Его последний проект "Коренные народы Сибири" – это не просто серия фотопортретов, а попытка зафиксировать и сохранить хотя бы на фотокадрах быт, традиции и культуру коренных малочисленных народов, многие из которых находятся на грани исчезновения.
© Александр Химушин / The World In Faces
Путешествию по родной Сибири Александр Химушин посвятил последние полгода. Путешествует он в одиночку, за свой счет, на собственном автомобиле, в котором и ночует.
– Приходилось во время работы над проектом попадать в какие-то экстремальные ситуации?
– В прошлом году я в морозы поехал снимать эвенков, и по пути мой автомобиль провалился под лед при переправе через реку. Я думал, что вообще там утону, меня чудом спасли. Местных жителей предупредили по рации, что едет фотограф. Они стали беспокоиться, почему я не появляюсь, и поехали навстречу. Когда они меня подобрали, мы поехали на их старом УАЗике дальше. Они на нем ныряли в такие броды, которые мне описывать страшно. На середине одной реки заглох мотор, мои сопровождающие повыскакивали из машины и камнями крошили лед. Все это время я боялся, что холодная вода хлынет в автомобиль и я угроблю всю свою технику. К счастью, нам удалось выехать. Дальше надо было переходить часть реки вброд, но мне не подошли сапоги и местные жители несли меня на руках. Так вот мне удалось попасть к эвенкам в стойбище.
© Александр Химушин / The World In Faces
В Сибири бывает, что единственный транспорт, которым куда-то добраться, – это вертолет. Иногда приходится ехать на автомобиле 500 км по тайге, чтобы попасть в какой-то населенный пункт. Например, чтобы добраться до небольшого села негидальцев (малочисленного народа в Приамурье. – СР), нужно было проехать весь Хабаровский край на машине. Передвигаться по тайге, потом еще по реке, чтобы добраться до единственного села в стране, где остались представители этого коренного народа.
В Иркутской области есть народ, который называется тофалары. Они проживают только в трех селах, которые отрезаны от всего мира и находятся в Саянских горах, у них нет дорог. Только два месяца в году можно добраться по зимнику (временной зимней дороге. – РС). В остальное время – только по воздуху. И эти села не связаны друг с другом: они находятся на расстоянии 50–70 км друг от друга, а между ними – непроходимая тайга. Вертолет садится сначала в одном селе, потом летит в другое – туда добираются только таким способом. И у тофаларов нет мобильной связи, она до сих пор у них не работает.
– В каких регионах вы побывали в рамках проекта "Сибирь" и сколько коренных малочисленных народов уже удалось снять?
– Вообще, я путешествую по миру уже 10 лет с небольшими перерывами, всего объехал 85 стран. Путешествия по Сибири – это только часть моего большого проекта, который называется "Мир в лицах" (The World In Faces), над которым я работаю последние 3 года. Последние полгода провел в Сибири, проехал на машине 25 тысяч километров от Бурятии до Сахалина: побывал в Республике Саха, Хабаровском крае, Приморье и на острове Сахалин.
© Александр Химушин / The World In Faces
Все эти народы разные. Например, эвенки расселены на очень большой территории: часть проживает в Бурятии, часть – в Якутии, Амурской области, Красноярском крае. Хотя сейчас многие из них поменяли стиль жизни, но до сих пор есть места, где у эвенков сохранилось традиционное оленеводство. Был я у адыгейцев в Приморье, которые живут компактно только в двух селах. У них до сих пор основной способ заработка – это собирательство: в то время года, когда нет снега, они ищут корни женьшеня в тайге. Потом они продают это дорогое растение китайцам, и на эти деньги существуют. Народы у Охотского моря, орочи, например, живут за счет рыбной ловли. Государство им как коренным народам выделяет определенные квоты. Это позволяет им заниматься своим традиционным промыслом – рыболовством.
Я хотел бы показать людям разнообразие и красоту людей, живущих в этом регионе– Вы родились в Сибири. Что нового поняли про этот край, работая над проектом?
– Да, я родился в Сибири, в Якутии, и значительную часть жизни прожил в Якутске. Уехал оттуда в достаточно зрелом возрасте. Я хотел бы показать разнообразие и красоту людей, живущих в этом регионе. Недавно в Бурятии я открыл буклет турагентства, и там есть красочные картинки Байкала, Камчатки, но о людях, которые населяют эти территории, нет ни слова.
Как-то во время путешествия я увидел справочник "Энциклопедия коренных и малочисленных народов России", специально выпущенный Академией наук. Я обратил внимание на то, что последние фотографии там датированы 40–60-ми годами. Некоторые народы в энциклопедии вообще отсутствуют, во многих главах вообще нет ни одной фотографии. Мне захотелось это исправить.
© Александр Химушин / The World In Faces
– Это и есть цель вашего проекта?
– Своим проектом "Сибирь" я бы хотел обратить внимание на культуры коренных малочисленных народов России. Они всегда находились под угрозой исчезновения – с момента освоения Россией Сибири, многие народы и исчезли уже. Те, кто остались, пережили тяжелые времена в прошлом веке, когда в годы коллективизации их насильно собирали в колхозы и заставляли заниматься тем, что они никогда не делали. Когда колхозы развалились, коренное население уже забыло те промыслы, которыми раньше занимались их предки. На ситуацию повлияла и активная ассимиляция, и то, что не поощрялось изучение родного языка. В результате сегодня на родном языке говорят одна-три бабушки, и больше никто его не знает. Некоторые народы представлены последней сотней человек.
Почему-то информация о том, что могут исчезнуть редкие животные – леопард, белый медведь, – вызывает в обществе больший резонанс. Животные – это важно, не спорю, но когда исчезают целые народы, это ведь тоже трагедия. Почему-то на это обращают гораздо меньше внимания.
Только один дедушка разговаривает на тофаларском языке, да и тот украинец– Какие народы Сибири сейчас находятся на грани исчезновения?
– Например, у тофаларов (малочисленный народ в Восточной Сибири. – РС) только один дедушка разговаривает на тофаларском языке, да и тот по национальности украинец. Такая ирония судьбы. Я спрашивал его, почему так получилось. Он рассказал, что в 30-е годы еще маленьким ребенком оказался в Сибири вместе с сосланными сюда родителями, рос вместе с детьми-тофаларами и выучил их язык в совершенстве. Так получилось, что его сверстники уже ушли из жизни, а он остался один из того поколения. У представителей коренных малочисленных народов во всем мире почему-то небольшая продолжительность жизни. Они больше подвержены заболеваниям, к которым нет иммунитета, видимо, он не заложен на генетическом уровне. Сейчас к этому дедушке приезжают лингвисты, создают учебник тофаларского языка, пытаются его восстановить.
У негидальцев тоже на национальном языке говорит только одна женщина. Она в разговоре со мной только рукой махнула – считает, что этот язык уже не восстановить. Этим летом я был на Сахалине у народа уйльта. Их осталось около двухсот человек. Сто живут в одной части, а другая сотня живет на 500 км севернее. Из них всех тоже на сегодня осталась только одна женщина, которая говорит на родном языке. Хуже ситуация уже быть не может.
– Как местные жители вас принимают, как относятся к тому, что вы их фотографируете?
– Многие откликаются на мои просьбы и встречают тепло. Ценят то, что я приехал к ним за многие тысячи километров по собственной инициативе. Местные жители стараются помочь мне найти костюмы, организовать съемки, рассказывают, показывают. Как правило, меня селят или в какую-нибудь школу, или в дома местных жителей.
Был на Сахалине у народа уйльта, их осталось около двухсот человекЯ объясняю им цель проекта, рассказываю о том, что он некоммерческий, что я просто хочу рассказать миру об этом народе. Находятся активисты, которые мне очень помогают на местах, например, представители Ассоциации коренных и малочисленных народов. Они гордятся своей культурой и хотят, чтобы об их культуре как можно больше узнали.
– Какие герои фотографий вам особенно запомнились?
– Я хорошо помню всех героев своих фотографий, и с каждым связана какая-то история. Например, как-то должен был встретиться с одним дедушкой в Бурятии. Ему передали, что я приеду к нему в деревню и сфотографирую, только не сказали когда. Я по дороге задержался и приехал к этому дедушке вечером. Оказалось, 92-летний старик ждал меня с утра и все это время сидел при параде – в традиционном народном костюме, при орденах. Мне было очень неудобно перед ним. Когда я его сфотографировал и мы сели пить чай, он достал из кошелька тысячу рублей и хотел дать мне за то, что я его снимал. Конечно, я не взял денег и извинился перед ним за опоздание.
У эвенков мне запомнилось, что оленеводы свою зимнюю национальную одежду хранят в тайге. Это такие колоритные меховые куртки и длинные унты, как болотные сапоги. Весной эвенки везут их в тайгу, потому что в доме они хуже хранятся, может моль съесть. Вкапывают в лесу ветки как столбы, делают навес и кладут на него вещи, завернутые в тюки, чтобы звери не залезли. Там одежда и лежит до следующей зимы. Еще меня шокировало, что эвенки живут в палатках зимой. В самые лютые морозы проводят в жилище из обычного брезента с дырками, на полу еловые ветки настелены, буржуйка стоит. Похороны у них тоже необычно проходят, они не закапывают гробы в землю, а ставят их в тайге на помост из деревьев.
Оленеводы свою зимнюю национальную одежду хранят в тайге– Почему вы наряжаете людей в эти национальные старинные костюмы, а не снимаете их такими, какие они есть на самом деле в повседневной жизни? Не интереснее ли их снять в их реальной жизни?
– Я стараюсь найти подлинные, старые костюмы из "бабушкиных сундуков". Фотографирую то, что могу найти, чтобы сохранить для истории, для потомков, потому что этих народов, если ничего не изменится, не останется уже в ближайшие десять-двадцать лет. Не будет никакой традиционной одежды, да вообще ничего. Но настоящие, сохранившиеся до наших времен национальные костюмы найти бывает очень трудно. Конечно, мне хочется снять все самое красивое. У каждого народа есть какие-то мастерицы, которые шьют национальную одежду, занимаются ремеслами, но их очень мало. Часто бывает, что изготовленные недавно костюмы, например, для какого-то ансамбля оказываются совершенно неинтересными: дешевый люрекс, китайская вышивка. Подлинные костюмы – это очень ценная находка. Помню, мне как-то женщины принесли фамильное серебро – тяжелые, большие украшения, которые хранились с 18-го века и передавались по наследству.
(Чтобы посмотреть галерею фотографий Александра Химушина из цикла "Коренные народы Сибири" кликните на следующий снимок)
"Сибирь в лицах"
– Что будет в себя включать второй этап вашего путешествия по Сибири?
– Теперь я начал движение на запад: планирую побывать в Республике Тыва, на Алтае, объехать приевропейский Север. Там очень много интересных территорий, до которых невозможно добраться автомобилем. Например, меня приглашают полететь на вертолете с учеными на полуостров Таймыр. Там проживают четыре коренных малочисленных народа, о жизни которых мне хотелось бы узнать больше. Я собираюсь туда отправиться в феврале, когда еще будет полярная зима, температура будет в районе минус 40 градусов. Пока не знаю, как буду фотографировать в таких условиях.
Александр Химушин
Там еще будет полярная ночь. А у меня есть специфика: я люблю натуральный свет на фотографии. До полярной серии я в принципе не использовал никакие вспышки. Теперь ради этих съемок мне пришлось приобретать световое оборудование, потому что все время будет темно. Это будет лишь маленький эпизод большой поездки. Я собираюсь путешествовать по Сибири до ноября следующего года.
После этого я собираюсь осесть на год дома, в Австралии, и заняться обработкой отснятого материала. Уже собрано колоссальное количество фотографий, которых хватит не на одну книгу.