Во время очередного взрыва в субботу 25 мая в Махачкале пострадали 18 человек, двое, включая смертницу - Мадину Алиеву, погибли. По данным спецслужб, Мадина дважды была замужем за боевиками. Ее первый муж Али Алиев был убит летом 2009 года, второй, Курбан Джапаев, был уничтожен в ходе контртеррористической операции в Каспийске в 2012 году. 13 мая Мадина Алиева ушла из дома и была объявлена пропавшей без вести. О том, что заставляет молодых женщин идти на смерть и убивать других, Радио Свобода рассказала специальный корреспондент еженедельника "Русский репортер", писательница Марина Ахмедова, изучающая феномен женщин-террористок на Кавказе, автор книги "Дневник смертницы. Хадижа".
– Как происходит вербовка женщин-смертниц? Как происходит их подготовка?
– В той книге, которую писала я, я выбрала историю о погибшем любимом человеке. Потому что любовь становится чаще всего таким движущим фактором. Убивают кого-то, случается тяжелая депрессия, тяжелое переживание по поводу потери. И человек находится в нестабильном состоянии. Его легко убедить что-то сделать. Потом ему же прививают чувство ненависти. К примеру – по отношению к полицейским. Они враги. Поэтому говорят, что надо отомстить. А бывают просто девушки фанатично настроенные. Я была потрясена, когда узнала об одной их таких, для нее это был личный осознанный выбор. Я разговаривала с людьми на Кавказе, разбирающимися в этой теме, они придерживаются мнения, что большинство девушек-смертниц по доброй воле смертницами не были. Это было какое-то определенное доверие к людям, которые попросили их перенести какой-то предмет. Они поверить не могли, что люди из близкого окружения решили принести их в жертву, что они могут взорваться, что в какой-то момент это устройство срабатывает.
– Их обманывали?
– Я сама не знаю – обманывали или не обманывали. Но я слышала это мнение, и оно очень распространено среди кавказских аналитиков, а также среди силовиков.
– У каждой девушки/женщины-смертницы своя история. Если попробовать некий анализ провести, каков их социальный состав, примерный возраст, профессия, если есть, семейное положение. Какие они?
– Когда мы приехали (по-моему, это был конец августа прошлого года) в Дагестан, я должна была брать интервью у одного академика по заданию редакции. Когда самолет сел, мы узнали, что смертница взорвала шейха Саида Афанди. Мы сразу поехали на его похороны, а на следующий день я пыталась узнать все, что могу, об этой смертнице. Говорили, что она русская.
Вообще существует мнение, что в основном это очень молодые девушки. Молодые, мол, более подвержены убеждению. С ними можно поговорить. Их легко сбить с пути. А вот эта девушка разбивала все стереотипы. Ей было, кажется, 29 лет.
Еще считалось, что эти девушки, как правило, не имеют высшего образования. Они не знакомы с искусством. Они не знают, что в мире есть что-то прекрасное. А эта девушка была актрисой драматического театра. Началось все с того, что брат ее мужа (ее муж вместе с ней работал в театре) примкнул к салафитам и стал очень жестко проповедовать ислам. Для них это как обязанность – заниматься такой деятельностью – рассказывать, что все должны становиться мусульманами. А коль ты мусульманин, ты должен соблюдать это, это и это. Муж попал под его влияние. А потом они начали ее уговаривать, что надо носить хиджаб и т.п. Она и начала в какой-то момент носить хиджаб. А потом взорвали машину, где находился ее муж. Он погиб. Она пришла в морг, стала выпрашивать, чтобы ей показали тело. Каким-то образом она выпросила его голову, уже всю покореженную, унесла эту голову с собой. Она с этой головой спала.
– О Боже!
– Я подумала, что когда любишь человека, наверное, нет ничего ужасного в том, чтобы спать с его головой.
– Получается, что история женского терроризма – это, как правило, история любви?
– Да, есть такие истории, их много. Я встречала девушек, у которых мужья были убиты. Они были полны ненависти и желания отомстить. Но я знаю, что есть и другие истории. В большинстве случаев они могут просто переносить что-то по чьей-то просьбе.
– И сами не подозревают, что произойдет взрыв. Их обманывают, да?
– Возможно.
– Что должно произойти с женщиной, чтобы она согласилась стать террористкой-смертницей? Она может пожертвовать своими детьми ради того, чтобы пойти кого-то взорвать и умереть?
– А как пожертвовать? Оставить их сиротами? Вы это имеете в виду?
– Да.
– Так они это и делают. Если начинаешь разматывать весь этот клубок, в какой-то момент тебя просто одолевает животный ужас. Есть истории разные. Когда, например, во время спецоперации убивают молодых женщин, а потом в yоutube появляются ролики, что девушка из осажденного дома звонила кому-то и говорила, что ей предлагают выйти. А какая-нибудь салафитка ей отвечала – нет, ты что, не сдавайся, не выходи. Она говорит – я же беременная. А та ей – пять минут и ты, и твой ребенок в раю. У них есть представление, что они сразу попадут в рай. Обычный человек наличие рая подвергает сомнению. А они говорят – наше отличие от вас в том, что мы знаем, что рай есть. Они даже не то, что верят, они говорят, что знают. Случаи там разные. Кто-то хочет попасть в рай первым классом на экспрессе.
– Есть хотя бы примерная информация о количестве потенциальных смертниц на территории России? Масштаб проблемы мы можем сейчас осознать?
– Сказать, сколько их, невозможно. И как мы можем осознать масштаб проблемы, если процесс не закончился, а, я бы сказала, только начинается. Есть определенные факторы, которые влияют на то, что молодые люди становятся смертниками. Их много. Во-первых, волна исламизации. Отсутствие социальных лифтов. Если он сидит во дворе и грызет семечки с утра до вечера, ему просто заняться нечем, он благодатная почва для распространения каких-то дурных идей. Там происходят ежедневные спецоперации. В остальной России считается, что мирного населения война не касается, она происходит между силовиками и боевиками. Тем не менее, мирное население, дети постоянно становятся свидетелями этого. И у каждого есть родственники. И эти родственники могут находиться либо среди бандподполья, либо среди силовиков. Конечно, люди возмущаются. Троюродный брат ничего не сделал. Почему его убили? Да и спецоперации, на мой взгляд, проводятся бездарно. Я не верю, что нельзя этих людей арестовать, нельзя их судить. Почему всегда надо уничтожить? И это вызывает обратную реакцию. Чем больше спецопераций, тем больше недовольных, тем больше возмущенных. Плюс безработица и т. д. Образование очень плохое. Коррупция в вузах. Это клубок. И смертники есть среди русских, которые приезжают, принимают ислам. Поэтому я не вижу никаких предпосылок к тому, чтобы это остановилось. Даже если мы определим, сколько этих людей, то какая разница. Например, если в год будет 20 этих взрывов, то они 20 человек израсходуют, а на следующий год у них еще 20 появится. Потому что их, на самом деле, прибывает.
Русская служба РСЕ/РС
– Как происходит вербовка женщин-смертниц? Как происходит их подготовка?
– В той книге, которую писала я, я выбрала историю о погибшем любимом человеке. Потому что любовь становится чаще всего таким движущим фактором. Убивают кого-то, случается тяжелая депрессия, тяжелое переживание по поводу потери. И человек находится в нестабильном состоянии. Его легко убедить что-то сделать. Потом ему же прививают чувство ненависти. К примеру – по отношению к полицейским. Они враги. Поэтому говорят, что надо отомстить. А бывают просто девушки фанатично настроенные. Я была потрясена, когда узнала об одной их таких, для нее это был личный осознанный выбор. Я разговаривала с людьми на Кавказе, разбирающимися в этой теме, они придерживаются мнения, что большинство девушек-смертниц по доброй воле смертницами не были. Это было какое-то определенное доверие к людям, которые попросили их перенести какой-то предмет. Они поверить не могли, что люди из близкого окружения решили принести их в жертву, что они могут взорваться, что в какой-то момент это устройство срабатывает.
– Их обманывали?
– Я сама не знаю – обманывали или не обманывали. Но я слышала это мнение, и оно очень распространено среди кавказских аналитиков, а также среди силовиков.
– У каждой девушки/женщины-смертницы своя история. Если попробовать некий анализ провести, каков их социальный состав, примерный возраст, профессия, если есть, семейное положение. Какие они?
– Когда мы приехали (по-моему, это был конец августа прошлого года) в Дагестан, я должна была брать интервью у одного академика по заданию редакции. Когда самолет сел, мы узнали, что смертница взорвала шейха Саида Афанди. Мы сразу поехали на его похороны, а на следующий день я пыталась узнать все, что могу, об этой смертнице. Говорили, что она русская.
Вообще существует мнение, что в основном это очень молодые девушки. Молодые, мол, более подвержены убеждению. С ними можно поговорить. Их легко сбить с пути. А вот эта девушка разбивала все стереотипы. Ей было, кажется, 29 лет.
Еще считалось, что эти девушки, как правило, не имеют высшего образования. Они не знакомы с искусством. Они не знают, что в мире есть что-то прекрасное. А эта девушка была актрисой драматического театра. Началось все с того, что брат ее мужа (ее муж вместе с ней работал в театре) примкнул к салафитам и стал очень жестко проповедовать ислам. Для них это как обязанность – заниматься такой деятельностью – рассказывать, что все должны становиться мусульманами. А коль ты мусульманин, ты должен соблюдать это, это и это. Муж попал под его влияние. А потом они начали ее уговаривать, что надо носить хиджаб и т.п. Она и начала в какой-то момент носить хиджаб. А потом взорвали машину, где находился ее муж. Он погиб. Она пришла в морг, стала выпрашивать, чтобы ей показали тело. Каким-то образом она выпросила его голову, уже всю покореженную, унесла эту голову с собой. Она с этой головой спала.
– О Боже!
– Я подумала, что когда любишь человека, наверное, нет ничего ужасного в том, чтобы спать с его головой.
– Получается, что история женского терроризма – это, как правило, история любви?
– Да, есть такие истории, их много. Я встречала девушек, у которых мужья были убиты. Они были полны ненависти и желания отомстить. Но я знаю, что есть и другие истории. В большинстве случаев они могут просто переносить что-то по чьей-то просьбе.
– И сами не подозревают, что произойдет взрыв. Их обманывают, да?
– Возможно.
– Что должно произойти с женщиной, чтобы она согласилась стать террористкой-смертницей? Она может пожертвовать своими детьми ради того, чтобы пойти кого-то взорвать и умереть?
– А как пожертвовать? Оставить их сиротами? Вы это имеете в виду?
– Да.
– Так они это и делают. Если начинаешь разматывать весь этот клубок, в какой-то момент тебя просто одолевает животный ужас. Есть истории разные. Когда, например, во время спецоперации убивают молодых женщин, а потом в yоutube появляются ролики, что девушка из осажденного дома звонила кому-то и говорила, что ей предлагают выйти. А какая-нибудь салафитка ей отвечала – нет, ты что, не сдавайся, не выходи. Она говорит – я же беременная. А та ей – пять минут и ты, и твой ребенок в раю. У них есть представление, что они сразу попадут в рай. Обычный человек наличие рая подвергает сомнению. А они говорят – наше отличие от вас в том, что мы знаем, что рай есть. Они даже не то, что верят, они говорят, что знают. Случаи там разные. Кто-то хочет попасть в рай первым классом на экспрессе.
– Есть хотя бы примерная информация о количестве потенциальных смертниц на территории России? Масштаб проблемы мы можем сейчас осознать?
– Сказать, сколько их, невозможно. И как мы можем осознать масштаб проблемы, если процесс не закончился, а, я бы сказала, только начинается. Есть определенные факторы, которые влияют на то, что молодые люди становятся смертниками. Их много. Во-первых, волна исламизации. Отсутствие социальных лифтов. Если он сидит во дворе и грызет семечки с утра до вечера, ему просто заняться нечем, он благодатная почва для распространения каких-то дурных идей. Там происходят ежедневные спецоперации. В остальной России считается, что мирного населения война не касается, она происходит между силовиками и боевиками. Тем не менее, мирное население, дети постоянно становятся свидетелями этого. И у каждого есть родственники. И эти родственники могут находиться либо среди бандподполья, либо среди силовиков. Конечно, люди возмущаются. Троюродный брат ничего не сделал. Почему его убили? Да и спецоперации, на мой взгляд, проводятся бездарно. Я не верю, что нельзя этих людей арестовать, нельзя их судить. Почему всегда надо уничтожить? И это вызывает обратную реакцию. Чем больше спецопераций, тем больше недовольных, тем больше возмущенных. Плюс безработица и т. д. Образование очень плохое. Коррупция в вузах. Это клубок. И смертники есть среди русских, которые приезжают, принимают ислам. Поэтому я не вижу никаких предпосылок к тому, чтобы это остановилось. Даже если мы определим, сколько этих людей, то какая разница. Например, если в год будет 20 этих взрывов, то они 20 человек израсходуют, а на следующий год у них еще 20 появится. Потому что их, на самом деле, прибывает.
Русская служба РСЕ/РС
