Ссылки для упрощенного доступа

23 апреля 2024, Бишкекское время 17:16

«Каждый день мы подвергаемся испытанию, являемся мы манкуртами или нет… »


Ирмтрауд Гучке.
Ирмтрауд Гучке.

Впервые с мастером Ирмтрауд Гучке познакомилась в свои девятнадцать, учась еще на филфаке университета в Йене тогда еще ГДР. Очевидно - через «Джамилю». Впечатление было настолько сильным, что выйдя из библиотеки, будущая айтматоведка чуть не попала под машину.

Диплом, диссертация, докторская, 5 поездок в Кыргызстан и три изданные книги – несколько десятилетий своей работы госпожа Гучке посвятила творчеству когда-то незнакомого писателя из далекой страны. Но именно в мысли и слове Чингиза Айтматова она нашла ответы на собственные вопросы.

В этот раз Ирмтрауд Гучке, литературный критик, журналист и писатель-айтматовед, приехала в Кыргызстан как гость Иссык-кульского форума «Чингиз Айтматов и вызовы современности». По этому случаю мы рады приветствовать ее в студии «Азаттык».

Про айтматовских «маленьких людей»

Может быть, сначала меня привлекала сильная эмоциональность его творчества. Очень эмоционально он пишет, очень поэтически он пишет. Потом после «Повести гор и степей» - «Белый пароход». Ах! Испугалась! Я прочитала его и подумала: «Как трагично, ой-ой-ой… Страшно!». Вообще, творчество Айтматова отличается особым трагизмом. Надо понимать, откуда этот трагизм.

Маленький мальчик в «Белом пароходе» - он такой же сильный, как Джамиля.

«И дольше века длится день» - там меня поразил образ буранного Едигея, человека труда. Весьма неприятного, можно сказать – степь, метель, ужас. Один знаменитый переводчик спрашивал: «Зачем он ставил человека в такие условия и сделал его героем? Ведь это кошмар! Нельзя, чтобы человек жил в таких условиях!». А меня все-таки поражал этот героизм, эта человеческая сила. Буранный Едигей – сильный человек. Он может стать примером. Обычный железнодорожный работник не будет говорить о космосе, а он, этот Едигей, думает обо всем, что есть на свете. Он носит мир на своих плечах. Он чувствует себя не мелким, а великим человеком, который обязан нести весь мир.

Айтматов и его герои чувствуют ответственность за все, они перешагивают границы обычного. Едигей идет к космодрому и требует, чтобы открыли кладбище. Другой человек сказал бы: «Не получится, меня не пустят…». А он это делает, потому что он чувствует внутреннюю ответственность за все. А я думаю, что и Айтматов так думал. По-моему, в 70-е годы он говорил, что человек должен стать хоть один раз в жизни Дон Кихотом, что человек должен делать, может, что-то неразумное, а просто искреннее. Он не признает какую-то власть, эта власть – в нем самом, в душе. В душе – бог.

Вы чувствуете это в его произведениях. Всегда люди делают что-то необычное. Начинается это с Джамили. Она перешагивает границы допустимого. То, что она делает – для нас это тогда не было чем-то особенным. Хорошо, она влюблена, и она идет к нему. Нормально, я бы тоже так сделала. Но тогда, во время войны, она еще и замужем, муж ее на фронте… Это было просто недопустимо. Но она решилась. И вот все герои Айтматова такие решительные.

Про айтматовский трагизм

Трагизм возникает, когда такой человек стоит у пределов. Маленький мальчик в «Белом пароходе» - он такой же сильный, как Джамиля. Он говорит себе: «Нет, я здесь не останусь, я уплыву к своему отцу на белом пароходе». Он не знает, что умрет. А вот трагизм в том, что он все-таки умрет. Трагизм в том, что все-таки этот ужасный Орозкул может дальше там работать и быть деспотом. Вот это трагизм. И трагизм в душе читателя превращается в вызов, что нельзя это терпеть, что нужно против этого что-то делать.

Про главные айтматовские темы

Одну главную тему - нет, определить нельзя. Можно сказать, что это любовь - всюду, во всех произведениях она есть. Другая главная тема – отношение человека к природе. Еще одна главная тема – мечта об обществе справедливости. И уже Танабай в «Прощай, Гульсары!» говорит: «Ах, о чем мы мечтали, и что сбылось?». Если у тебя высокие идеалы, и они не сбываются, то у тебя возникает горькое чувство разочарования. Это горькое чувство Айтматова сопровождало его всю жизнь.

И еще одна важная тема, которая была видна уже в «Материнском поле» - это взгляд на Землю сверху. Я сегодня не знаю никого другого из мировой литературы, который имел такой универсальный взгляд на Землю. Он всегда «ставил» своих героев на национальную почву, но они думали в рамках человечества. Раньше, в социалистические времена, употреблять слово «общечеловеческое» было как-то странно, мы ведь думали о классовых врагах. А Айтматов думал в рамках общечеловеческих понятий. В драме «Восхождение на Фудзияму» как раз показан спор между классовым и общечеловеческим. И Айтматов более и более тяготел к последнему.

Айтматов чувствовал себя наследником великих гуманистов. Он занимался мировой литературой и долгие годы – Библией.

Это очень важно, чтобы мы учились думать в таких понятиях. Ведь мир един, хотя мы еще не живем на этой планете - Лесная Грудь («экологически чистая, абсолютно мирная планета без войн и конфликтов» из романа «И дольше века длится день» - прим. ред.) Даже наоборот – кажется, что наш мир разделяется. Это такой период. Такой период национальной изоляции, который противопоставлен слишком рано, слишком быстро начавшейся глобализации.

Если бы Айтматов жил сегодня, ему было бы очень больно видеть, что происходит. Очень больно. И он чувствовал бы свое бессилие. Конечно, положено сказать это здесь в Кыргызстане… Мы сейчас хвалим мастера, мы его говорим о его силе, но он был человеком. Человеком очень мудрым, и в нем самом был этот трагизм, потому что как раз бессилие… Что он может сделать против насилия и противостояния народов? Может выразить опасения и свое слово. Но что слово может сегодня менять? Может менять. Нам нужно упорство, нам нужна настойчивость.

В «Материнском поле» Толгонай обращается к матери-земли, и она ей отвечает: «Ах, вы все люди на свете! Я – бесконечная, у меня есть место для всех вас. Зачем вести войну?». Такое высказывание в то время - смелое.

Про айтматовскую веру

Айтматов чувствовал себя наследником великих гуманистов. Он занимался мировой литературой и долгие годы – Библией. Он интересовался христианским верованием. Я до сих пор не знаю, был ли он мусульманином или нет. Его мать была воспитана в духе ислама, а он сам – я не знаю. В его произведениях чувствуется только религиозность общая.

Чингиз Айтматов встречается со своими читателями. Ирмтрауд Гучке (вторая справа). Берлин, 1973 год.
Чингиз Айтматов встречается со своими читателями. Ирмтрауд Гучке (вторая справа). Берлин, 1973 год.

Когда я спросила у него, во что он верит, он как-то не мог дать ответа. Потому что нескромный вопрос, потому что вера – интимное дело. Я спросила: «Тенгри?». Он засмеялся, сам удивился моему вопросу. Конечно, в его произведениях еще чувствуется следы тенгрианства. Природа, господь белого неба и мать-земля. Он рос в айыле Шекер, когда там еще были живы кочевые традиции. Тенгрианство – влияние бабушки, влияние матери – это уже ислам, отец, наверное, был атеистом, и вообще все окружение было атеистское. А он сам искал себе какой-то путь. Ведь он вел большую беседу с японским монахом Дайсаку Икеду как раз о таких темах. И не чувствовалось в этой беседе, будто он мусульманин. Вчера один переводчик утверждал, что Айтматов все-таки был мусульманином. Не знаю.

Про айтматовскую память

Легенда о манкурте имеет многие стороны. Толкование здесь, наверное, такое, что важна потеря национальной памяти. Конечно, Айтматов не отверг бы это – потерять национальную память – страшно, но это только часть проблемы. Он говорит о личности, о человеке, который не знает, кто он. Птица Доненбай кричит: «Кто ты? Каково твое имя? Твой отец Доненбай! Вот твой отец!». Конечно, в этом предложении – айтматовская память отца, он всегда думает об отце. «Твой отец Доненбай! Но кто ты?» - этот крик имеет не только национальное значение. Это уже вопрос зрелой индивидуальности, самостоятельного человека со своими координатами, связанными между собой мыслями и действиями. Это не личность, которая находится только в коллективе, в национальном коллективе - это самостоятельный человек. Айтматов сам был таким самостоятельным человеком.

Вся печаль в этом романе - сын Казангапа. Он манкурт, он чиновник в городе. Это человек, который подчиняется власти, который корыстен и хочет для себя только «жрать, жрать, жрать».

Конечно, нам нужна память нашей национальной жизни. Нам в Германии это очень важно. До такой степени важно, что мы часто даже имеем проблемы со своей национальностью. Потому что так много преступлений мы совершили, и это бремя вины. Из-за этой вины мы очень осторожно приближаемся к проблеме национальности. У нас был такой гимн: «И не выше, и не ниже других народов мы хотим быть. Мы хотим быть равны с другими». И немцам надо это повторять, повторять, повторять, потому что они тяготеют к тому, чтобы чувствовать себя выше – некое национальное высокомерие всегда нам грозит. Поэтому у нас не говорят о национальности, эта тема принадлежит уже не нам, а тем кругам, которые хотят опять вести нас в направлении национализма. Большое различие между Кыргызстаном и Германией, но многие преступления были совершены из-за чувства национальной гордости. Всюду-всюду. Айтматову было это чуждо.

Книга Ирмтрауд Гучке "Обещание журавлей. Путешествие в мир Айтматова".
Книга Ирмтрауд Гучке "Обещание журавлей. Путешествие в мир Айтматова".

Вся печаль в этом романе («И дольше века длится день» - прим.ред.) - сын Казангапа. Он манкурт, он чиновник в городе. Это человек, который подчиняется власти, который корыстен и хочет для себя только «жрать, жрать, жрать». Больше ничего, никаких других интересов. Над тобой власть, и ты подчиняешься ей, потому что она дает тебе есть - это и есть манкурт, который не имеет никакого собственного морального «позвоночника». Каждый день у нас такое испытание, являемся ли мы манкуртами или нет. И каждый день надо себе говорить: «Нет! Я не манкурт, я этого не сделаю, я пойду другим путем». Слово «нет» - уже очень сильное слово. Так что образ манкурта важный, серьезный и глубокий.

Про айтматовскую мифологию

Использование писателем мифов и сказок открывает духовное пространство, связь времен, чтобы читатель смог оторваться от повседневности. Повседневная жизнь имеет такую силу, что она может владеть нами, и мы не можем смотреть дальше. Мы - заключенные повседневности. А писатель открывает двери и показывает нам, что от этой повседневной жизни идет дорога назад и вперед. При этом мы не должны чувствовать себя мелкими. Наоборот. Это мы владеем настоящим, будущим и прошлым.

Айтматов возвышает человека. Это самое важное. Он возвышает того читателя, который берет в свои руки его книгу. Он говорит ему: «Ты не такой мелкий, ты не муравей, ты человек. У тебя есть слово. Ты можешь смотреть в будущее и прошлое. И ты не манкурт, ты – свободный человек». Надо каждый день понимать, что происходит, чтобы не быть глупым. И находить в себе силы на это каждый день.

В повести «Пегий пес, бегущий краем моря» маленький мальчик, который один в океане, видит звезду в небе. Он туда направляет свою лодку. Иметь такую звезду в небе – это важно. Большинство людей ее не имеет. Они мучаются и наслаждаются в своей повседневной жизни, но звезды у них нет.

Про айтматовское познание

Я иду к Айтматову своим путем. Читаю вновь и вновь его произведения. Занимаюсь этими произведениями, впечатлениями, отражениями этих произведений в моей душе. Значит, заниматься Айтматовым – смотреть в собственную душу. Что для меня так важно? Почему это для меня так важно?

Каждый человек немножко по-своему читает. Если взять 10 умных людей, которые читали Айтматова, каждый будет говорить о чем-то немножко другом, что стало для него важным.

«Айтматов не признает какую-либо власть, эта власть - в нем самом...»
please wait

No media source currently available

0:00 0:25:38 0:00

XS
SM
MD
LG