Прежде чем или вместо того, чтобы радостно дарить и принимать довольно унизительные тюльпаны в «праздник весны и женственности», посмотрите «Айку» - фильм с очевидным феминистским посылом. Да, вы хотите получать подарки - это нормально. Да, вам «депрессии и в жизни хватает» - это правда. Да, феминизм вам кажется нишевым движением каких-то недолюбленных чудачек - это понятно. Да, вас не особо трогают попытки запретить женский марш или зарезанный ребенок Бурулай - это, как ни странно, тоже объяснимо. Однако хотеть оставаться в зоне слепоты, простите – это глупо и грубо. Посмотритесь в это зеркало. Оно настолько чистое и выправленное, что в этот раз вы не сможете спрятаться от своего отражения.
Первая Самал
Фильмография Сергея Дворцевого, российского режиссера чимкентского происхождения, до 2008 года состоит исключительно из документалистики. Тогда его дебют в игровом кино – картина «Тюльпан» о жизни чабанов в казахской провинции, в которой Самал Еслямова снялась еще будучи студенткой ГИТИСа – был отмечен главным призом второй по значимости в Каннах программы «Особый взгляд». Спустя 10 лет уже на саму Золотую пальмовую Дворцевой выдвигает результат шестилетнего труда и второго по счету сотрудничества с актрисой из Петропавловска – историю на обычно игнорируемую русским кино, но совершенно выгодную (в лучшем смысле этого слова) тему миграции. Миграции не просто трудовой и центральноазиатской, а именно женской и материнской. К этому отсылает и международное название «Айки» – «Мой маленький».
Главный трофей последних Канн забирают «Магазинные воришки» из Японии, однако ведущие мастера мирового кино (жюри основного конкурса возглавила прекрасная австралийка Кейт Бланшетт) признают лучшую женскую роль именно за казахстанкой. И это, пожалуй, в разы весомее, чем замеченное всеми включение «Айки» в шорт-лист оскаровского «Лучший фильм на иностранном языке». Обратившись к более чем 70-летней истории Каннского фестиваля, вы увидите, что Самал Еслямова, как у нас нынче имеют привычку выражаться, по сути, ворвалась в историю.
Это первая из постсоветского и редкая из азиатского (четвертая после Мэгги Чун из Гонконга в 2004 году, кореянки Чон До Ён в 2007 году и филиппинки Жаклин Хосе в 2016 году) пространства актриса, которая становится лучшей исполнительницей женской роли на площадке старейшего кинофестиваля в мире. Теперь имя казахстанки в одном списке с такими знаменитостями как Диана Крюгер, Джулианна Мур, Жюльет Бинош, Кирстен Данст, Руни Мара, Шарлотта Генсбур, Пенелопа Крус, Изабель Юппер, Бьорк, Хелен Миррен, Мерил Стрип, Изабель Аджани, а ранее величины вроде Кэтрин Хепберн и Софи Лорен по тому же поводу появлялись на набережной Круазет. Более того, за всю историю Канны лишь единожды награждали за лучшую мужскую роль человека из бывшей страны советов - россиянина Константина Лавроненко за работу в «Изгнании» 2007 года Андрея Звягинцева. Однако достижение Самал Еслямовой важно не только в контексте уникальности, но и символичности – «Айка», как кто-то постиронизировал в «Твиттере», сделала для феминизма больше, чем нашумевшая кампания Reebok.
Прозрачный человек
Это только с одной стороны «Айка» выглядит как история про мигрантские мытарства с беспросветным исходом. Оно, конечно, так, и позже вас ждут восхищения в адрес автора (простите, но мужчины), которому без схожего эмпирического багажа удалось добиться почти что фактической репрезентации нишевой вселенной «гастарбайтеров».
А пока – к нашему феминизму. Героиня с достаточно обезличенным именем Айка (которой с равным успехом могут быть как Айгерим с Айпери, так и Айчурек с Айгуль – любая из нашего миллиона) проживает не какой-то уникальный, а хотим мы этого или нет, вполне расхожий мигрантский сценарий: изнасиловали, забеременела, родила, оставила. Все шесть дней из жизни (если это можно так назвать) героини – хаотичная, отчаянная и со стороны бессмысленная борьба в московских джунглях. Только что родившую, измученную и буквально кровоточащую женщину не волнует ни брошенный ею ребенок, ни ее воспаленное тело. Единственное, что занимает женщину вполне в здравом уме и твердой морали – поиск денег.
Этот поиск не от жадности, не от собственных потребностей и даже не от прихотей родственников-иждивенцев. Когда-то Айка, мечтая открыть собственный бизнес, одолжила у своих «черных» соотечественников сумму денег. И теперь этот (по большому счету - мизерный) счет преследует по пятам совершенно изнеможённую новоиспеченную мать, переворачивая с ног на голову систему человеческих координат. Какие-то несчастные 200 тысяч рублей на весах как самой Айки, так и всего окружающего ее мира с пугающей определенностью перевешивают ценность человеческого достоинства и человеческой жизни. Отчетливо зритель это почувствует, когда героиня хладнокровно предлагает своего ребенка («со всеми справками») как эквивалентную расплату.
Если «маленький человек» в русской литературе настолько мал, что дальнейшему уменьшению не подлежит, то об Айке уместно говорить как о прозрачном человеке. Она вдребезги одна. Никакой восхваляемой родовой солидарности (если только в это не входит истерично названивающая из Кыргызстана сестра). Никакой национальной поддержки (напротив, пресловутые джунгли «злой Москвы» во многом состоят из своих же соотечественников). И, конечно, нулевая миграционная политика, о которой в ФМС вспоминают лишь в своих алчных коррупционных порывах, именуемых проверками.
Никто Айку не замечает. Никто ее не жалеет. Никому она не нужна. Встретив единственное на своем пути сочувствие в виде добросердечной эжешки из ветклиники, как дикое животное она недоверчиво и наотмашь отказывается его принимать. Напротив, загнанная в угол, она даже не пытается жаловаться, просить помощи, обращаться к кому-либо. Айка не восстает против вездесущих давления, жестокости и безразличия. До самого конца (когда она впервые кормит ребенка набухшей от молока грудью) она вообще остается эмоционально отчужденной к своему положению. Напрашивающиеся все полтора часа слезы героини – тихие, подавляемые короткие всхлипывания – хоть и являются, наконец, уже прорвавшимся нервом, однако еще более заряжают трагизмом открытый финал фильма.
Вовсе не страдалица
При всем при этом в чем Айке нельзя отказать, так это в стремлении к выживанию. Одно только наличие характера отрывает ее от классического маленького человека. Айка, конечно, угнетена, но не малодушна. У этой кроткой, терпеливой девушки с настороженным взглядом исподлобья и тонким тихим голосом – трезвые цели и амбиции. «Я не собираюсь, как ты, родить пятерых детей и жить как попало!», - в сердцах кидает она своей наседающей сестре. Айка стремится к финансовой независимости, она вынашивает надежды о собственном бизнесе. Она видит для себя будущее, она настойчиво борется за него.
К середине фильма зритель открывает в героине наступательную жилку. Окружающая ее среда настолько агрессивна и маргинальна, что вскрывает в этой «хрупкой представительнице слабого пола» проявления агрессии, вранья, грубости. Если надо – она и сама может быть волком. Айка – не страдалица, Айка – воин. Она – не инфантил, она – актор. Айка не жалеет себя, и вы не жалейте.
Кратчайший эпизод, раскрывающий феминистскую линию картины: реакция 25-летней девушки на влюбленного в нее соседа. Все эти воздыхания для нее абсурдны. И это совсем не вопрос мужененавистничества. Айке просто некогда думать о сердечных делах, она не может себе этого позволить. И хотя мы все еще мыслим женщину как инфантильное и почти бессознательное существо (разве «она» и «оно» не идентичны для большинства?), которое требует заботы, опеки, некоего патронажа, которому от жизни требуется исключительно счастье женского рода, которое само по себе прожить не хочет и не может, которое ждет появления мужчины как господнего пришествия - в существующей реальности эти представления и практики давным-давно себя изжили. Айка, к которой мы можем приравнять любую кыргызскую женщину вне зависимости от возрастной или классовой принадлежности, уже давным-давно сама себе защитник, сама себе добытчик, сама себе личность. Она уже давным-давно сама.
«Айка» идет в кинотеатре «Ала-Тоо» каждый вечер. Стоит поспешить - не факт, что прокат будет долгим.
