срочно предпринимать. Вызвал сантехника по первому же попавшему на глаза объявлению в «Вечерке». Пришли двое, оба кыргызы. Я чуть не отказал им войти в дом, думая априори, что они не смогут, не справятся. Но из вежливости все же впустил. Решил понаблюдать, на что они способны. Это были настоящие мастера! Золотые руки - без преувеличения! Вот тогда я им и рассказал про то, что я думал о них, что говорил тот партработник про неминуемую сантехническую катастрофу в случае отделения от Союза. Ребята почему-то не смеялись…
У страха действительно глаза бывают большие, чему доказательством был другой случай, о чем речь ниже.
Мгновение третье. Для гордости не бывает мелочей
В 2002 году, перед саммитом ООН в Бишкеке по случаю Международного Года гор, инициированного нами, надо было повесить огромную фреску народного художника Кыргызстана Дж. Кадыралиева в зале заседаний нашего «Белого дома». До саммита оставалось всего три дня. Пришли все работники сцены и инженеры нашего оперного театра во главе с М. Шарафудиновым, выдающимся театральным художником страны. Огромную картину длиной в 25 метров и высотой в 13 м, весом почти в две тонны надо было повесить позади президиума, чтобы при этом на ней не было никаких «морщин» и была соответствующая подсветка. Но это оказалось задачей архисложной. Чтобы не подвели со сроками и не повредили эту уникальную работу Дж. Кадыралиева, которого я считаю последним великим художником страны, мы, ответственные чиновники, сидели в зале и внимательно наблюдали за работой.
К 3 часам утра повесили. Никаких морщин. Великолепная подсветка из боковин. Еще и обрамление из белой вуали по краям великолепной фрески. То есть все было просто замечательно. Казалось бы, мелочь, не Ватерлоо и не Аустерлиц, но все-таки…
Истинным украшением мирового саммита стало приветственное слово Ч. Айтматова, который читал свой поистине гениальный перевод «Заклинание сеятеля» из киргизского фольклора на русском языке на фоне кадыралиевской фрески. Это не могло не впечатлить. А сеятель, по Айтматову, заклинал, чтобы «эта горсть пшеницы дала пропитание всей семье, моим детям, а эта - соседям, эта -попрошайке, эта - овцам и коровам, эта - мышам…» Текст был гениален.
Можете себе представить, с каким наслаждением я наблюдал изумление и благодарность гостей, особенно главы ЮНЕСКО Коичиро Матсуры при виде всего—от Айтматова, от его прекрасного чтения «Заклинания», артистов из «Акмарала», инсценировавших ритуал кыргызского благословения под роскошную музыку М. Бегалиева «Пробуждение», до величественной картины Дж. Кадыралиева, создавшего свой эпос в красках на огромном полотнище.
Я с радостью думал: какая красивая страна, какие люди, какой гениальный текст в чтении самого великого Айтматова! Лично я после этого совершенно перестал бояться за страну. Фантомный страх, чем меня пугал тот партработник среднего звена, улетучился.
Что до университетов, то их постепенно открылось множество, и мне приятно отметить, что появились и КРСУ, и КТУ «Манас», и АУЦА, Ошский технологический, Ошский медицинский, Нарынский, Джалал-Абадский и т.д. Главное, они ничуть не были слабой тенью КНУ, а некоторые намного опередили бывшего флагмана высшего образования по своему образовательному рейтингу.
Так преодолевался этот «сантехнический страх».
Так появилась вера в будущее страны.
Мгновение четвертое. Геликоптер их путча
Путч гэкачепистов августа 1991 года сильно помог сойти СССР в могилу, самими же коммунистами вырытую. Великая империя рухнула почти без пыли. Мы, советские, потеряли свою общую родину, которой гордились и которой так многим были обязаны, но столь же быстро обрели новую, ту, которую раньше называли малой. Она стала теперь по-настоящему большой. Одной-единственной. На глазах уходила одна эпоха, наступала другая. С новыми именами, с новыми звездами на небосклоне.
Почему-то считается, что путч ГКЧП случился только в Москве, а на местах все было тихо. Нет, конечно. Страх, тревога, неопределенность витали везде. Во Фрунзе тоже с опасением ждали - атавизм 38 года ворвался в дома мгновенно. Многие новоявленные демократы-перестроечники думали, что же будет, когда постучатся и …заберут. А коммунисты из ЦК выжидали момента, чтобы с помощью сил Средне-Азиатского военного округа в Ташкенте, как минимум кой-ташской мотострелковой дивизии быстро смахнуть эту тонкую пыль по имени демократия с лица перестроечного Кыргызстана. Так появился военный вертолет над «Белым домом».
Он странно барражировал над городом, но столь же быстро удалился. Может, это был шантаж, психологическая атака, некий сигнал «Подъем!»? Но никто не поднялся и не взялся за оружие. Тем временем все увереннее подавал голос новый лидер страны Аскар Акаев, укрепляя свой имидж среднеазиатского «демократа». Я узнал о путче в своем рабочем кабинете секретаря Союза писателей Киргизии. Буквально ворвался ко мне полковник КГБ А. Токтогулов, он же, кстати, весьма одаренный литературный критик и переводчик. С бледным лицом, не спросясь, включил телевизор. А там показывали пресс-конференцию ГКЧП с Янаевым, у которого тряслись руки то ли от обильной выпивки накануне, то ли от страха. Говорили, что Горбачев тяжело болен и не сможет более выполнять свои обязанности президента СССР. Все выглядело как-то не очень убедительно, даже комично. Уже к вечеру все выяснилось - Горбачев оказался жив, а Ельцин на следующий день с помощью пушек разогнал организаторов неудавшегося государственного переворота.
А в Бишкеке происходила своя драма: коммунисты во главе со своим генсеком Дж. Аманбаевым (очень хорошим хозяйственником, надежным товарищем, с которым мне потом бок о бок посчастливилось работать в правительстве А. Джумагулова) суетились, нетерпеливо ожидая помощи со стороны, но ее не было. Но новая власть демократов оказалась на высоте задачи: тогдашний министр МВД Ф. Кулов, молодой и очень смелый, чем-то напоминавший собой кыргызский вариант Бонапарта, распорядился защищать «Белый дом», заодно и Акаева, запастись хотя бы коктейлем Молотова за неимением другого, хотя он прекрасно понимал, что советские танки невозможно остановить горячительной смесью любой консистенции. Э. Карабаев, тогда руководитель администрации президента, всех сотрудников вооружил пистолетами, даже автоматами Калашникова, сам тоже ходил в военной экипировке. Все это представляло собой по-своему красивое, даже романтическое зрелище.
Вот так писались первые страницы истории нашей государственной независимости. Должен заметить, писались очень достойно. Может быть, это были лучшие дни и Акаева, и Шеримкулова с нашим легендарным парламентом, и Феликса Кулова с Чолпон Баековой, так много сделавших в разработке Декларации о государственном суверенитете, чистых в своих помыслах, ничем не замаравших руки, совесть, главное - единых. Правда, никто из них не знал, что их ждет в будущем, какая у каждого сложится судьба… Только потом выяснилась истинная природа того вертолета. Да, то был геликоптер их путча. Потом он вовсе исчез. Канул в Лету. Как тень. Как сама эпоха.
Мгновение пятое. Хождение по следам исчезнувшего колхоза
Как сегодня помню тот ваучер, похожий на экзаменационную ведомость, изобретенный А. Чубайсом в России и призванный «отдать в руки народа его же трудом созданную собственность». Этот ваучер и положил начало денационализации госсобственности или, по-другому, весьма злополучной приватизации в Кыргызстане. Я до сих пор помню тот первый реальный результат всеобщей «ваучеризации» или разгосударствления, собственными глазами увиденный тремя годами позже.
…Апас Джумагулович Джумагулов, выдающийся хозяйственник и организатор, пытавшийся в качестве руководителя правительства получить хоть какой-нибудь экономический результат из этой самой приватизации, особенно из фермерства, которое сменило в новую эпоху незабвенные наши колхозы и совхозы, пригласил меня, своего зама по социалке, съездить вместе в Таласскую область. Цель - знакомство с фермерами на месте, заодно посмотреть состояние школ и больниц, что относилось к моей «епархии» вице-премьера.
Нам показали остатки бывшего МТФ (молочно-товарная ферма) близ села Ленинполь после «фермеризации» всея страны и разгосударствления. Это было очень грустное, даже жуткое зрелище. Из огромного стандартного сарая из жженого блочного кирпича остались только стены. Никаких окон, дверей, не говоря о доильных аппаратах, системы слива молока... Все растащили. У Джумагулова одно только было на устах: Почему? Как могли? В конце концов, все устали от премьерской почемучки, только разводили руками… Но показали и самую лучшую ферму в районе. Паслось несколько коров, овец и коз. Достались их новоявленному хозяину не самые лучшие места. Почти богара. Человек только начинал свое дело. На многие вопросы премьера у фермера не было ответов. По-моему, их не было у самого главы правительства. Было видно, что люди начинают новое дело на голом месте и с голыми руками. Без всякой подготовки. На голом энтузиазме. Радовало то, что у них все-таки горели глаза. Это потом случилось, когда фермерство все-таки заработало, и люди столкнулись с иного рода проблемой - перепроизводством. Помнится, в 2003 году столько было картофеля, что остро встала проблема сбыта. Картофель ранней весной стоил ровно 4 сома, мясо - 50, лук - 3, а мука—13. Это потом производство скота возобновилось, достигнув показателей советского Кыргызстана, а разрушенные сараи и кошары быстро нашли своего истинных и рачительных хозяев.
…В тот день в подавленном, почти удрученном состоянии мы пришли в Таласскую гостиницу. Гостиница представляла собой особняк из нескольких комнат, по меркам того времени - VIP, а по двору туда-сюда бегала очень злая собака на цепи. Накормили. Премьер сразу лег спать. Наверное, обильная дневная порция стрессов и переживаний от увиденного его, бывшего советского работника высшего эшелона, сшибла с ног. Я тоже чувствовал жуткую усталость. Но не мог заснуть, потому что собака всю ночь бегала туда-сюда, скулила, лаяла не понятно, на что. Утром увидел Апаса Джумагуловича с запавшими от бессонницы глазами и явно не довольного. Помню его вопрос к охраннику VIP-особняка:
- Вы хоть вчера кормили собаку?
- Да, кормили.
- А почему она такая злая и скулила всю ночь?
- Бывшим хозяином пса был немец, он недавно уехал в Германию, а пес забыть его никак не может.
Тогда мы поняли, что катастрофические по результатам реформы по-своему коснулись и этой очень злой и нервной собаки… Мы переглянулись с премьером. Я понял, что оба хотели сказать: «Хорошо, хоть она не сорвалась с цепи». Да, не сорвалась. Но могла сорваться, если бы все так продолжалось и дальше…
Мгновение шестое. Сказ о том, как отару яков люди съели за одну ночь
Боже, прости нас грешных. На каждые поминки или той у кыргызов забиваются одна-две лошади. Той, даже бешик-той в честь новорожденного—опять жертвоприношение. Как минимум тучная овечка, иногда даже лошадь. Не все, конечно, могут себе позволить себе такое, но все равно грех тяжелый имеет повсеместно быть. … Сей рассказ был бы достоин пера Айтматова, чтобы описать все, как положено, заставить плакать всех и встать на колени в порыве глубочайшего покаяния за все перед Всевышним. А случай был по-своему незабываемый, потрясающий. Почти библейский, анафема. В 1993 году я съездил в родные места, в свой район (Кара-Кульджинский), чтобы помочь отдаленному Алайку, что у самой границы с Китаем. Мои земляки просили помочь с мукой, с товарами первой необходимости. Приближалась зима. Перевалы и автодороги могли закрыться, могло случиться все что угодно! Надо было успеть доставить продукты. Это было то время, когда на горизонте явно замаячил голод—не было продуктов, а если и были, то не было у населения наличных денег, чтобы купить их. Тогда и появились кукурузные калачи, ячменные наны—явные свидетельства всеобщего обнищания.
Люди не бунтовали, потому что понимали, что Москва бросила нас, что в казне нет денег, что надо самим обеспечивать себя всем необходимым. Именно в эти годы нас реально спасал от голода Запад, обильно посылая гумпомощь - от мыла, лекарств, одеял до детского питания, муки и риса. Я лично свидетельствую—нас, кыргызов из «островка демократии», там, на Западе, просто обожали и любили. И помогали всем, чем могли. Везде у нас была неизменная преференция—нас считали лучшей демократией во всей Центральной Азии. Забыть это—значит, впасть в худшее моральное беспамятство. Так вот на одной из встреч в районе мои земляки стали жаловаться, что бывшие колхозные яки, на производство которых ушли буквально десятилетия, ныне остались совершенно без присмотра. Все колхозное добро раздали людям, но яки остались, потому что живут высоко в горах, говорили они. Я говорю: «Пусть яки остаются общей собственностью, это же хорошо». Тогда мне все хором возразили: «А их же открыто воруют, отстреливают наши горе-охотники. Если так, то до весны ни одной особи из яков просто не останется!» И приводили нехитрый расчет—прошлой зимой из-за отсутствия яководов, которым платить было нечем, более двухсот яков погибли под снежной лавиной—никто за ними не присматривал. Еще около ста разворовано. Ныне осталось примерно около двухсот яков. Если осталось. Надо еще посчитать. Скоро грядет зима. Неужели яки исчезнут из-за нашего безразличия?
Вопрос был непростой. Спрашиваю: «А у вас какое предложение?» В ответ все дружно кричат: «Раздайте нам, распределим как-нибудь между собой. Не погибать же всем животным как прошлой зимой…» Никто не хотел, чтобы яки остались общим добром. Пришлось согласиться с мнением людей. Решено было создать комиссию и поделить яков между семьями, чтобы спасти поголовье. Теперь опишу, что произошло с оставшимися колхозными яками, этими обитателями небесных гор, уникальной и ценнейшей породой парнокопытных, мясо и молоко которых во всем мире ценится очень высоко. Передаю так, как мне рассказывал мой племянник, тоже соучастник этого бесчеловечного геноцида животных, этого туземного варварства и хозяйственной близорукости:
- После вашего отъезда комиссия решила согнать животных с гор и собрать в пустующей колхозной кошаре вдоль реки. Дело было поздней осенью, тогда пошел первый снег. Пригнали этих хрюкающих и фыркающих красавиц и красавцев с тупыми рогами и широкими ноздрями. Они ходили по дороге не так, как коровы, а как настоящие спартанцы—гордо и шумно. Но когда их загнали в кошару, где по длинному дувалу в ряд стояли люди, громко обсуждая, кто какого яка возьмет себе, все животные как бы замерли. Будто остолбенели. Все они стояли без движения, застыв каждый на своем месте. Поверите?—мы все видели, как натурально слезы наворачивались на широко открытых глазах яков, они явно плакали. Никакого буйства, никакой там привычной резвости самцов и самок—все застыли, глядели на людей с неописуемым страхом, с какой-то тенью смерти на глазах. И люди стали ловить и хватать яков—как попало. Очень мало людей выполняли обещанное—сохранить поголовье, дальше выращивать. К счастью, несколько человек увели яков по домам и сохранили. Они теперь уже состоятельные фермеры-миллионеры с солидным поголовьем яков. Но большинство устроило настоящее истребление животных—кто там же, возле реки, кто дома. Был всеобщий той, а фактически пир во время чумы. Да, один наш аксакал, сам бывший чабан, пытался остановить эту резню. До сих пор помню его слова: пока Аллах не простит вас за это убиение и безбожное чревоугодие, нам не видать благополучия и благоденствия. Сказав это, аксакал повернулся и ушел, как бы не желая лицезреть это жуткое, варварское зрелище.
Мгновение седьмое. Белогривый конь и красная кровь
Национальные традиции—это святое. Наше кыргызское гостеприимство - тоже. Но как показывает жизнь, кое-что все-таки явно нуждается в определенной коррекции. С чувством стыда вспоминаю, как в 1989 году принимал у себя дома зарубежных гостей, в числе которых были белобородый аксакал Хамит ажы, кыргыз из братской Турции, и турецкие писатели. Мы с женой решили встретить «по полной программе» и сварили полную кастрюлю мяса в качестве основного» блюда. Когда мы с радостью положили на стол этот признак истинно кыргызского гостеприимства со всеми вытекающими «причиндалами», наши гости аж испугались. Аксакал, вполне понимая наше радушие, тем не менее, сказал: «Сынок, зачем вы столько мяса сварили? Мы же это все равно не съедим…» После этого ни разу такое мы не повторяли с гостями из за рубежа. Но один раз все-таки мы, организаторы Всемирного курултая кыргызов, бесспорно опозорились.
…Представьте, ряд белых юрт на Национальном ипподроме, гостей из дальнего и ближнего зарубежья, прибывающих на сверкающих автобусах, толпа папарацци и журналистов. И наши соотечественники, с огромной радостью встречающие гостей каждый в своей юрте. Гости, вооруженные фото и видеокамерами, подходят к ряду юрт, обставленных и разукрашенных по последнему писку национального рукоделия, и там их останавливают, чтобы дорогие гости на минутку задержались.
Задерживаются. И все замечают, что недалеко от главной юрты стоит на привязи красивая белогривая лошадь. Этакий упитанный жеребец, красивый и игривый, некий оригинал для скульптурной копии для какой-нибудь выставки народного хозяйства. Его за уздцы берет какой-то человек в мятом калпаке и что-то говорит, обращаясь к гостям. Те, не подозревая ни о чем, любуются таким красавцем, кое-кто уже фотографирует, кто-то снимает на видео. Но вдруг тот же тип в калпаке дернет за веревку так, что тот красавец падает наземь, двое других наваливаются на него, связывают ноги лошади, вводя людей в полное недоумение - зачем, для чего? Пытаются понять, что происходит. И тут один из туземцев поднимает руку с огромным ножом и ударяет по артерии на горле лошади. Животное дергается от боли, кровь на белую масть брызжет... Люди на все это гостеприимство с национальными «особенностями» вынуждены лицезреть в настоящем атавистическом ужасе: «Зачем? Почему убивают животное?»
Но тут гостей уже приглашают в юрты. Заходят. И увидят столы, ломающиеся от изобилия. Главное - там уже лежат большие тарелки с уже сваренным мясом.
Вот такая история. После этого мы наложили полный запрет на такого рода угощения, по крайней мере, в честь зарубежных гостей на всех мероприятиях.
Мгновение восьмое. Не стреляйте себе в ногу
Сейчас только ленивый не говорит об экологии. Помнится одна газетная статья, которая рассказывала вот о чем. В селе умер человек. Вроде, несчастный случай. Рубил арчу (тянь-шаньский можжевельник) по заказу одного нового кыргыза-нувориша, который использовал арчовую доску для своей бани (парилки). Известно, что арча издает особый аромат, и это полюбилось нашим богачам, любящим попариться, но не знающим, что арча—самое почитаемое, почти священное дерево, его ветки кыргызы используют для ритуального освящения (стерилизации) воздуха жилого помещения. Арча растет слишком медленно, но живет до 300, даже 500 лет. Так вот того кыргыза, о чем писала газета, задавила массивная арча, когда упала на бок во время рубки. Человека пробило сухой веткой прямо на месте. Его похоронили. Хороня, пишет газета, вспоминали покойного. И вспоминали с большим все-таки сожалением, что тот был настоящий сельский Кожожаш—герой одноименного киргизского эпоса, который кормил свою семью только охотой, мясом диких козлов, архаров и был, в конце концов, проклят Сур Эчки, покровительницей этих животных. А этот человек вообще не держал дома скотину, домашних животных, за исключением одного единственного коня. А конь нужен был для охоты.
И вспоминали, как ему всегда говорили, что надо остановиться, перестать рубить арчу по заказу и охотиться на косуль, которых и осталось совсем немного. Вспоминали, что он даже свой левый глаз повредил щепкой, когда рубил дерево. Вынужден был носить очки, но это его все равно не остановило. Даже охотники села договаривались меж собой: «Давайте, оставим косуль в покое, пусть растут, остались только детеныши». Но этот все равно пошел, умудрился поймать косулю и опять кому-то в городе подарил. Газета цитировала слова одного его друга: «Его взяла смерть. Душу забрал бог. Но бог подарил жизнь косулям. И тысячелетним арча… Пусть спит теперь в вечном сне, но помнить будут арчи и ели, не срубленные им, радуя его же детей». Они были правы. Стреляя в природу, уничтожая флору и фауну, мы стреляем себе в ногу. Архары вновь появились в горах. Недавно распространяли видео о них. Они уже не так сильно боятся людей и даже пытаются приблизиться к ним.
Это говорит о том, что за эти тридцать лет мы стали все-таки другими. Мы ценим страну свою, свою землю, свою роскошную природу, свою независимую государственность. Надо это видеть—страна полностью преобразилась, она давно другая. И люди другие. Бишкек другой. Он почти полностью перестроен.
Надежда на достойное будущее, безусловно, есть.
P.S. Материалы в рубрике «Мнение» не отражают точку зрения «Азаттыка».
Форум Facebook