Каналов распространения информации с каждым днем становится больше. Если раньше это ограничивалось только традиционными СМИ, то сегодня любой человек может получить любую информацию из соцсетей, мессенджеров, порталов. Но вместе с положительными моментами эта тенденция имеет и негативный оттенок.
Каждый пользователь может от своего имени или от имени «фейка» распространять информацию, которая может иметь негативные или, более того, разрушительные последствия. О «языке вражды» и роли журналистов и общества целом в борьбе с ним мы говорили в очередном выпуске «Перекрестка». В передаче, записанной накануне дня печати – 7 ноября – приняли участие юрист Института Медиа Полиси Алтынай Исаева, журналист, медиатренер, сооснователь медиакомпании «Капитал» Айсулуу Текимбаева и главный редактор издания Bulak.kg, медиатренер Семетей Аманбеков.
«Азаттык»: Семетей, в прошлом году вы проводили мониторинг на предмет выявления «языка вражды» в медиа. Могли бы вы немного рассказать об итогах исследования?
Семетей: Мониторинг проводился Независимым союзом журналистов. Я там являюсь заместителем председателя, и совместно с айтишниками мы разработали программу, которая мониторит социальные сети и интернет-издания и выдает, в каких высказываниях политиков или пользователей соцсетей есть «язык вражды». И в какой степени он: умеренной, средней или особо тяжкой. Мы взяли период сентябрь-октябрь, когда проводились агитационные мероприятия во время выборов в депутаты ЖК. Исследовали более 20 интернет-изданий, а также социальные страницы в «Фейсбуке», «Инстаграме» и «Твиттере». Но результаты исследований оказались самыми печальными. Потому что если в интернет-изданиях «язык вражды» был еще более или менее, то в соцсетях - просто ужас. Впервые мы привлекли эксперта, специалиста, лингвиста, филолога и с их помощью создали кыргызский вариант «языка вражды» - «кастык тили» называется.
Читайте также В Центральной Азии ужесточают правила деятельности в СетиИ то, что творилось тогда в кыргызскоязычном сегменте «Фейсбука», например, это, наверное, можно выделить в особый вид «языка вражды» - особо брутальный или особо жесткий. Там были и призывы к каким-то насильственным действиям, свергнуть конституционный строй, в общем, ужас, что там творилось. Мы должны были презентовать программу сразу после выборов. Через октябрьские события презентовали и показали, что действительно, когда «язык вражды» накаляется в интернет-пространстве, оно потом, как следствие, выливается на улицы. Так и случилось. И именно вот эти призывы - выйти на площадь, захватить власть, разгромить «Белый дом» - они прямо витали в соцсетях.
«Азаттык»: То есть результаты этого исследования - это только верхушка айсберга?
Семетей: Да, небольшая верхушка айсберга. Но у нас цель и была - попробовать сначала в кыргызскоязычном сегменте. Как это получится? А потом уже эти недочеты делать. И я вам скажу, что именно в тот период - с 4 сентября по 3 октября - просто нечто творилось, ну, и в итоге это вылилось в октябрьские события.
«Азаттык»: Айсулуу, я видел несколько публикаций именно о «языке вражды» с вашей стороны в социальных сетях. Как вы считаете, почему такие настроения витают у нас в медиа?
Айсулуу Текимбаева: Давайте начнем с того, что в традиционных медиа, тех, которые мы называем профессиональными, я бы не сказала, что так развит «язык вражды». Как упомянул Семетей, это больше относится к социальным сетям - к тому, что мы называем новыми медиа. Именно поэтому сегодня и «Фейсбук», и «Инстаграм» разработали свою политику без «хейт спич». Конечно, для каждого сектора, для каждого региона, для Кыргызстана - давайте тоже брать его как отдельный регион, должен быть свой контекст. В соответствии с этим контекстом мы можем определять, какие слова относятся к «хейт спич», а какие слова - нет. Если брать в целом, почему «язык вражды» появляется в социальных медиа, то здесь нужно учитывать, что в первую очередь в социальных медиа – это отражение настроения общества.
То есть, насколько общество разрознено, насколько много злобы и вот этого неприятия, враждебного порой отношения к отдельным группам, по большей части к меньшинствам, это может быть национальное или религиозное меньшинство. Социальные сети – это просто отражение.
«Азаттык»: Наверное, традиционные СМИ должны играть роль некоего арбитра, да?
Айсулуу Текимбаева: Да, есть такой небольшой перечень, он может расширяться - того, что должны делать средства массовой информации. Я сейчас добавила бы туда инфлюенсеров. Что должны делать люди, которые сами по себе медиа в социальных медиа? В первую очередь - объяснять, что такое «язык вражды», показывать разнообразие нашего общества, чтобы не осталось маленьких каких-то групп людей, которые невидимы.
«Азаттык»: У нас было несколько кейсов, когда привлекали за публикации в социальных сетях. В каких случаях люди все-таки должны привлекаться к ответственности? А в каких случаях это больше давление на конкретных людей, на свободу слова?
Алтынай Исаева: Когда говорим о «языке вражды», ему как такового определения единого в международных документах либо какой-то единой позиции на национальном, на международном уровне нет. Разные документы по правам человека дают разные определения. Те же самые платформы, про которые Айсулуу говорила, тот же самый «Фейсбук», «Ютуб», в их пользовательских соглашениях -они также по-разному его определяют. Если говорить о каких-то признаках «языка вражды», то это всегда выражение вражды к какой-то группе людей, человеку - в силу того, какими признаками он обладает, чем он отличается от других. Всегда «язык вражды» – это чувство враждебности, отвращения, дискриминация, осуждение. В нашем законодательстве понятие «языка вражды» определяется как экстремизм, экстремистская деятельность. У нас есть статья Уголовного кодекса, которая предусматривает ответственность за возбуждение розни на религиозной, региональной и этнической отличительности. На международном уровне этих защищенных характеристик намного больше, чем у нас.
Что я имею в виду? Как отметили мои коллеги, «язык вражды» сразу сам по себе не может повлечь за собой ответственности. Надо разделять по степени тяжести. Мягкий «язык вражды» или, как мы говорим, допускаемый «язык вражды», есть средней тяжести и есть «язык вражды», за который однозначно должна последовать уголовная ответственность. Когда мы говорим об уголовной ответственности, речь всегда идет о призывах к совершению каких-то насильственных действий по отношению к определенной группе по признакам религии, региона, этноса либо национальности. У нас в законе нет формулировки призывов к насильственному действию. То есть, любое выражение мнения, даже если оно под собой содержит какое-то чувство, например, осуждение или дискриминацию, но там нет призывов к насильственному действию, государство сразу имеет полномочия привлекать человека к уголовной ответственности и лишать его свободы. Да, мы говорим, что язык вражды должен отличаться согласно законодательству, к сожалению нет такого разделения у нас.
Вне зависимости от формы высказывания, от тяжести того, что было сказано, вне зависимости от того, наступили негативные последствия или не наступили, государство имеет возможность лишать свободы человека. Например, случай с преподавателем КГУСТА, уже лет пять, наверное, когда на просторах «Фейсбука», когда им был опубликован комментарий о советской архитектуре, где он выразил свое предложение любителям Советского Союза покинуть страну. Надо говорить, что в силу того, что это выражение было сказано преподавателем, определенной группе этот комментарий мог быть неприятен. И в данном случае, что могло бы наступить для данного преподавателя? Его могла общественность осудить, ему могли на уровне вуза сделать какое-то предупреждение о том, что преподавателю недопустимо так выражаться. Потому что априори преподаватель – это человек, на которого равняются учащиеся. Но если в его речи отсутствовали призывы к насильственным действиям, если в его речи невозможно было конкретно определить, против какой конкретной группы это выражение было направлено, по признакам национальности, региона, этноса, и нет самого главного - призыва к насилию, соразмерно ли, если его посадить на тот момент минимум на пять лет в колонию усиленного режима? Это не соразмерно.
Сокращенная текстовая версия