Известно, что литература рождает не только тексты, художественные ценности, но провоцирует то или иное отношение к авторам этих ценностей со стороны читающей публики. Так возникают литературные репутации, сопровождаемые различными мнениями о писателях, порой чуть ли мифами и легендами, которые, в свою очередь, играют немалую роль в культурной жизни, даже оказывают существенное влияние на развитие общества в целом.
Литературные репутации формируются в общественном сознании весьма своеобразно. Но, как правило, их формирование есть признак значимости самой литературы в духовной жизни общества, иначе художественный процесс получился бы пустым, лишился бы субъектности, без личностного, индивидуального аспекта, без которого нет и интереса к текстам, к тому, что лежит на полках в виде книги. Литературные репутации сопровождают творчество писателей как некий дополнительный интерес, побуждаемый не столько содержанием книг, сколько личностями самих творцов литературы. Таким было отношение, к примеру, к А. С. Пушкину в русском обществе в первой половине ХIХ века, когда о великом поэте говорили по-разному, о нем ходили разные легенды, причем от хороших и восторженных до плохих и очень плохих. Но это свидетельствовало, как сказано выше, о том, что пушкинское слово неизбежно преломлялось сквозь призму личности поэта, и об этом лучше многих написал Н. В. Гоголь, хотя, например, Л. Н. Толстому, другому гиганту русской литературы, именно этот аспект восприятия личности автора «Евгения Онегина» был очень важным поводом относиться к великому поэту весьма критически. Тем не менее, именно личности писателей, их литературные репутации очень многое значили в русском обществе, по-своему всколыхнули русскую культуру, стали своеобразным духовным камертоном, сыгравшим очень важную роль в истории этой страны.
Приятно осознавать, что примерно такой же процесс культурного развития наблюдался в кыргызской литературе ушедшего века. Еще в 30-е годы, когда отечественная письменная литература находилась в процессе профессионального становления, у каждого более или менее известного писателя была своя репутация, свое устойчивое общественное реноме. И это во многом определяло отношение к ним со стороны общества, читателей. К тому же это было сталинское время, время так называемого «вульгарного социологизма», поэтому малейшее отклонение от принципа партийности, от «генеральной линии» могло погубить любого, кто проявляет неосмотрительность, не дай бог, какое-то вольнодумство. Но то, что еще в те годы творческие репутации акынов, сказителей, поэтов и писателей сильно повлияли на кыргызское общество, свидетельствует о достаточной полноте духовной жизни, о том, что культура находилась никак не на периферии, а в самом центре кыргызского общества, и этот важный фактор рос и расширялся как по круговой волне.
Устойчивая акынская и человеческая репутация сложилась у великого Токтогула, имя которого связывалось с его мученичеством, личной гражданской отвагой и политическим мужеством, не говоря о его гениальном поэтическом таланте, о котором его многочисленные ученики и последователи еще при жизни сочинили множество легенд и преданий. Своеобразные репутации формировались у А. Токомбаева, Дж. Турусбекова, а из сатириков и куудулов - у Шаршена Термечикова и Куйручука.
Самая удачная литературная репутация сложилась у А. Осмонова, правда, после его ухода из жизни, а также у Дж. Боконбаева, личности яркой и харизматичной, трагически погибшего в 1944 году в автокатастрофе на берегу Иссык-Куля. Если последний был любимчиком читающей публики еще при жизни, благодаря своим стихам и поэмам, созданным в русле привычных литературных традиций и поэтических канонов, а также благодаря невероятно популярной музыкальной драме «Золотая девушка», то А. Осмонов, ушедший так рано, не оцененный по достоинству при жизни, устойчиво вызывал у читателей некое чувство вины перед ним, ибо все знали, что он был тяжело болен, одинок и по-человечески несчастен. Тем громче и безусловнее получилась его посмертная слава, и это несмотря на то, что были другие поэты в стране, по уровню и силе своего таланта ничем не уступающие ему.
Но в истории кыргызской литературы две фигуры сыграли, пожалуй, очень важную роль в том, что называется формированием литературной репутации. Это были М. Алыбаев и Р. Шукурбеков. У «Мидина и Райкана» – так их по именам называла, всегда связывая их воедино, народная молва – литературная репутация была совершенно уникальной.
Бесспорно, это были выдающиеся поэты и сатирики, которые оставили немало прекрасных произведений литературы после себя. Если Р. Шукурбеков начал печататься еще в 20-е годы, хотя настоящее признание его таланта пришло только после войны, то М.Алыбаев по праву может считаться представителем военного поколения - он стал одним из ведущих и самых прославленных поэтов кыргызской литературы ХХ века. В глазах публики эти два имени еще при жизни были окружены легендами, о них говорили, их цитировали, рассказывали об их неординарной личной жизни, что само по себе было очень интересным явлением, своим значением далеко выходящим за пределы собственно литературы. Это были своеобразные вольнодумцы, противопоставлявшие себя «партийным» литераторам, боссам от культуры, всегда выходящие за пределы общепринятых советских норм, оставаясь при этом в явном меньшинстве. Нельзя сказать, что они были диссидентами, но бесспорно то, что их литературное «хулиганство», граничащее с антипартийностью, глубоким отклонением от норм советского морального пуританизма, поведенческая оппозиционность, даже тяга к горячительным напиткам, анекдотам, поэтическому эротизму вызывали устойчивый интерес и всеобщую симпатию к этим фигурам.
Другими словами, личность и образ жизни как Райкана, так и Мидина становились легендами, а их слово, не всегда ими сказанное или произнесенное, переходило в жанр фольклора. Кстати, именно эти авторы острую сатиру и искрометную комедию превратили в самый популярный жанр литературы. Так, комедия «Джапалак Джатпасов» Р. Шукурбекова стала всенародно известной, а знаменитая сатира М. Алыбаева «Ак чүч» («Белоручка») - о разбалованной жене чиновника - стала, без преувеличения, поистине народной. Р. Шукурбеков же прославился еще и тем, что был автором не только собственных прекрасных басен, но и непревзойденным переводчиком на кыргызский язык пьес Н. В. Гоголя, особенно его «Ревизора», а также басен И. А. Крылова.
Поистине всенародной популярностью пользовались лирические стихи М. Алыбаева. Многочисленные эпиграммы, остроты поэта, отрывки из его личных тетрадей, так называемые эшек дептер («ослиные записи») становились достоянием общества, воспринимаясь как своеобразный протест тому партийному официозу и чинопочитанию, которые глубоко проникли в советское общество. Интересно и то, что замечательный переводчик кыргызской поэзии, автор многих сатирических произведений М. А. Рудов свой цикл эпиграмм так и назвал - «Осландия».
Вопреки сложившемуся мнению об Алыбаеве, что он был якобы неким эротоманом, автором стихотворных вульгаризмов, это был самый яркий представитель кыргызского литературного вольнодумства, который, будучи достаточно далек от политики, интуитивно чувствовал фальшь, внутреннюю пустоту и лицемерие советского пуританизма, поэтому вел себя не так, как все, думал свободно, жил богемной жизнью, говорил, что думал. Его спасало то, что все его обжигающие остроты и хулиганские импровизации распространялись изустно, кочевали из уст в уста. Понятно, что ни Мидин, ни Райкан не удостаивались каких бы то ни было наград или официального поощрения при жизни; партийно-советский официоз всячески сторонился от них, но лучшей наградой была самая настоящая всенародная любовь к ним. Их тексты люди знали наизусть, сочинялись песни на их тексты, причем, многие песни считаются народными.
Но в данном случае важно то, что эти два деятеля кыргызской литературы заложили основы некоего демократизма в творческой среде, настоящей светскости, а главное, утвердили на уровне общественного сознания устойчивое мнение о личной свободе художника, отвергающего условности политеса, всегда выражающего свое независимое мнение. А это было бесспорно новым, прогрессивным явлением, которое импонировало публике, вызывало стойкий интерес к личностям этих людей, к их жизни. Так складывались о «Мидине и Райкане» разные были и небылицы, как в свое время они сложились о Есенине и Маяковском в русской литературной и окололитературной среде, в культурном сообществе в целом. Причем, многое из того, что говорилось о личной жизни и поведении этих двух кыргызских художников слова, необязательно могло происходить с ними в реальной жизни, но народное мнение многое приписывало им, потому что велика была вероятность того, что такие свободные суждения могли высказать только такие личности, как М. Алыбаев и Р. Шукурбеков.
Оба вели весьма свободный образ жизни, подчеркнуто дистанцировались от советского официоза, в чем-то противопоставляли себя партийно-бюрократической мишуре, не выходя при этом за допустимые пределы. В сущности, это был богемный образ жизни, что по-своему важно и интересно в любой культуре, в любом светском обществе. Не было большим секретом и то, что оба были небезразличны к горячительным напиткам, могли позволить себе свободное, критическое суждение о ком угодно и когда угодно, а их едкие эпиграммы (это особенно характеризовало М. Алыбаева) и остроты мгновенно становились достоянием широкой публики.
М. Алыбаев, сатирик, личность, творческая индивидуальность занимает в истории кыргызской литературы особое место. Будучи участником войны, воспитанный не столько в традициях народной поэзии, сколько на современной профессиональной литературе, особенно глубоко почитаемом им В. Маяковским (посвятил ему целую поэму - «Мой поэтический отчет перед Владимиром Маяковским»), он совмещал в себе талант блестящего сатирика и тонкого, пламенного лирика, а также поэта-публициста с сильным гражданским задором.
Самое интересное, что однажды резко отозвавшись о лучшем сборнике стихов А. Осмонова «Махабат», он сам пошел по его же тропе, подняв кыргызскую любовную лирику на новый уровень. Алыкул Осмонов больше отличался медитативностью своих душевных излияний, философской глубиной, широтой поэтического мышления, в то время как алыбаевская лирика поражала своей непосредственностью, открытой чувственностью, здоровым гедонизмом, неиссякаемым мотивом обладания. В центре любовной лирики М. Алыбаева находится женщина, прекрасная и недоступная, в то же время воспринимаемая поэтом как высокий культ, как мотив и первопричина истинной поэзии, неразгаданная тайна бытия, источник вдохновения и вечное искушение.
Сатира М. Алыбаева, написанная для публичного декламационного произнесения (это было особенно популярно в 50-60-е годы) акцентным, свободным стихом, носит яркий публицистический характер, имеет открытую социальную направленность. Темы и названия его сатирических произведений говорят о том, что автор был глубоко ангажирован повседневной социальной и морально-этической, даже просветительской проблематикой, а острие его сатиры направлялось против невежества, лености, бюрократизма, самодовольства, особенно творческой недобросовестности, которую поэт так и называл – халтурой. Это понятие настолько сильно и своевременно прозвучало в сатире М. Алыбаева, что твердо вошло в национальный словарь заимствований, в активный лексикон литературных, театральных и музыкальных критиков, даже в быт. Особенно выделяется его цикл «Литературный парад» - собрание эпиграмм и шарад, шуток и иносказаний, снискавших огромную популярность в народе. Мишенью его едких эпиграмм стали такие мастера литературы и культуры, как А. Токомбаев, К. Баялинов, К. Джантошев, М. Рыскулов, А. Салиев и многие другие.
Значение творчества М. Алыбаева и Р. Шукурбекова, если сформулировать коротко, в том, что они возглавили литературное направление или ту школу, которая в сути своей была открыто противопоставлена литературе «социального заказа», поставленной на службу текущей идеологии, партийной задаче. Сложилась так называемая райкан-мидинская школа («Райкан-Мидин мектеби»). Именно эта школа прорубила альтернативный путь развитию кыргызской литературы, завоевав огромную популярность.
Таким образом, вопрос о литературных репутациях - вопрос очень важный и интересный. Это говорит кроме всего прочего и о том, что и в кыргызской советской литературе нашлось место вольнодумству и стилевому демократизму. В целом же кыргызская советская литература была полнокровная, многообразная и динамичная. Вообще, автор этих строк по научным интересам считает себя историком кыргызской литературы, ХХ век называет «золотым веком» отечественной словесности.
Но этот век был бы немыслим без тех литературных репутаций, без того вольнодумства, без тех ярких личностей и творческих индивидуальностей, о двух из которых шла речь в данной статье.